писали бы отказов. Да где взять материалы? Директор четырежды просил разрешения на восстановление корпуса. Дважды отказали, на третий раз ответили туманно: «Просьбу учтем», а недавно в министерстве просили обождать до осени.
Вадим обнаружил в комитете за шкафом фотогазету. От долгого лежания фотографии покрылись желтыми пятнами, но все же было видно, что механическими мастерскими старого корпуса мог бы гордиться даже крупный завод. Аккуратно отклеив фотографии, Вадим вложил их в учебник физики. На занятиях книгу взял Антон, и фотографии разожгли в нем желание побывать в старом корпусе. Вадим уступил его настойчивым просьбам. Чтобы избежать любопытных, они решили ночью пробраться в полуразрушенное здание.
Подготовку к вылазке взял на себя Антон. У кочегара он выпросил старые комбинезоны, из стола дневального унес запасную свечу. Вход в старый корпус загораживал покоробленный лист фанеры, подпертый простым деревенским засовом. Вадим бесшумно снял засов, осторожно сдвинул фанеру и первым проник в зал. Антон шел следом, высоко держа свечу. Узкое пламя, вздрагивающее от сквозняков, освещало небольшую часть помещения.
В главный зал попали две бомбы. Из-под каменных глыб торчали железные ребра раздавленных станин, сплющенные батареи парового отопления. Наиболее сильно пострадала стена, выходящая на черный двор. Антон насчитал девять проломов.
Долго Вадим и Антон лазали по глыбам. Осмотрели главный зал, затем проникли в галереи. Уходить не хотелось, но «местная электростанция», как Антон шутливо называл свечу, стала работать с перебоями. Он, обжигая пальцы, бережно собирал оплывший парафин и старательно наставлял комочки к тающей кромке. Скоро остался огарок, который невозможно было удержать в руке, пришлось его укрепить на спичечной коробке и торопливо пробираться к выходу.
Ночная вылазка не осталась в тайне. Кто-то из ребят увидел, как Вадим и Антон выходили на черную лестницу, как в ту ночь в старом корпусе блуждал огонек.
Спустя несколько дней в Таврическом дворце собрались юноши и девушки Ленинграда. Многие из них были здесь впервые. Но этот зал с белыми колоннами, амфитеатром, заставленным рядами тяжелых кресел, был им хорошо знаком. Здесь выступал Ленин. И вот с этой исторической трибуны комсомолец Дмитрий Горунов сказал простые слова:
— Строителей мало, домов разрушенных в нашем городе много. Каждый из нас должен сделать вывод. Лично я изучу ремесло каменщика и по вечерам буду работать на стройке.
Утром слова паренька с Выборгской стороны Горунова повторили тысячи молодых ленинградцев. Антон отобрал у Якова газету и умчался в канцелярию, разыскал кусок картона, лезвием безопасной бритвы вырезал газетный столбец, наклеил его между двумя фотографиями старого корпуса и наверху некрасиво, но броско написал: «Восстановим!». До вечера Антон таскал свою «молнию» под гимнастеркой, на последнем уроке он незаметно передал сверток Вадиму и вскоре получил обратно. К уголку была приколота записка: «Антон, приветствую. Действуй».
Еще зимой в училище среди ремесленников один только Вадим мечтал о восстановлении старого корпуса, теперь ему приходилось остужать пыл товарищей. На уроке черчения братья Ростовы набросали эскиз расположения токарных станков в главном зале, тогда как за этот урок им нужно было снять размеры и сделать чертеж привода плоскошлифовального станка.
Время, проведенное в танковом полку, письма с фронта, беседы Евгения Владимировича наложили заметный отпечаток на характер Вадима. Он научился трезво, без излишней горячности, решать серьезные дела. Молча и терпеливо Вадим подбирал материалы для восстановления старого корпуса. В папке с пометкой «строго секретно» хранились чертежи, копии докладных директору и служебных записок.
Антону не нравилась «восстановительная канцелярия». Занятый хлопотами, Вадим не подозревал, что затевается бунт. В субботу заседал комитет. Повестка дня была исчерпана. Оставалось закрыть заседание, но Вадим, бывая в партийном бюро, ввел и у себя порядок спрашивать в конце у членов комитета, нет ли каких-либо замечаний и пожеланий. И тут с места поднялся Георгий.
— Почему нашему училищу опять отказали в выдаче наряда на кирпичи?
— Комитет не занимается хозяйственными вопросами, — попытался Вадим уклониться от ответа.
— Кирпичные заводы работают круглые сутки, в городе есть кирпич, — упрямо возразил Георгий. — Училище, которое выпускает токарей, в первую очередь, должно быть обеспечено материалами.
Георгий торопливо развернул свернутые в трубочку бумаги, громко, внятно, словно на уроке у Марии Ивановны, зачитал жалобу на Ленплан, проект письма в Кремль. Жалоба и проект, написанные на меловой бумаге каллиграфическим почерком, вызвали у членов комитета должное уважение.
Горячность Антона, — а Вадим и не сомневался, что это он подбил Георгия на выступление, — могла погубить задуманный план. Вадим выступал в прениях, четыре раза давал справки, просил повременить, подождать, его осторожность шла вразрез с настроениями активистов. Вадим задумался: может быть, правы товарищи? Он снял свое предложение…
Комитет поручил Вадиму и Антону отредактировать и отправить письмо. В этот же вечер в него были внесены поправки, о которых говорили на заседании.
Антон считал, что письмо в Кремль необходимо отправить с нарочным. Это, по его мнению, более надежно, а главное, быстрее. Он убедил и Вадима. Но где взять нарочного? Попросить командировку? Николай Федорович не одобрит эту затею. Зачем, мол, занимать дорогое время у членов Политбюро по будничному делу. Вот так скажет и попробуй, возрази. Антон упорствовал:
— Сколько народу ездит в Москву. Неужели не найдем человека?
— Чужого?
— Иной чужой лучше родного.
Этот разговор происходил в понедельник утром, а вечером, надев парадное обмундирование, Вадим и Антон сказали, что их вызвали в горком комсомола на совещание, а сами поехали на Московский вокзал.
Поиски подходящего человека были трудны. Взгляды Вадима и Антона прямо противоположны. Вадим отводил одно за другим предложения Антона. У него на фронте сложилось неизгладимое убеждение, что в слово «нарочный» вложен военный дух. Потому он уговаривал Антона не торопиться, есть еще время присмотреться, не так легко найти человека, которому можно довериться.
Ушли два скорых поезда. Началась посадка на «Красную Стрелу». Носильщики скучали от безделья. В экспрессе уезжали ответственные работники, артисты, офицеры. Их дорожный багаж состоял из небольшого чемоданчика, а то и просто из портфеля. Ремесленники усталые ходили по платформе от последнего вагона к паровозу и обратно.
Приближалось время отхода «Красной Стрелы», а еще не был намечен нужный человек. Думалось ребятам, что их затея обречена на провал, придется пакет отправить почтой или отложить поиски на завтра. Вадим первым заметил возле девятого вагона морского капитана. На гладко отутюженном кителе поверх четырех орденских колодок сияли золотом две звезды. Лучшего нарочного трудно было и желать!
— Разрешите, товарищ капитан, обратиться.
Морской офицер, увидев по-военному вытянувшегося ремесленника, не мог сдержать улыбки.
