— То есть, — уточнил Матахатиро, — мне нужно будет охранять этого человека до тех пор, пока он не отправится в Эдо?
— Точно так, сударь.
— И сколько времени он там пробудет?
— Как мне сказали, он надеется подыскать себе дом в Эдо дней за десять.
Десять дней. Выходило, что за работу он получит целых пять рё. Такое предложение выглядело более чем заманчиво. Вот-вот наступят холода, и эти деньги ох как пригодятся.
«Только… как-то слишком все заманчиво…»
Опыт работы телохранителем, добытый потом и кровью, научил Матахатиро, что большое жалование всегда означает большую опасность. Кто же не мечтает найти такую работу, за которую платят много, а делать ничего не надо! Но такие мечты обычно так и остаются мечтами.
Вот и сейчас Матахатиро почуял еле уловимый запах опасности. Его инстинкты телохранителя, начавшие было притупляться за время сравнительно спокойных занятий — грузчиком, помощником мастера в додзё и ночным сторожем, — сразу проснулись.
— Можно тебя спросить кое о чем? — обратился он к Китидзо.
— Да, конечно.
— Для чего родственнику этого Ямамото потребовался телохранитель?
— Тут такое дело, сударь… — Китидзо снова раскрыл конторскую книгу и уставился в свои записи. — Горобэй Какэхи, так зовут этого родственника, изначально служил в некоем клане, затем со службы ушел и поселился в провинции Госю. Денег он, судя по всему, скопил достаточно, поэтому живет себе припеваючи и нужды не знает. В Эдо прибывает по причине судебной тяжбы, а его противник по этой тяжбе уже находится здесь. Так вот, господин Ямамото беспокоится, что этот противник может попытаться напасть на господина Какэхи. Судебные дела, знаете ли, ужасная вещь, особенно запутанные.
— Понятно. Значит, причина в том, что кто-то не прочь учинить насилие.
— Да, но есть и еще одна причина. Для ведения этой тяжбы господин Какэхи привезет с собой крупную сумму денег. А деревня Хирама, по рассказам, находится в совершеннейшей глуши к северо-востоку от храма Дайси[71] — сам-то я никогда дальше этого храма не бывал, — так что, помимо прочего, мне намекнули, что господин Какэхи не хотел бы стать добычей тамошних разбойников.
Китидзо не знал, кто выступает противной стороной в предстоящей тяжбе. Как будущему телохранителю, Матахатиро очень хотелось бы это выяснить, но было уже поздно. Он решил, что, добравшись до Хирамы, обязательно спросит об этом у Ямамото или у Какэхи.
Пока никакой особенной опасности в этой работе он не разглядел. Работа как работа. Если все сложится благополучно, то он, скорее всего, сумеет получить свои пять рё и вовсе безо всякого риска. Уже стоя в дверях, он услышал, как Китидзо, словно желая остудить его радостный пыл, нудным голосом напомнил:
— Не забывайте, пожалуйста, что господин Какэхи приедет двадцать шестого числа. Вам необходимо быть там на день раньше.
— Понял, понял.
— Будьте осторожны.
4
Эдо заканчивался Синагавой, поэтому Кавасаки была первой станцией тракта Токайдо, расположенной за пределами города.
Из дома на задворках храма Дзюсё-ин Матахатиро вышел после полудня. Когда он достиг лодочной переправы через реку Рокуго, солнце уже клонилось к закату. Матахатиро впервые оказался за городской чертой. Перед тем, как отправиться в путь, он спросил у соседей, понадобится ли ему походное платье, на что те с улыбкой отвечали, что паломничество в храм Дайси обычно совершают за один день, поэтому он и вышел, по обыкновению надев хакама и сандалии-сэтта. Соседи оказались правы — еще не наступили сумерки, а Матахатиро уже выходил из лодки на станции Кавасаки.
Эта станция, узкой полосой растянувшаяся вдоль тракта Токайдо, была похожа на обычную деревню, разве что более ухоженную. Народу было немного — путники, отправляющиеся из Эдо ранним утром, проходили через Кавасаки еще до полудня, а те, кто шел в Эдо, видимо, не хотели оставаться здесь на ночлег, когда цель их путешествия была уже рядом.
Правда, существовала одна причина, по которой некоторые не слишком спешащие путники, застигнутые сумерками на подходе к Эдо, предпочитали заночевать в Кавасаки — недалеко от Синагавы, прямо по соседству с трактом находилось место казни преступников под названием Судзугамори. Разумеется, проходить мимо такого места затемно никому не хотелось.
