Последним в длинном ряду фаворитов императрицы был Платон Зубов, он был моложе своей всесильной покровительницы на тридцать восемь лет. До самой смерти Екатерины Зубов, красивый молодой человек с черными локонами и, конечно же, высокого роста, как все ее возлюбленные, являлся первым лицом в России. Он любил только деньги и был очень жаден. Любимым занятием этого фаворита было пересыпать из одной руки в другую драгоценные камни, хранящиеся обычно в специальном эмалевом сундучке. Никакой пользы России этот человек не принес. Но даже пожилые сановники целовали ему руку, угодливо склоняя перед ним свои седые головы. А сам Зубов протягивал руку для поцелуя, словно император. Царедворцев он принимал обычно сидя перед зеркалом, в то время как парикмахер пудрил его парик, а камердинер надевал на ноги туфли с бриллиантовыми пряжками. А в соседней приемной толпились вельможи и вся петербургская знать, считавшая за честь быть допущенной к фавориту во время совершения туалета. При этом сам Зубов долго не замечал присутствия вошедшего, делая вид, что читает государственные бумаги.
А было-то ему всего двадцать два года. Он приглянулся императрице, когда она как-то наблюдала со своего балкона за сменой караула в Царском Селе. Молодой офицер держал шаг, грациозно вытягивая ногу и высоко подняв голову. Одарила Екатерина своего нового и последнего возлюбленного по-царски. В течение двух лет пребывания в «комнате фаворитов» он получил несметные богатства, выпросив немало и для своих многочисленных родственников.
Исследователи подсчитали, во что обошлись России фавориты Екатерины II. Наличными деньгами они получили от нее более ста миллионов рублей, в то время как ежегодный бюджет страны в то время не превышал восьмидесяти миллионов. Поистине огромная сумма!
Исключительно отрицательным было и влияние таких примеров на нравственность. Все было известно при дворе, и в подражание своей государыне в среде аристократии царил сущий разврат. Даже внуки императрицы знали о фаворитах своей бабушки: Екатерина никого не стеснялась. От подобного разгула, как полагают некоторые, пострадала даже одна из внучек любвеобильной императрицы — старшая дочь ее сына, Александра. Она должна была быть обручена со шведским королем Густавом IV. Но, прибыв в Петербург и прожив некоторое время при дворе Екатерины, король буквально сбежал в Швецию и отказался от невесты. Он якобы заявил своим приближенным, что не желает жениться на девушке, выросшей при таком развратном дворе, хотя сама великая княгиня Александра Павловна была очень скромной и милой девушкой. Официальной причиной расстройства этого брака было объявлено нежелание невесты перейти в протестантскую веру.
Многим, очень многим дарила свою любовь государыня, но только не своему единственному сыну. Отношение Екатерины II к Павлу было крайне холодным, властолюбивая матушка не переставала видеть в нем своего соперника. Ведь корона после смерти Петра III, его отца, по праву должна была бы принадлежать ему, правнуку Петра Великого, а не ей, иностранке, ставшей по воле Божьей супругой «почившего» императора. Она могла бы стать в лучшем случае лишь регентшей при малолетнем царе. Так, кстати, считали и некоторые царедворцы, принимавшие участие в заговоре против государя. Но мать цепко ухватилась за трон и не думала уступать его своему восьмилетнему сыну.
Павел, привыкший в раннем детстве к нежности, которую к нему испытывала бабушка Елизавета, как он ее называл, после ее смерти практически осиротел. Мать не проявляла к нему нежных чувств, он был ей почти чужой. Она постоянно одергивала его, да и фавориты императрицы частенько говорили ему дерзости, а порой даже издевались над ним. Повезло Павлу, пожалуй, с воспитателем. Им стал граф Панин, который в свое время тоже примкнул к заговору, но предлагал объявить императором Павла, а мать его сделать правительницей до совершеннолетия сына. Тому же Панину императрица поручила вести переговоры с голштинскими родственниками бывшего императора и организовать их отправку в Германию, урегулировав все вопросы. На управление Голштинией надеялся дядя императрицы, принц Фридрих Август, прибывший в Петербург, как только его племянница заняла российский престол. Однако вопрос о Голштинии решился лишь на пятом году царствования Екатерины II — не без содействия графа Панина, проявившего себя в области внешней политики опытным дипломатом.
В Копенгагене встретились русский посланник, генерал-майор Философов и тайный советник Каспар Сальдерн, представитель Голштинии. Приехали они с многочисленной свитой, поселились в великолепном дворце, демонстрируя богатство и мощь пославших их держав.
