— В жизни не видывал таких шала… то есть прачек, — сказал он. — Желаю удачи — она, черт возьми, вам понадобится. Со своей стороны могу обещать, что по эту сторону стен кое-кто будет ждать вашего возвращения. Рядовой Перкс, ты теперь капрал, хоть и без жалованья. Надеюсь, во время нашего… путешествия ты кое-чему научился. Наступить и отступить — вот что вы должны сделать. Пожалуйста, никаких героических последних стычек. Если не знаешь, что делать, — бей по шарам и удирай. Если вы напугаете их так же, как и меня, — вообще никаких проблем не будет.
— Вы уверены, что не хотите с нами, сержант? — спросила Холтер, с трудом удерживая смех.
— Нет, парень. Юбку ты на меня не напялишь. Каждому свое. Где-то нужно поставить точку, вот я ее и ставлю. Грехов у меня полно, но уж что-что, а свои цвета Джекрам не прячет. Я старый солдат. Я дерусь, как положено солдату, в строю, на поле боя. И потом, если я попрусь в крепость в юбке, то рискую не узнать, чем все закончится.
— Герцогиня говорит, что сержанта Д-д-джекрама ждет иная дорога, — сказала Уолти.
— Ты, ей-богу, пугаешь меня до чертиков, рядовой Гум, — заметил Джекрам, поправив пояс на экваторе, — но, пожалуй, ты прав. Пока вы будете внутри, я тихонько прокрадусь к нашим. И если не сумею устроить небольшую отвлекающую атаку, то я не сержант Джекрам. Но я таки сержант Джекрам, поэтому можете не беспокоиться. Х-ха, да в нашей армии полно парней, которые кое-чем мне обязаны… — он хмыкнул, — …ну или просто не рискнут отказать. Полно лихих ребят, которые не прочь рассказать внукам, что дрались рядом с Джекрамом. Ну, так я им дам шанс побывать в настоящем бою.
— Сержант, штурмовать главные ворота — самоубийство, — напомнила Полли.
Джекрам похлопал себя по животу.
— Видишь? — спросил он. — Это вроде как моя личная броня. Как-то один тип всадил мне в пузо меч по самую рукоятку и страшно удивился, когда я ему врезал. И потом, вы, парни, наверняка так нашумите, что стражники отвлекутся. Положитесь на меня, а я на вас. Армейское правило. Вы подадите сигнал. Любой сигнал. Мне больше ничего не нужно.
— Герцогиня говорит, ваша дорога ведет дальше, — сказала Уолти.
— Правда? — весело сказал Джекрам. — И куда же? Надеюсь, в какой-нибудь славный кабак.
— Герцогиня говорит, она ведет в город Скритц, — продолжала Уолти. Она говорила тихо, а остальные смеялись — не столько словам Джекрама, сколько разрядки ради. Но Полли ее услышала.
Джекрам молодец, ох какой молодец, подумала она. Мимолетное выражение ужаса сошло с его лица за долю секунды.
— Скритц? Чего там хорошего? — спросил он. — Скучный город.
— Там меч, — сказала Уолти.
На сей раз Джекрам успел приготовиться. На его лице ничего не отразилось. Просто маска, надевать которую он был большой мастак. Странно, он должен был как-нибудь отреагировать. Хотя бы удивиться.
— Я за свою жизнь подержал немало мечей, — небрежно ответил Джекрам. — Чего тебе, Холтер?
— Вы нам кое-что не объяснили, сержант, — сказала Холтер, опуская руку. — Почему наш полк называется «Тудой-сюдой»?
— Первыми наступаем, последними отходим, — машинально отозвался Джекрам.
— Тогда почему нас дразнят Сырцеедами?
— Да, почему, сержант? — подхватила Маникль. — Судя по тому, что говорили те девушки… мы обязаны это знать.
Джекрам пощелкал языком.
— Холтер, Холтер, почему бы, черт возьми, не подождать, пока на тебе снова будут штаны, прежде чем задавать такие вопросы? Я прямо-таки смущаюсь…
Полли подумала: забрасываешь наживку, да? Ты ведь сам не прочь рассказать. Лишь бы отвлечь наши мысли от Скритца…
— А, — сказала Холтер. — Это про секс, да?
— Не совсем, но…
— Ну так расскажите, — потребовала она. — Я хочу знать, прежде чем умереть. Если угодно, я буду толкать девочек локтями и понимающе хмыкать.
Джекрам вздохнул.
— Есть такая песенка, — сказал он. — Однажды в понедельник, в погожий майский день…
— Значит, все-таки секс, — спокойно заметила Полли. — Это народная песенка, она начинается со слова «однажды», действие происходит в мае, значит, она про секс. Героиня — молочница? Держу пари, что так.
— Вполне возможно, — подтвердил Джекрам.
— Она шла на рынок продавать свой товар? — спросила Полли.
— Весьма вероятно.
