Глаза Бэрча исчезли в ласковом прищуре. Он так рад выздоровлению юноши ведь со дня на день должен приехать счастливый отец, вновь обретший любимого сына.
Миссионер и на этот раз пробыл недолго. Узнав, что больному будет позволено встать с постели, он пригласил Генри и его исцелителя разделить с ним сегодня вечером скромный ужин, поинтересовался, не нужно ли чего из одежды, и ушел.
- Как вы думаете, сэр, он ни о чем не догадывается? - спросил Генри, когда шарканье Бэрча затихло в глубине дома.
Эдвуд потеребил бородку.
- Не уверен... - Он покачал гривастой головой и уже решительнее заключил: - Нет, вряд ли. Лис, он, конечно, хитрый, но заподозрить, что вы воевали против своей королевы... Слишком смелое предположение для него. И невероятное.
- Скорей бы на ферму перебраться, - вздохнул Генри и посмотрел на окно. Боюсь я за Тауранги... Для него сейчас все пакеха - враги. Даже вы, сэр, его спаситель.
- Да... - Эдвуд в задумчивости пожевал губами и встал. - Скверно, что языка я не знаю. Глядишь, поговорили бы кое о чем - и поспокойнее стал бы. А сейчас, вы правы, смотрит на меня волк волком...
- Мистер Эдвуд! - в голосе Генри умоляющие интонации. - Все равно я встану сегодня... Может, вместе заглянем к вам? На чуть-чуть, а?..
Серые глаза ботаника весело сощурились.
- Вместе? - Эдвуд хихикнул. - А что? Одевайтесь, мистер Гривс! Живо!..
* * *
В маленькой комнатке полутьма: единственное окно завешено циновкой. Обстановка предельно проста - стол, табурет, деревянная кровать. В углу комнаты два соломенных тюфяка, покрытых одеялами. Тауранги лежит на спине, подложив ладони под забинтованную голову. Рядом с ним, опершись на руку, на тюфяке сидит Парирау. Она в европейском платье, одолженном Эдвудом для нее у миссис Олдмен, жены эконома. Платьице старенькое, заштопанное, неопределенного цвета, но оно совершенно преобразило девушку. Сейчас она больше похожа на красивую цыганку, чем на маорийку.
Скрежет ключа в замке заставил Парирау испуганно съежиться. Всякий раз, когда Эдвуд отпирал комнату, она со страхом ждала, что следом за ним в комнату ворвутся вооруженные солдаты. Как и Тауранги, она не могла поверить, что этот широкоплечий седеющий пакеха может быть другом маори.
Когда из-за плеча доктора выглянуло бледное лицо Хенаре, девушка тихонько ойкнула и, вскочив с тюфяка, прижала руки к груди. Нервное напряжение последних дней сказывалось: в глазах Парирау сверкнули слезы, губы задрожали.
Генри был взволнован не меньше: при виде Парирау в горле у него защекотало, лицу стало жарко. Подойдя к девушке, он обнял ее за плечи. Та, всхлипнув, уткнулась ему в плечо.
Вильям Эдвуд деликатно отвернулся и присел на корточки у изголовья Тауранги.
- Спросите у него, мистер Гривс, не пробовал ли он в мое отсутствие вставать? - проговорил доктор. Его взгляд был прикован к свежей ссадине на локте Тауранги. Утром ее не было.
Продолжая ласково теребить гладкие смоляные пряди, рассыпавшиеся у него на груди, Генри перевел вопрос. Лицо Тауранги осталось безучастным, зато Парирау рывком подняла голову.
Эдвуд терпеливо ждал, продолжая разглядывать руку Тауранги. Генри нахмурился и строго заглянул в лицо Парирау. Ее продолговатые глаза смотрели жалобно. С мокрых ресниц сорвалась и быстро проскользнула вдоль переносицы блестящая капелька. Но во взгляде Хенаре был приказ.
- Тауранги хотел убежать... - по губам прочитал он беззвучный шепот девушки.
Складка на лбу Генри стала глубже. Отстранив Парирау, он пересек комнату и опустился на тюфяк. Не дождавшись ответа, доктор Эдвуд подошел к окну, отогнул край циновки и принялся внимательно рассматривать двор.
- Тауранги, друг! Еще три-четыре дня - и ты будешь здоров, - вполголоса заговорил Генри, с досадой замечая, что сын Те Нгаро по-прежнему не намерен отзываться на его слова. - Этот человек спас нашу жизнь, он любит маори и ненавидит королеву пакеха. Следуй его советам, друг, они благожелательны и мудры.
Наконец-то Тауранги хоть как-то отреагировал: покосился на Генри, сжал губы. Но почему он молчит?
- Почему ты молчишь, друг? Может, боль в голове мешает тебе говорить? - с подчеркнутым участием спросил Генри.
Он знал, что боль сейчас ни при чем, но надо же его как-то расшевелить. Маорийцы самолюбивы, скрывать страдания для них - дело чести. Вряд ли сын Те Нгаро не клюнет на эту удочку.
