Остин позавтракал, оделся и обошел кованую решетку, отделявшую его дом от дома соседей. Их дверной молоток, холодный и тяжелый, удобно лег в его руку. Он постучал в дверь.
А потом почувствовал, что воротник давит ему шею. Остин неловко сунул свою шляпу под мышку и пригладил влажные от дождя волосы. Правый сапог, похоже, жал. И он вдруг подумал: «А застегнут ли жилет как следует?»
Дверь открылась, и слуга Милхаусов уставился на него с удивлением. Молодой человек еще больше удивился, когда Остин назвал ему свое имя, но все же впустил его в дом.
Дамы сидели в гостиной в задней части дома. В камине весело горел огонь, создававший атмосферу уюта. Одна из дам — в чепце с удивительной отделкой — вскочила с места.
— Дорогой капитан! — воскликнула миссис Милхаус, протягивая к нему руки. — Добро пожаловать домой. Мы так рады снова вас увидеть.
Остин взял ее за руки — и выронил свою шляпу. Слуга незаметно подобрал ее и вышел из комнаты.
— Да вы еще и с невестой! Как романтично! Она рассказала мне душераздирающие истории.
О Господи! Остин стиснул руки миссис Милхаус и отпустил их. Он вполне мог представить, что за истории рассказала ей его невеста.
Эванджелина тоже встала, но осталась стоять у спинки дивана в стиле чиппендейл. Остин повернулся к ней — и замер.
Это было настоящее чудо! Эванджелина была в богатом синевато-сером платье, чуть собранном под грудью и ниспадающем до пола. Фишю[9] прикрывало ее плечи и перекрещивалось на груди; концы же были заправлены за пояс платья. Маленький чепец, отделанный кружевом, украшал ее волосы. Завитки, сверкающие как золото, выбились из прически и вились до плеч. За стеклами очков, словно бриллианты, блестели ее серые глаза.
Остин долго молчал, любуясь ею. Да, она очень красива… Красива всегда — и в рваной сорочке, и в бушлате не по размеру, и кутающаяся в простыни на его койке. Да-да, она всегда оставалась красавицей.
— Что ж, вот и хорошо, — весело сказала миссис Милхаус. — Пойду посмотрю, чем там занимается мистер Милхаус. Ему нравится, когда я рядом с ним, пока он пишет свои письма. Прошу меня извинить.
Остин пробормотал:
— Да, конечно. — И поклонился.
Эванджелина же вообще ничего не сказала. Сжав кулаки, она не сводила своих серых глаз с Остина.
Миссис Милхаус улыбнулась им, выходя из гостиной, и осторожно закрыла за сбой дверь.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Остин, прерывая молчание.
Эванджелина поигрывала складками платья.
— Миссис Милхаус была очень добра.
Остин остро чувствовал отчуждение, которое сейчас возникло между ними.
— Сожалею, что мне пришлось покинуть тебя. У меня было столько дел, и я подумал, что тебе будет лучше покинуть корабль.
— И поэтому ты назначил бедного мистера Сьюарда моей сторожевой собакой.
Капитан невольно улыбнулся:
— Но ты же не могла добраться сюда одна. И еще я хотел, чтобы ты была под защитой, пока я не покончу со своими делами.
— Ты имеешь в виду… — Она сделала такое движение, будто шелестела бумагами. — Или нашу свадьбу?
— И то и другое.
— Понимаю. Удивлена, что ты не приказал мистеру Сьюарду запирать меня в моей комнате на ночь.
Остин на это ничего не ответил; он рассматривал расписные карнизы на потолке.
Эванджелина покраснела.
— Ах, да ведь ты так и сделал!
— Я готов сделать все, чтобы защитить тебя, Эванджелина.
— Или держать меня в тюрьме.
— Что тебе больше нравится.
Она скрестила руки на груди.
— Остин, пожалуйста, прекрати эти глупости. Ты не хочешь жениться на мне.
— Нет, хочу.
— Ты просто хочешь держать меня рядом с собой, чтобы я никому не рассказала… — Она снова пошелестела воображаемыми бумагами. — В общем, сам знаешь.
— Все это скоро окажется в руках высшего начальства, и нам обоим ничего больше не будет грозить.
— Что все это значит, Остин? — Она шагнула к нему и понизила голос. — Кто эти люди?
Ее близость тотчас возбудила его, и теперь ему уже были не так важны столь мелкие заботы, как возможное падение новой нации.
— Я все тебе расскажу, когда это будет безопасно для тебя.
— Но я могла бы просто уехать. Возможно, если бы я уехала в одну из отдаленных колоний где-нибудь на юге, где никто обо мне даже не слышал, я оказалась бы в безопасности.
Отпустить ее? Нет, это немыслимо! Однажды он ее уже терял, и ему была тягостна каждая минута, когда ее не было рядом.
— Эти земли теперь уже не колонии.
Она отмахнулась:
— Как бы ты их ни называл — в Каролине меня никто не знает.
— В этом ты не можешь быть уверена. Мы страна маленькая по числу жителей. Такое впечатление, что все друг друга знают. Сплетни распространяются повсюду, даже в Каролине.
Она подбоченилась.
— Остин Блэкуэлл, назови мне хоть одну логичную причину, почему ты должен жениться на мне.
Губы его растянулись в улыбке. Он протянул руку и ухватил ее за локон.
— Логика тут ни при чем. За тобой нужно присматривать.
— Я слышала, как ты говорил это лорду Рудольфу.
Так, значит, она подслушала их разговор на палубе в ту ночь. Остин почувствовал раздражение. Он только пытался заставить лорда Рудольфа замолчать и уйти. А женщины… они так любят толковать все неправильно.
— Да, говорил. И что же?
Глаза Эванджелины сверкнули.
— И еще я слышала, как ты сказал… Ты сказал, что если бы другие женщины оставили тебя, то ты испытал бы облегчение. И многие ли женщины добивались тебя?
— Ну, быть женой капитана — это в некотором роде… престижно.
— Так почему ты не женишься на той, которая хочет стать капитанской женой?
У Остина перехватило горло. Положив руку на плечо Эванджелины, он ответил:
— Потому что мне не нужна такая женщина.
Ресницы ее затрепетали. Залившись краской, она пробормотала:
— Ты делаешь ошибку, Остин. Ты отказываешься от того, что любишь.
Он покачал головой:
— Нет-нет, я ведь так долго убегал. Убегал от своей жены, от своей… — Он помолчал. — От своей жизни. И я хочу сейчас остановиться.
— Ты хочешь разозлить меня, Остин.
Он коснулся губами уголков ее рта.
— Разозлить женщину, которая пробудила меня к жизни? Ты меня недооцениваешь, мой воробышек.
Дыхание ее участилось. Остин поцеловал ее, и она, закрыв глаза, тихо вздохнула, понимая, что опять сдается.
Глава 22
Ее губы согревали его — нежные, податливые, с легким привкусом сахара.
Закрыв глаза, он подумал: «Скоро она станет моей. Моей женой. Как только будут выполнены все формальности».