больших высот. При всех его странностях монгольское общество было открыто для полезных иноземцев. Он мог возвыситься до положения знатной особы, возможно, правителя богатой области, как случалось и другим достойным доверия иностранцам. Он мог командовать тысячами в качестве посланца Хубилай-хана, даже завести собственный двор или собственных наложниц. Или же пасть жертвой грубого монгольского правосудия и никогда уже не увидеть родины.
В то самое время, когда казалось, что для Марко нет места во всей Монгольской империи, Хубилай-хан отправил его собирать налоги и главным образом информацию о своей остававшейся большей частью не исследованной державе. В пределах империи Марко оставался, в сущности, тем же, кем был до знакомства с Хубилай-ханом: путешественником.
9
Борьба за выживание
И на пять миль изгибами излучин
Поток бежал, пронзив лесной туман,
И вдруг, как бы усилием замучен,
Сквозь мглу пещер, где мрак от влаги звучен,
В безжизненный впадал он океан.
Марко Поло выехал из Ханбалыка как посланец Хубилай-хана. Ему было немногим больше двадцати, но он отправился без отца и дяди, которых на этой стадии повествования не упоминает в числе спутников. Он по-прежнему пользовался покровительством и благословением хана, гарантией его безопасности, платя за это беспредельной верностью. Несмотря на ожидавшие впереди опасности, он лучился новообретенным сознанием своей важности, вполне объяснимой, если учесть цель его поездки: Ханчжоу, самый большой, богатый и знаменитый из городов Китая. Так же как его отец и дядя в поездках по делам Монгольской империи, он имел при себе золотую пайцзу. Этот драгоценный предмет был длиной фут и шириной три дюйма, с надписью: «Властью вечного Неба, будь свято имя хана. Да будет тот, кто не почитает его, убит». Обладание такой пайцзой означало, что Марко числился в Монгольской державе весьма важной особой и мог в полной мере пользоваться разветвленной сетью ханских гостиниц, дорог и конной службы.
Раскинувшийся на берегах Западного озера Ханчжоу представлял собой неповторимый китайский пейзаж с горами, вздымавшимися над спокойной гладью вод, в которых отражалось само Небо. Город был традиционной столицей династии Сун и совсем недавно был завоеван ведущим военачальником Хубилай-хана, Баяном. Марко как беспристрастный европеец оказался как раз таким чиновником, каких Хубилай-хан предпочитал использовать для надзора за финансовыми делами враждебного или ненадежного населения. Все, что видел Марко после отъезда из Венеции, даже чудеса Ханбалыка, даже сам великий хан, служило лишь прологом к его путешествию в сердце Китая.
Два города соединялись Великим каналом – одним из самых значительных общественных сооружений во всем Китае. Он протянулся на юг от Ханбалыка до Ханчжоу. Канал был главной артерией китайского (и монгольского) судоходства и торговли. Его строительство еще продолжалось, оно велось с перерывами на протяжении нескольких веков, но ко времени поездки Марко близилось к завершению. Марко не дает подробного описания, но, возможно, большую часть пути к Ханчжоу он проделал по Великому каналу.
Выехав из Ханбалыка, Марко увидел «очень большой каменный мост» через быструю реку, уходившую к «Океан-морю» [26]. По его оценке, мост имел «триста саженей в длину и восемь саженей в ширину» – достаточно, чтобы десять всадников могли проехать в ряд, стуча подковами по гладкому камню. «И он имел двадцать четыре арки и двадцать четыре опоры, поддерживавшие их над водой, – говорит он, – весь он из серого мрамора, очень хорошо сработан и хорошо укреплен. По обе стороны моста красивые стены из мраморных плит и колонн… в голове моста мраморная колонна, а под колонной мраморный лев, и на колонне – другой». С моста открывался вид, обширный, как сам Китай. Впечатлительный молодой человек легко мог убедить себя, что весь мир лежит у его ног, да в каком-то смысле так оно и было. Мост – не только чудо архитектуры, но и символ, обозначал вступление в новые земли, новое сознание, новую жизнь. Ступив на него, Марко продолжил не только свое путешествие, но и путь внутреннего преображения. Он ощущал, как растет и меняется с каждым шагом, переходя из твердыни власти монголов в сам Китай.
Проезжая по мосту, он рассуждал об усердии и изобретательности, каких потребовало его сооружение. «От колонны до колонны, – замечает он, – мост огражден плитами серого мрамора, украшенными различными скульптурами и скрепленными по бокам колонками, по всей длине моста до конца, чтобы люди, переходящие по нему, не упали в воду». Всего он насчитал шестьсот этих изящных колонн, каждую из которых венчал лев или другое животное «из очень хорошего мрамора».
Это сооружение, известное ныне как «мост Марко Поло», и до сего дня сохранилось почти таким, каким видел его Марко. Законченный в 1192 году мост назывался также «мост Гуанли». Его каменные пролеты соединяют берега реки Лугоу. Исторические хроники указывают, что Лугоу была «быстрой и бурной», хотя современные сооружения укротили поток. Этот мост стал свидетелем одного из крупных сражений Второй мировой войны, когда японские войска подошли к нему на пути к захвату Китая.
На протяжении тридцати миль от моста, который со временем назовут его именем, Марко ехал мимо славных гостеприимных селений с манящей тенью деревьев, «тучных возделанных полей», освежающих ручьев и буддийских монастырей, где трудолюбивые монахи пряли шелк и изготавливали ювелирные изделия из золота. В сравнении с трудным, опасным путешествием до Ханбалыка четырьмя годами ранее Марко чувствовал себя в безопасности и повсюду встречал радушный прием. «Там много отличных гостиниц или постоялых дворов, как и у нас, – с удовлетворением отмечает он, – где дают ночлег путникам, потому что там проезжает множество купцов и чужеземцев».
Далее отчет Марко, вероятно составленный по заметкам, привезенным из Китая в Италию, становится кратким каталогом его путешествий на службе у хана. По словам Марко, он ехал от одного постоялого двора до другого, постоянно встречая на своем пути «красивые» деревни, города, поля и дороги, забитые путешествующими по торговым делам.
Всюду, куда бы ни попадал Марко, он находил шелк – и не только мастерские, но и самих шелковичных червей, великое новшество для европейцев, и шелковичные деревья, дававшие пропитание тутовым шелкопрядам. На протяжении веков Европа почти ничего не знала об искусстве и науке шелкопрядения: это был один из самых строго охраняемых секретов в древней истории.
Даже в Китае происхождение шелка оставалось тайной. Предание приписывает введение культуры шелководства и изобретение станка Лэй Цзу (Силин-ши) – жене мифического Желтого императора, якобы правившего Китаем за 3000 лет до н. э. Возможно, изобретение императрицей первого