— Та-ак… значит, вот и сыр. Девушка встречает… ну конечно, солдата, моряка, удалого паренька или какого-то парня в кожаной куртке. Ну, если песенка про нас, значит, она повстречала солдата. А поскольку это солдат из «Тудой-сюдой»… о-о-о, я чувствую, здесь будет игра слов. Только один вопрос: какой предмет одежды с нее свалился или расстегнулся?
— Подвязка, — сказал Джекрам. — Ты знаешь эту песенку, Перкс?
— Нет, но я знакома с народным творчеством вообще. Дома… то есть там, где я работала, у нас в трактире полгода выступали бродячие певцы. Под конец пришлось вызывать клоуна с хорьком. Но, в общем, я запомнила…
— И что, он стал с ней нежничать, да, сержант? — спросила Холтер, ухмыляясь.
— Скорей, творожничать, — под общее хихиканье подсказала Игорина.
— Боюсь, он украл у нее сыр, — Полли вздохнула. — Пока бедняжка лежала, ожидая, когда же ей наденут подвязку, ля-ля, он спер сыр. Так?
— Не спер, а украл, — поправила Холтер. — Не ругайся, когда на тебе юбка, Оззи.
— Тогда уж не Оззи, — сказала Полли. — Суйте хлеб в кивер, наливайте суп в сапоги… и крадите сыр. Правильно, сержант?
— Точно. В нашем полку люди практичные, — подтвердил сержант. — Армия живет желудком, парни. И я — лучшее тому подтверждение!
— Молочница сама была виновата. Почему она не сумела надеть подвязку? — спросила Тьют.
— Наверное, хотела, чтоб у нее украли сыр, — ответила Холтер.
— Золотые слова, — сказал Джекрам. — Ну, вперед… Сырцееды.
Они пробирались через лес к тропе, ведущей вдоль реки. Туман еще не рассеялся. Юбка цеплялась за ежевику. Несомненно, так было и раньше, но почему-то до армии Полли не обращала на это внимания. А теперь юбка всерьез ей мешала. Она рассеянно поправила носки — лежавшие порознь и придававшие пухлость… другим местам. Полли была слишком худая. Вот когда пригодились бы длинные волосы. Они гласят «женщина». Без них пришлось обойтись платком на голове и парой носков под рубашкой.
— Так, — шепнула она, когда спуск закончился. — Запомните, никакой ругани. Хихикать, а не гыгыкать. Не рыгать. И никакого оружия. Стражники не идиоты. Надеюсь, никто не прихватил с собой оружие?
Все покачали головами.
— Ты взяла с собой оружие, Хол… Магда?
— Нет, Полли.
— Ничего похожего на оружие? — настаивала Полли.
— Нет, Полли, — сдержанно ответила Холтер.
— Ничего с острым лезвием?
— А, ты имеешь в виду вот это…
— Да, Магда.
— Разве женщина не имеет права носить нож?
— Это сабля, Магда. Как ее ни прячь, но это сабля.
— Может быть, она у меня вместо ножа, Полли.
— В ней три фута длины, Магда.
— Размер не имеет значения.
— Никто тебе не поверит. Брось ее за дерево, пожалуйста. Это приказ.
— Ну ладно.
Маникль, которая до сих пор шла, над чем-то задумавшись, вдруг сказала:
— Я все-таки не понимаю, почему молочница сама не поправила свою подвязку…
— Маникль, какого дья… — начала Холтер.
— «Бетти, что ты имеешь в виду»? — перебила Полли.
— Что ты, Бетти, имеешь в виду? — повторила Холтер, закатывая глаза.
— Песню, конечно. И потом, вовсе не нужно ложиться, чтобы подтянуть подвязку, так будет только труднее, — продолжала Маникль. — Какая-то глупая песня.
Все помолчали. В общем, несложно было понять, отчего у Маникль в жизни возникли проблемы.
— Ты права, — наконец сказала Полли. — Глупая песня.
— Очень глупая, — подтвердила Холтер.
Остальные согласились. Глупая песня.
Они вышли на тропку. Впереди быстро шла небольшая группа женщин. Отряд машинально задрал головы. Крепость возвышалась на отвесной скале; трудно было понять, где заканчивается неотесанный камень и начинается древняя кладка. Никаких окон. Стена, уходящая в небеса. Ни войти, ни выйти. Только немногочисленные двери, запертые наглухо.
Здесь, рядом с глубокой неторопливой рекой, холод пронизывал до костей, и становилось еще холоднее, если подольше посмотреть вверх. За поворотом дороги они увидели небольшой скалистый уступ, а за ним скрывалась потайная дверца. Женщины разговаривали со стражником.
— У нас ничего не получится, — тихо сказала Маникль. — Они показывают ему какие-то бумаги. Никто не прихватил с собой документы?
Солдат поднял глаза и равнодушно взглянул на них, как всякий человек, у которого в жизни мало развлечений.
— Не останавливайтесь, — шепнула Полли. — Если придется туго, начинайте плакать.
