«Верно, она лучше знает, что здесь и как, – подумал Дар-Теен, – и наверняка тоже страдает, задержавшись в Эртинойсе».
– Прощай, – пробормотал он, – раз ты хочешь, я пойду.
И тут Лиэ-Нэсс обернулась. И стало ясно, что – нет, она с радостью приняла бы его в несуществующем мирке ушедших и с радостью разделила бы с ним целую вечность, но…
– Иди же, – зло процедила Лиэ-Нэсс, моргая часто-часто, словно желая высушить внезапно набежавшие слезы.
Дар-Теен взял в руки ее лицо и поцеловал в бледный лоб.
– Прощай.
А затем побрел к вратам не оборачиваясь. До него донеслись сдавленные рыдания, но Дар-Теен не останавливался, пока вновь не очутился среди тускло светящихся стен. Ему хотелось плакать, как маленькому. Боль, едва заглушённая временем, проснулась и впилась в сердце когтями, и сияющие врата расплывались перед глазами, словно в только что нарисованную картину щедро плеснули воды.
Потом снова было мгновение, когда Дар-Теен перестал ощущать пол под ногами и кромешная тьма была вокруг. Продвигаясь на ощупь, ийлур все-таки добрался до ступеней, ведущих наверх, ухитрился сам нащупать рычаг и открыть лаз.
На него взглянуло предрассветное небо и равнодушно завернулось в облачную вуаль. Каменный Хинкатапи глубокомысленно взирал куда-то поверх головы Дар-Теена и наверняка думал о вечности.
Ийлур огляделся. У подножия холма ожидала пара щеров. Неподалеку у костра сидел кочевник и что-то варил в маленьком котелке.
…Потом пошел снег. Не такой, к которому Дар-Теен привык в землях Северного Берега, а редкие снежинки. Они падали белыми звездами и тут же таяли, потому что в степях теплее, чем у моря Холодов, да и зима катилась на убыль.
Кочевник по-прежнему ехал чуть впереди, понукая щера и не ленясь стучать по зеленым бокам жесткими каблуками. Он был так же неразговорчив, как и раньше, но временами Дар-Теен ловил на себе его взгляд, исполненный уважения и любопытства. Наверное, кочевнику хотелось еще и подержать в руках древний меч, рукоять которого с распростертыми крыльями мыши красноречиво выглядывала из-за плеча, но гордость брала свое – и сын Ничейных степей ограничивался только взглядами.
Только когда показались из-за холма аккуратные зеленые пирамидки стойбища, кочевник придержал щера и обернулся к Дар-Теену. В черных глазах-щелках мелькнула неясная тревога.
– Немногие возвращаются из города Мертвых, северянин. А те, кто вернулся, стали другими. И ты тоже стал другим, я это чувствую.
Дар-Теен с наигранной беспечностью пожал плечами.
– К чему эти разговоры, воин? Что было, то было.
Тут он вспомнил Эйх-Мерола, Лиэ-Нэсс, черный провал, где нашел свою погибель наверняка не один охотник за сокровищами Кар-Холома, и поежился.
– Веди меня к Тхо-Ра, – твердо сказал Дар-Теен, – я отдам ему Черного Убийцу. Надеюсь, что ваш правитель сдержит данное слово и я получу обратно своего синха.
Кочевник кивнул. Долго рассматривал северянина, словно видел впервые, а затем махнул рукой.
– Едем. Но будь настороже, доблестный воин… Ибо в стойбище тебя могут ожидать подарки Судьбы… Не очень-то приятные.
И, хлестнув щера, он устремился вперед, навстречу восходящему солнцу.
Стойбище встретило их настороженной тишиной. Ни женщин, ни детей не было видно; лишь хмурые воины расхаживали между шатрами, и – что неприятно удивило Дар-Теена – по меньшей мере десяток оных толпился у шатра Тхо-Ра.
«Не иначе меня встречают», – мрачно подумал ийлур, разглядывая хмурые, сосредоточенные лица. Вспомнилась старинная присказка: глаза кочевника темны, и в них не разглядеть правды, как не разглядеть потерянной булавки в безлунную ночь. Уроженцы Северного Берега все, как один, голубоглазы…
«Но разве нет среди них грязных лжецов? Тех, кто прячется за спиной Фэнтара и творит черные дела, прикрываясь его священным именем?»
Дар-Теен покачал головой. Проклятие Шейниры, он и вправду изменился, если его начинают посещать такие мысли. Впору становиться философом, их, правда, владыка не жаловал и любил сажать на кол.
Кочевники молча наблюдали, как северянин спешился и, отдернув полог, вошел к степному владыке. Неприязненные и настороженные взгляды так и буравили спину, липли к коже паутиной… И Дар-Теен почти уверил себя в том, что все эти ийлуры чего-то ждут. Но чего? Его проводник, который дал оберег, затерялся среди одинаковых курток…
Дар-Теен остановился у входа, окинул взглядом внутреннее убранство шатра. Все здесь осталось по-прежнему: ковры, широкое ложе, с трудом вменяющее мощное тело Тхо-Ра, серебряное блюдо с дымящимися кусками жареного мяса. Хотя нет – кое-что изменилось. Исчезли бесследно ийлуры, развлекавшие владыку, теперь их место заняли два дюжих воина в черненых кольчугах. Сам же Тхо-Ра, судя по всему, решил твердо следовать обычаю степных владык: принимать гостей исключительно полулежа и чавкая очередным сочным куском жаркого. Дар-Теен сдержанно поклонился.
– Приветствую степного владыку.
Тхо-Ра поспешно растянул толстые губы в улыбке, неторопливо вытер блестящие от жира пальцы.
– И тебе привет, северянин. Вижу, – взгляд степного царя на миг прилип к рукояти древнего меча, затем медленно переместился на лицо Дар-Теена, – я вижу, твой поход увенчался успехом?
Ийлур кивнул.
– Это был опасный поход. Теперь я покорно жду, когда великий Тхо-Ра выполнит обещанное и вернет мне синха.
Улыбка кочевника стала еще шире и уже походила на звериный оскал. Дар-Теен даже разглядел кусочки мяса, застрявшие меж зубов.
– Положи Черного Убийцу на пол, – слащаво проворковал Тхо-Ра, – я хочу сперва убедиться, что ты сдержишь свое слово.
И тут словно кто-то толкнул Дар-Теена локтем в бок. Воины у входа в шатер, воины внутри… Да и сам владыка, хоть и возлежит рядом с кормушкой, при полном вооружении. И везде – тончайший налет тщательно скрываемого страха, словно пыль, несомая восточным суховеем.
Дар-Теен упрямо мотнул головой.
– Сперва я хочу увидеть своего синха.
– И ты смеешь проявлять дерзость? – Тхо-Ра сел, угрожающе положил огромную лапищу на рукоять меча.
– Не дерзость, но осторожность и предусмотрительность, – с усмешкой заметил Дар-Теен.
Бычья шея владыки начала медленно багроветь.
– Отдай меч, – прорычал он, поднимаясь с устланного шкурами ложа.
– Сперва увижу синха.
И вдруг – снова оскал, что должно было означать самую располагающую улыбку.
– Ты не увидишь своего синха, северянин, – черные глаза Тхо-Ра превратились в пару узеньких щелок, – твой драгоценный синх не соизволил тебя дожидаться и сбежал.
Дар-Теену показалось, что его огрели по макушке мечом. Плашмя, но от всей души.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
