И вдруг я почувствовала, что кто-то положил руки мне на плечи. Это был Лоренс. Он вывел меня из воды. Меня знобило.
— Нам нужно начать более систематические поиски, — сказал он. — Сара, ты оставайся здесь и продолжай звать Чарли, чтобы он знал, куда вернуться, если он заблудился. Я пойду и попрошу всех, кто сейчас есть поблизости, начать его искать и сам буду продолжать поиски. А ты, Пчелка, возьми мой мобильный телефон, найди место, где надежно принимается сигнал, и позвони в полицию. Потом иди к воротам и жди полицейскую машину, чтобы, когда полицейские приедут, ты смогла показать им, где мы находимся.
Лоренс протянул Пчелке мобильник и повернулся ко мне.
— Знаю, тебе это может показаться излишним, но полиция это хорошо умеет делать, — заверил он меня. — Я уверен, мы найдем Чарли до того, как они приедут, но просто на всякий случай имеет смысл их вызвать. И чем раньше они приедут, тем лучше.
— Хорошо, так и сделай, — сказала я. — Скорее.
Пчелка стояла, держа в руке мобильный телефон Лоренса. У нее были огромные испуганные глаза. А я никак не могла понять, почему она не бежит выполнять поручение Лоренса.
— Беги! — крикнула я.
Она смотрела на меня неотрывно.
— Полиция… — вымолвила она сдавленно.
Только в этот момент я сообразила. Номер. Конечно! Она не знает, по какому номеру позвонить, чтобы вызвать полицию.
— Номер 999, — подсказала я.
Пчелка не сдвинулась с места. Я никак не могла понять, в чем проблема.
— Полиция, Сара, — проговорила она.
Я всмотрелась в ее умоляющие глаза. Она была страшно напугана. А потом, очень медленно, выражение ее лица изменилось. Взгляд ее стал твердым, решительным. Она сделала глубокий вдох и кивнула мне. Развернулась и, постепенно ускоряясь, побежала в направлении ворот. Она успела пробежать полпути, когда Лоренс вдруг прижал ладонь к губам.
— О, черт, полиция… — вырвалось у него.
— Что?
Он покачал головой:
— Да нет, ничего.
Лоренс сорвался с места и побежал в сторону зарослей рододендронов. Я вышла на середину лужайки и снова начала звать Чарли. Я звала и звала его. Утки снова начали плавать по озеру привычными кругами. В промокших джинсах мне стало холодно. Сначала я выкрикивала имя Чарли, чтобы он пришел на мой голос, как на свет маяка, а потом я словно бы пересекла еще какую-то границу и произносила имя сына только для того, чтобы слышать его, чтобы знать, что оно существует в этом мире. Я чувствовала, что у меня осталось только это имя. Я сильно охрипла, я уже могла только шептать. И я выдохнула имя Чарли.
Чарли вышел из зарослей рододендронов совсем один. Весь перемазавшийся в грязи, он шел и тащил за собой по земле свой бэтменский плащ. Я подбежала к нему, взяла на руки, прижала к себе. Я прижалась губами к его шее, я вдохнула его запах, запах соленого пота и кисловатой земли. Слезы потекли по моим щекам.
— Чарли, — прошептала я, — весь мой мир, весь мой мир…
— Отпусти, мамочка! Ты меня раздавишь!
— Где ты был?
Чарли развел руками и ответил таким тоном, словно все было проще простого:
— Ну, где же я был? В моей бэтменской пещере, конечно.
— О, Чарли! Разве ты не слышал, как мы все кричали? Ты не видел, что мы тебя ищем?
Чарли усмехнулся под маской.
— А я прятался, — сказал он.
— Почему? Почему ты не выходил? Разве ты не видел, как мы все испугались?
Мой сын обиженно насупился и опустил глаза:
— Лоренс и Пчелка ссорились и со мной не играли. Вот я и ушел в свою пещеру.
— О, Чарли. Мамочка совсем запуталась. Я такая глупая, я только о себе думала. Обещаю тебе, Чарли, я больше никогда не буду такой глупой. Ты ведь весь мой мир, понимаешь? Я никогда больше об этом не забуду. Знаешь, как много ты значишь для меня?
Чарли поднял голову и пытливо посмотрел мне в глаза. Возможности он не упустил.
— Можно мне мороженое? — осведомился он.
Я крепко обняла сына, и его теплое, усталое дыхание коснулось моей шеи.
11
Полицейские приехали через пятнадцать минут. Их было трое. Медленно подъехала серебристая машина с яркими синими и оранжевыми полосками по бокам и длинной светящейся планкой наверху. Они подъехали по грунтовой дороге прямо к воротам «Плантации Изабеллы», где я стояла. Вышли из машины и надели шлемы. На полицейских были белые рубашки с короткими рукавами и толстые черные жилеты с черными и белыми полосками. На этих жилетах было множество карманов, а в этих карманах лежали рации, наручники, полицейские жетоны и еще какие-то вещи, названий которых я не знала. Я подумала: «Это понравилось бы Чарли. У этих полицейских всяких штучек больше, чем у Бэтмена».
