банка. Анна Сорокина, как и Дарина, явно пользовалась своей уверенностью в себе и обаянием, чтобы обмануть профессионалов. Ее психическое состояние сомнений не вызывало. С моей точки зрения, у нее классический набор черт мошенника: нарциссизм, сниженная эмпатия и избалованность. Злодейка, а не безумная.
Мое общение с Дариной вынудило меня задуматься о том, сколько еще судебных процессов сбилось с пути справедливости из-за того, что обвиняемые умели себя подать и были хорошими актерами-любителями. Был бы судья (или, если уж на то пошло, психиатр-эксперт, чье имя украшает корешки книг у меня на полке) таким снисходительным к другим обвиняемым – не таким белым, красивым, образованным, красноречивым, вызывающим доверие, скорбящим и плачущим или просто другого пола?
Случай Дарины помог мне отчетливее сформулировать свои представления о том, что судебный психиатр должен уметь высматривать бриллианты в горе ограненных циркониев среди тех, кого мы обследуем. Отличать «ролексы» от «роллексов». Я предпринял осознанные усилия, чтобы отточить весь арсенал приемов, которыми пользуюсь сам. Симулировать некоторые симптомы психоза относительно легко (например, изобразить паранойю или притвориться, будто слышишь голоса), но делать это последовательно и убедительно уже сложнее. Особенно трудно обмануть перворазрядного профессионала с широким многолетним опытом, который тесно работал и с тяжелыми психическими расстройствами, и с преступниками. Тем не менее случаются громкие процессы, в которых ответчики решают попытать удачу. Но лишь немногие могут сравниться по зрелищности и драматизму с делом «Душителей с холмов», о котором я читал еще во время обучения.
Кеннет Бьянки, которого и прозвали «Душителем с холмов», был задержан по подозрению в убийстве более 10 девушек в Калифорнии с октября 1977 года по февраль 1978 года. Он хоронил их в окрестных холмах. Выяснилось, что эти зверства творили два сообщника – сам Бьянки и его двоюродный брат Анджело Буоно-младший. Их обвинили в похищениях, изнасилованиях, пытках и убийствах 10 женщин и девочек в возрасте от 12 до 28 лет. Первыми жертвами были три проститутки, которых задушили, раздели и бросили на холмах к северо-востоку от Лос-Анджелеса, где их тела и были обнаружены в конце 1977 года. Однако внимание журналистов преступники привлекли лишь после того, как погибли еще пять жертв – и это были уже не проститутки, а девочки и девушки из приличных районов среднего класса. Тогда же появилось прозвище «Душитель с холмов». В декабре и феврале были найдены еще две погибшие, а затем убийства резко прекратились. Несколько месяцев расследование не приносило никаких плодов, но в январе 1979 года Бьянки был арестован за убийство еще двух девушек в Вашингтоне, а когда его прошлое удалось связать с Душителем, дело снова подняли. Это был самый дорогостоящий процесс в истории калифорнийской судебной системы того времени. В конце концов Бьянки и Буоно были приговорены к пожизненному тюремному заключению.
Бьянки сумел убедить нескольких уважаемых специалистов, что у него есть неприятная вторая личность (хоть и с довольно безобидным именем) – Стив, который и совершал все эти ужасные преступления. Сначала рассматривался диагноз «диссоциативное расстройство личности», но затем следователи пригласили психолога Мартина Орне, который разоблачил хитреца. Орне сказал Бьянки, что обычно при диссоциативном расстройстве личности бывает не меньше трех личностей, и тот на скорую руку изобрел еще одну – Билли. Кроме того, его ловили на явно преувеличенном недоумении при известии о действиях, совершенных Стивом. При обыске в доме Бьянки полиция нашла целую кучу книг по психологии, науке о поведении, гипнозу и правилам полицейского делопроизводства. Кроме того, были данные, что он видел два-три фильма о диссоциативном расстройстве личности, в том числе мини-сериал «Сибил». В конце концов Бьянки понял, что его загнали в угол, и признался, что все симулировал, после чего сознался в своих преступлениях, чтобы избежать смертного приговора. Оглашая приговор Бьянки, судья сказал: «Преступлениям мистера Бьянки невольно посодействовало большинство психиатров, которые даже подтолкнули его к ним, поскольку наивно проглотили абсолютно все россказни мистера Бьянки». Должен сказать, когда я читал об этом деле, я думал, что мои собратья, участвовавшие в нем, вели себя как полные болваны и им не помешала бы здоровая доза моего скептицизма.
Само существование диссоциативного расстройства личности, «множественных личностей», – вопрос спорный. Для него характерно сосуществование по меньшей мере двух разных и относительно устойчивых личностей и большие провалы в памяти, и его связывают с тяжелейшими травмами и абьюзом в детстве. Многие психиатры не верят в него. В этом вопросе я бы отнес сам себя не к атеистам, а к агностикам. Я никогда не видел достаточно достоверного случая, хотя мне встречались несколько охотников за удачей, нагло симулировавших симптомы. Если я когда-нибудь с ним встречусь, то покаюсь во всех своих грехах и уверую.
Ко всем своим обследованиям я подхожу с долей цинизма, особенно когда на кону стоит возможность избавить обвиняемого от ответственности за совершенные преступления на основании невменяемости. Прежде всего, я принимаю во внимание все доступные данные, в том числе школьные характеристики, документы из социальных служб, записи врачей общей практики и историю обращений к другим специалистам по охране психического здоровья. Как правило, психические болезни прогрессируют, что подчеркивает продром психоза у Ясмин. Я выискиваю признаки постепенного ухудшения. Помимо явных симптомов я ищу и более тонкие указания на снижение функций или перемены личности. Не был ли пациент замкнут? Не избегал ли социальных взаимодействий? Не уклонялся ли от встреч с друзьями? Может быть, у него не ладились дела на работе? Случается, хоть и редко, что психические расстройства возникают внезапно и самопроизвольно, например, психоз, вызванный употреблением наркотиков, или кратковременный реактивный психоз (психиатрический аналог спонтанного самовозгорания). Затем я внимательно изучаю юридические данные, которые описывают психическое состояние обвиняемого в тот момент, когда он совершал то, что ему вменяют. Это и материалы дела, содержащие показания свидетелей, и расшифровки полицейских допросов, и записи с видеокамер наблюдения или фотографии самого преступления и того, что было потом. Все это – словно бы окно, в которое видно психическое состояние обвиняемого в момент преступление. Со страниц на меня прямо бросается и параноидно-спутанная речь, и очевидный бред. Если у профессии судебного психиатра и есть какой-то тускловатый лоск, изучение улик – это его явная противоположность. Раза два мне по одному-единственному делу присылали больше тысячи страниц документов, и мне приходилось проводить над ними не один день и изводить не один кофейник, чтобы все это проштудировать. Наконец, если у меня есть возможность получить соответствующие данные, я пытаюсь составить объективное представление о психическом состоянии ответчика в последнее время, уже после совершения преступления. Это можно узнать из бесед с
