Эванджелина оторвала лепесток уже поникшей розы и помяла его в пальцах. Аромат тотчас наполнил комнату. О, как бы ей хотелось иметь подругу, с которой она могла бы поделиться, спросить совета… Мистер Сьюард и миссис Милхаус считали, что для нее выйти замуж за капитана Блэкуэлла — это просто замечательно. А мистер Милхаус, с которым он встретилась за завтраком, проворчал:
— Для этого человека самое время жениться снова.
И не было сомнения, что и ее кузина Бет одобрила бы такой брак. Почему бы старой деве возражать против брака с состоятельным и красивым капитаном?
Но она-то знала, что если отдаст ему свое сердце, то он разобьет его. И тогда ее поглотит одиночество. Она будет лежать ночами без сна в их постели, пока он будет бороздить морские просторы, стремясь сбросить оковы, которые приковали его к суше.
Темный экипаж с лошадями с плюмажами подкатил к дому Остина. Экипаж был низкий и шикарный, что свидетельствовало о достатке — как и ливрейный слуга, который спрыгнул с запяток и открыл дверцу.
Эванджелина узнала человека, который вышел из экипажа. Лорд Рудольф переоделся: теперь он был в щегольском сюртуке, полосатом жилете, в кожаных бриджах в обтяжку и в высоких блестящих сапогах. Он снял свою треуголку, и заходящее солнце освещало его золотистые волосы и повязку, закрывающую левый глаз.
Эванджелина отошла от окна. Она прихватила легкую шаль и, покинув комнату, быстро спустилась по лестнице. У парадной двери слуга, дремавший на скамейке, вскочил и открыл перед ней двери.
— Скажи миссис Милхаус, что я у соседей, — сказала ему Эванджелина. — Вернусь через несколько минут.
Слуга кивнул, протирая глаза тыльной стороной руки.
Эванджелина быстро зашагала по вымощенной камнем дорожке. Ветерок шевелил листву на ветвях над воротами и на кустарнике у чугунной изгороди. Она вышла за ворота Милхаусов и вошла в ворота Остина. У его парадной двери слуги не было — она видела, как тот побежал с очередным поручением.
Эванджелина отворила тяжелую дверь и вошла в прохладный холл с мраморным полом. Из глубины дома доносились голоса — разговаривали Остин и лорд Рудольф.
Она отворила двустворчатую белую дверь и оказалась в музыкальной комнате. У окна стояло пианино, перед ним — кресла, все еще закрытые простынями.
В противоположном конце комнаты имелась еще одна дверь, и она была открыта. Заходящее солнце заполняло соседнюю комнату красным светом, превращая желтую плитку в оранжевую. И голоса доносились именно оттуда.
Эванджелина поспешно пересекла музыкальную комнату, вошла в распахнутую дверь и оказалась в маленькой гостиной. Здесь с мебели уже убрали покрытия. Кресла и софа, обитые золотым дамастом, стояли перед камином, летом холодным и пустым. Мистер Сьюард стоял у камина, а Остин и лорд Рудольф стояли в центре комнаты, лицом к лицу. Капитан грозно хмурился, а лорд Рудольф смотрел на него холодно и пренебрежительно.
Оба обернулись, как только Эванджелина вошла в комнату.
Лорд Рудольф улыбнулся:
— Эванджелина, моя спасительница…
Он подошел к ней и, взяв ее руки в свои, поцеловал пальчики.
— Руди, вы так и не попрощались со мной, — укоризненно сказала она. — Мистер Сьюард сказал, что вы покинули корабль сразу, как только спустили сходни.
Лорд Рудольф в смущении пробормотал:
— Ну, у меня были… срочные дела.
— Он хочет сказать, что сбежал, пока его не разоблачили, — заметил Остин. — Потому что он английский шпион.
— Вы так полагаете? — спросил англичанин.
— Да. Потому что это единственное приемлемое объяснение вашего присутствия в Гаване и отказа рассказать вашу историю. Сомневаюсь, чтобы старший сын важного лорда бродил по свету, позволяя арестовать себя в самых странных местах, просто ради развлечения. Вот почему вы так много знаете о вещах, знать которые вам не положено.
Лицо мистера Сьюарда приобрело свирепое выражение.
— Английский шпион? Надо было вам позволить мне убить его, сэр, когда у меня была такая возможность.
Губы лорда Рудольфа побелели.
— Я прибыл сюда, чтобы спасти вашу бесполезную голову, Блэкуэлл, а не выслушивать оскорбления. Эванджелина, ваш будущий муж замешан в опасных интригах. Вы должны об этом знать.
Он, должно быть, имел в виду эти бумаги. Девушка закусила губу.
Остин же спокойно возразил:
— Об этом вы ничего не знали бы, будь вы просто беспутным сыном лорда.
Лорд Рудольф утвердительно кивнул:
— Да, вы правы. Во благо его величества я действительно держу открытыми глаза и уши, чтобы узнавать вещи, которые король может считать… интересными. Но мои путешествия на сей раз не имеют ничего общего с вашей скромной миссией. И я здесь для того, чтобы сказать вам: держитесь подальше от этого дела. Ради Эванджелины, если уж не ради себя самого.
Эванджелина шагнула вперед.
— Мне хотелось бы, чтобы вы выразились яснее. Какая опасность грозит ему?
Остин пристально взглянул на нее:
— Тебе не стоит об этом волноваться. Возвращайся к соседям и жди, пока я не пошлю за тобой завтра.
Подбоченившись, Эванджелина заявила:
— Я собираюсь стать твоей женой, Остин. И я хочу знать, какая опасность может грозить будущему моему мужу.
Остин приподнял бровь:
— Ах, так больше нет споров насчет того, что ты станешь моей женой?
— Ты лишил меня возможности принимать решение, и тебе это известно.
— Вы располагаете опасными сведениями, Блэкуэлл, — продолжал лорд Рудольф. — Любой из вашего списка готов позаботиться о том, чтобы вы никогда не заговорили об этом.
— Значит, вы видели список?
Рудольф покачал головой:
— Просто я знаю о его существовании. А подробности мне неизвестны.
— Мне известны! Я видела список! — заявила Эванджелина.
Лорд Рудольф уставился на нее с удивлением:
— Вы позволили ей это, Блэкуэлл? Вы с ума сошли?
— «Позволил» — не то слово, — заметил Остин. — Но она видела список.
— А это имеет отношение к войне? — спросила Эванджелина.
Лорд Рудольф кивнул:
— Это список тех проклятых глупцов, которые желают вернуть колонии под английское правление.
Остин внимательно посмотрел на него:
— А вы разве этого не хотите?
— Нет. Прежде всего то была глупая война. На практике Англия не правила этими колониями уже десятилетия. Эта часть империи обходилась нам слишком дорого, и она не стоила того, чтобы ее содержать.
Сьюард едва сдерживался, и Остин знаком велел ему помолчать. Потом спросил:
— Что бы вы стали делать с этим списком, если бы он у вас был?