Со стороны станция казалась тихой, но стоило Матахатиро войти за ограду, как его тут же окружил шумный гомон, доносящийся с постоялых дворов и из чайных домиков. Сняв широкую соломенную шляпу, Матахатиро нырнул под крышу первой попавшейся чайной. До наступления темноты еще оставалось время. Матахатиро оказался в Кавасаки быстрее, чем предполагал, поэтому сейчас он мог позволить себе чашку чая, чтобы утолить жажду.
Подошедшую к нему молоденькую девушку он попросил принести чай, а сам уселся отдохнуть на скамью. В чайном домике было пусто, если не считать нескольких посетителей, рассевшихся по разным углам. Все они были в походной одежде. Их короткая передышка на станции Кавасаки означала, что сегодня эти люди еще намереваются дойти до Синагавы или, если они шли из Эдо, до Канагавы — следующей за Кавасаки станции Токайдоского тракта. И в ту и в другую сторону было два с половиной ри[72] пути.
— Деревня Хирама далеко отсюда? — спросил Матахатиро у девчушки, которая принесла ему чай. Она была совсем юной, лет пятнадцати-шестнадцати, с тоненькими пальчиками и такими же маленькими ступнями. Матахатиро подумал, что эта девочка, по всей видимости, только подрабатывала в чайном домике, а значит жила где-то поблизости от станции и должна была знать здешние окрестности.
Совершенно не ожидавшая, что посетитель обратится к ней с вопросом, девочка остолбенела и густо покраснела.
— Далеко? — улыбнувшись, повторил Матахатиро. На этот раз девчушка быстро-быстро замотала головой, после чего повернулась к нему спиной и вприпрыжку убежала на кухню. Ее на удивление пухлые голени, сверкающие из-под укороченного подола кимоно, были темны от загара.
«Забавно бегает, прямо вылитый мальчишка».
Изредка бросая взгляд на редких прохожих, шагающих по тракту, Матахатиро отчего-то вспомнил О-Рин.
С той памятной ночи он ни разу с ней не встречался. И не хотел встречаться. В глубине души он чувствовал что-то вроде угрызений совести за то небывалое наслаждение, которую ему подарила близость с О-Рин. В ту ночь он узнал, что под кимоно, в котором она выглядела подтянутой и даже несколько жилистой, скрывается тело, способное свести с ума любого мужчину — белое, как снег, и гибкое, как кнут.
Любое наслаждение имеет пределы, ступив за которые можно утратить чувство реальности. Той ночью, сжимая О-Рин в своих объятиях, Матахатиро чувствовал, как раз за разом он без страха вторгается в эти запретные пределы. Если и есть на свете женщины, способные погубить мужчину, то одну из них зовут О-Рин.
«Лучше держаться от нее подальше», — думал Матахатиро, ибо осознавал, что сближаясь с такими женщинами, мужчина перестает страшиться даже адских мук.
Выйдя из чайного домика, Матахатиро еще раз спросил у людей, как добраться до Хирамы. Ему сказали, что деревня находится в противоположной стороне от храма Дайси, на расстоянии в половину ри.
Вернувшись обратно почти до самой переправы, он повернул налево и пошел вдоль берега реки Рокуго.
Вскоре река, отражавшая по-зимнему холодное, сумеречное небо, повернула и унесла свои воды на север. Вместе с рекой исчезли из виду и заросли сухого тростника, сплошным ковром покрывавшие берег. Тропинка запетляла между широких полей. Время от времени по пути встречались скопления деревенских домишек в окружении деревьев или маленькие рощицы. На краю просторной равнины синели очертания горы Сагами-Ояма. Матахатиро услышал это название от попутчиков во время переправы через реку.
Похожая на неподвижное крыло гигантской птицы, гора высилась на фоне далекого неба по левую сторону от тропинки, по которой шагал Матахатиро. Временами она исчезала за деревеньками и рощицами, но тут же появлялась вновь.
День быстро клонился к концу, но Матахатиро успел дойти до нужного дома в деревне Хирама, покуда вечерняя заря еще не уступила место ночи.
— О, а я вас уже поджидаю. Милости прошу в дом, — мягким голосом произнес вышедший ему навстречу мужчина и представился: — Тёдзаэмон Ямамото.
Мужчине было за тридцать. Он был высокого роста и крепкого телосложения. Одет в повседневное кимоно с накидкой хаори. Волосы собраны пучком на темени. Но, несмотря на это, с первого взгляда становилось ясно, что в прошлом он был самураем. Лицо его отличалось худобой, подбородок был разделен ямочкой, а в глазах светилась решимость и отвага. Поначалу эти глаза цепко впились в Матахатиро, стоявшего на земляном полу у порога, но через мгновение Ямамото улыбнулся и вежливо пригласил гостя подняться. Женщина средних лет принесла лохань с теплой водой для омовения ног. Движения женщины были грубы и неуклюжи. Скорее всего, она была обычной крестьянкой из этой же деревни, нанятой в качестве прислуги.