В Дании на троне восседал в то время Христиан УП, сын незадолго до этого скончавшегося Фредерика V. В противоположность своему отцу он не отличался особыми способностями, был весьма легкомысленным молодым человеком, а его двор занимался в основном интригами и развлечениями.
Сальдерн же, представлявший интересы Голштинии, оказался на редкость дальновидным и умным человеком. Еще при Петре III он приехал из Голштинии в Россию, был принят на службу в коллегию иностранных дел и сумел быстро завоевать расположение самого Панина, возглавлявшего это ведомство. В Копенгагене Сальдерн действовал умело и тонко, и вскоре соглашение было подписано.
Согласно достигнутой договоренности, Екатерина П, от имени своего сына Павла как герцога Голштейн-Готторпского, уступала датскому королю часть герцогства в обмен на территории, не граничащие с Данией (герцогство Ольденбургское и графство Дельменторпское). Эти земли впоследствии предполагалось передать родственникам великого князя Павла. Кроме того, Дания предоставляла льготы русским судам в своих гаванях. Это соглашение было очень выгодным для России. Императрица осталась довольна деятельностью Панина.
Граф Панин не был честолюбив, не мечтал о богатствах, слыл либеральным, мягким человеком, «образованным, умелым и деятельным» — так отзывалась о нем сама государыня. Все важные вопросы, касающиеся внешней политики, она доверяла именно ему. Сама же внешнеполитическими делами не занималась. Единственное, что Екатерина делала самостоятельно, — это вела переписку, к которой относилась очень серьезно, письма переписывала по несколько раз, обдумывая каждое слово.
Панину и было поручено подыскать невесту для своего воспитанника.
Императрица-мать довольно рано начала подумывать о женитьбе сына, причем по традиции она хотела женить его именно на немецкой принцессе. Вновь долгие поиски, просмотр предложений, — а их было немало, — «участие» прусского короля: все немецкие невесты были у него на виду. Выбор пал на дочь великой ландграфини Гессен-Дармштадской, очень достойной и образованной женщины, в доме которой бывали Гете, Гердер и другие знаменитости того времени. Девушку звали Вильгельминой Луизой. Она была хорошо воспитана, отличалась незаурядным умом и темпераментом. Вместе с матерью и двумя сестрами невеста прибыла в Петербург. Началась подготовка к перемене вероисповедания, изучение русского языка. После принятия православия девушка стала зваться Натальей Алексеевной. Свадьбу уже не откладывали, и девятнадцати летний правнук Петра Великого — по примеру его сына и внука — сочетался браком с немецкой принцессой.
С женитьбой Павла обязанности Панина как воспитателя кончились, однако он сохранил за собой право посещать великого князя в любое время и часто пользовался этим правом, так как питал к своему воспитаннику искренние отеческие чувства. Ведь своей семьи у него никогда не было. Его первая и единственная любовь — дочь графа Шереметева Анна, красивая и целеустремленная девушка, накануне венчания заболела оспой и через несколько дней ©кончалась. Никита Панин так и не женился, остался холостяком. Домом для него стал великокняжеский двор.
И вот несчастье постигло и его воспитанника. Молодая жена Павла — великая княгиня Наталья — на четвертом году супружеской жизни скончалась во время родов. Не стало ребенка, не стало жены…
Существует мнение, что «добрые» друзья императрицы помогли погубить «невестку» которая не пришлась ей по вкусу. Воспитанная в Европе в современном духе, Наталья высказывала либеральные идеи и даже выступала за освобождение крестьян, а главное, как донесли Екатерине, призывала мужа заточить свою мать в монастырь и занять престол, который законно должен был принадлежать только ему. И вот якобы через одного из этих «друзей» придворной повивальной бабке, Екатерине Зорич, которая частенько устраивала выкидыши незаконнорожденных, была подсказана мысль: сделать все, чтобы обеспечить спокойствие своей государыне. А сама Екатерина, призвав к себе акушерку, сказала как будто так: «Моя невестка очень слаба. Я боюсь, что она не переживет родовых мук». «Хорошо, поняла», — почти шепотом ответила Зорич. И вот накануне родов в питье великой княгини она подсыпала медленно действующий яд, который отравил и мать, и дитя в ее чреве. Ребенок родился мертвым. Жизнь оставляла молодую женщину. За час до ее смерти к ней в комнату вошла императрица и сказала: «Видите, что значит бороться со мной. Вы хотели заключить меня в монастырь, а я заключаю Вас в могилу. Вы отравлены». Вот какая передавалась легенда о жестокости Екатерины. И кое-кто верил в нее.