Если бы я рассказывала эту историю девушкам из своей родной деревни, мне пришлось бы объяснять им, что полисмены в Соединенном Королевстве не носят оружия.
— Неужели они без пистолетов?
— Без пистолетов.
— Как же это так? Таскают с собой столько всяких штук, а самое главное забывают? А как же они стреляют в плохих людей?
— Они не стреляют в плохих людей. Если они начинают стрелять, у них потом бывают неприятности.
— Да ну? В этом королевстве все вверх тормашками! Девушки там могут всем показывать свои сиськи, а полицейские не могут показать свое оружие.
А я кивнула бы и сказала:
— Мне очень многое было непонятно в этой стране.
Полицейские хлопнули дверцами машины. Я поежилась. Когда ты беженка, ты приучаешься обращать внимание на двери и дверцы. На то, что они открыты. На то, что они закрыты. На особенные звуки, которые они издают. На то, по какую сторону от них ты находишься.
Один из полицейских направился в мою сторону, а двое остались у машины. Они стояли, склонив головы, и слушали голоса, доносившиеся из раций, прикрепленных к жилетам. Тот полицейский, который подошел ко мне, был ненамного старше меня. Он был высокий, и волосы у него были рыжие — нет, даже не рыжие, а оранжевые. Я попыталась ему улыбнуться, но не смогла. Я так волновалась за Чарли, что у меня кружилась голова. Я боялась, что мой королевский английский подведет меня, и старалась успокоиться.
Если бы этот полицейский что-то заподозрил насчет меня, он мог бы позвонить людям из иммиграционной службы. А кто-то из этих людей нажал бы клавишу на своем компьютере, нашел бы мой файл, сделал бы подобающую отметку, и меня бы депортировали. Я бы умерла, хотя никто не выпустил бы ни одной пули. И я поняла: вот почему полицейские здесь ходят без пистолетов. В цивилизованной стране вас убивают щелчком клавиши на клавиатуре. Убийство происходит далеко-далеко, в сердце королевства, в здании, полном компьютеров и одноразовых кофейных чашек.
Я смотрела на полицейского. Лицо у него было не жестокое, но и не доброе. Он был молодой, бледный, на лице у него не было морщинок. Он ничего собой не представлял. Он был невинен, как яйцо. Если бы этот полицейский открыл дверцу машины и заставил меня сесть в нее, то он как бы просто показал мне машину изнутри. Но я бы увидела внутри машины то, чего не увидел бы он. Я увидела бы на сиденьях красноватую пыль. Я увидела бы старые сухие листья маниока, которые занесло внутрь ветром. Я увидела бы белый череп на приборной доске и растения, проросшие сквозь ржавый дырявый пол и разбитое лобовое стекло. Стоило бы только дверце этой машины распахнуться для меня, и я шагнула бы из Англии прямо в беды и ужасы моей страны. Вот что имеют в виду, когда говорят: «Теперь мир стал маленьким».
Из рации, прикрепленной к жилету полицейского, послышалось:
— ЧАРЛИ БРАВО, ПРИСТУПАЙТЕ.
— Его зовут не Чарли Браво, — сказала я. — Его зовут Чарли О’Рурк.
Полицейский равнодушно посмотрел на меня:
— Вы — та леди, которая вызвала полицию?
Я кивнула.
— Я отведу вас туда, где мы остановились, — сказала я и пошла по тропинке от ворот.
— Сначала несколько подробностей, мэм, — твердо сказал полицейский. — Каковы ваши отношения с пропавшим человеком?
Я остановилась и обернулась.
— Это не имеет значения, — сказала я.
— Таковы правила, мэм.
— Чарли пропал, — напомнила я. — Пожалуйста, мы не можем терять время. Я вам потом все расскажу.
— Этот участок парка обнесен забором, мэм. Если ребенок здесь, он никуда не денется. Но мне нужны некоторые подробности.
Полицейский смерил меня взглядом с головы до ног:
— Мы разыскиваем ребенка мужского пола европейской внешности, я прав?
— Прошу прощения?
— Белого мальчика?
— Да, это так. Его мать там, возле озера.
— А вы нянька?
— Нет. Нет, не нянька. Пожалуйста, я не понимаю, зачем…
Полицейский шагнул ко мне, а я невольно попятилась.
— Вы почему-то слишком сильно нервничаете, мэм. Вы мне ничего не хотите сказать?
Он задал вопрос очень спокойно и все время смотрел мне прямо в глаза.