В самом деле, Тауранги не выдержал.
- Уходи, Хенаре, - сказал он с открытой неприязнью. - Я не верю ни тебе, ни твоему доброму пакеха. Не знаю, зачем ты спасал меня. Я не просил тебя об этом. Ветка, сорванная с куста, долго не живет. Ты насильно сделал меня предателем, и это хуже, чем смерть. Эх! Ты все-таки обманул нгати... Уходи!..
Генри закусил губу. Вот как!.. Значит, вместо благодарности - упреки, обвинение. Это после всего, что ему пришлось перенести. И не ради себя - ради спасения человека, которого он считает лучшим другом...
Медленно, очень медленно поднялся Генри с пыльного тюфяка. Встретив внимательный взгляд доктора, он опустил глаза и глухо пробормотал:
- Он прогнал меня, сэр... Идемте, прошу вас...
- Хорошо, сейчас мы уйдем, - спокойно отозвался Эдвуд. - Кажется, я догадываюсь, в чем дело. Поэтому, Генри, прежде чем оставить их одних, я хотел бы, чтобы вы перевели ему кое-что.
Вильям Эдвуд подергал себя за бородку и поднял глаза к потолку.
- Скажите ему, что сейчас он слаб и не страшен врагу. Если он хочет быть полезным своей родине, ему придется полежать еще недельку-другую - не дольше. Скажите, что война только разгорается и что часть нгати все-таки прорвалась в долину. Сегодня утром я услышал, как об этом говорили работники.
- Неужели? - Генри был не на шутку удивлен. - Почему же вы мне...
- Потому что говорю, как правило, только то, что знаю наверняка, - сердито перебил его ботаник. - Переводите же, сэр!
Когда юноша закончил перевод, в комнате на несколько секунд наступило молчание. Потом за спиной Генри раздался странный звук, одинаково похожий на сдавленный смех и на плач. Он не успел оглянуться: Парирау обхватила руками его шею и, прижавшись телом, захлебнулась истерическим смехом. Опомнившись, она отпустила Генри и с испугом глянула на Эдвуда. Но на нее уже не смотрели: оба англичанина не сводили глаз с побледневшего лица Тауранги, который приподнялся на локтях и силился что-то сказать.
Но вот он опять опустил голову на матрац и закрыл глаза.
- Идемте!.. - шепнул ботаник. Достав из кармана ключ, он легонько подтолкнул Генри к выходу.
- Я еще приду сегодня... - успел бросить притихшей девушке Генри Гривс, скрываясь за дверью.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
в которой на сцену снова выступает земельный комиссар
Если не возражаете, я открою окно, - сказал Эдвуд.
- Ради бога, сэр...
Генри подсунул подушку под локоть и повернулся на бок. После визита к Тауранги он опять вынужден был лечь в постель. Вялость во всем теле, легкое головокружение - видно, не так уж он и окреп, чтобы разгуливать подолгу.
Закрепив на крючке раму, Эдвуд уселся на подоконник и принялся заряжать табаком маленькую закопченную трубку. Генри лежал с закрытыми глазами, с удовольствием втягивая в себя запахи двора. Пахло овчинами, конюшней, прелыми волокнами льна - совсем как дома, то есть не дома - на ферме отца. Может ли он считать ферму у трех холмов своим домом, это еще вопрос. Если старик побоится спрятать у себя двух мятежных нгати, у Сайруса Гривса больше не будет сына. Генри останется с ними, это решено.
- Признайтесь, Генри, вы ужасно разобижены... - проговорил доктор Эдвуд и, чиркнув спичкой по стеклу, поднес к трубке стелющийся от ветерка огонек. Только скажу вам, сэр, откровенно... - Он сделал несколько коротких затяжек. Если - вы... пуфф-пуфф... намерены сердиться на своего друга... пуфф-пуфф... я не буду вас уважать...
Трубка, наконец, раскурилась. Ботаник выпустил из усов белесое облачко и прислонился спиной к косяку. Его глаза иронически щурились.
Генри почувствовал себя задетым.
- Странно... - Он дернул плечом и с вызовом посмотрел на Эдвуда. - А разве вас, доктор, не оскорбляет несправедливость? Тауранги назвал меня... Впрочем, я вам уже рассказывал... Неужели вы, сэр, считаете, что он прав?
Ботаник сделал неопределенный жест, но ничего не ответил - опять занялся трубкой. Генри почувствовал, как к щекам приливает кровь. Что значит молчание доктора Эдвуда?..
- Значит, сэр, по-вашему, я предатель? - запальчиво воскликнул он. Губы юноши дрожали.
Эдвуд рассмеялся и тряхнул кудлатой головой.
- Что вы!.. Напротив, дорогой мистер Гривс, вы человек честный и благородный. И на самопожертвование вы способны, а это уже редкость... Но скажите откровенно, как на исповеди: вы не жалеете, что так основательно связались с маорийцами? Что стали свидетелем, нет - даже участником всех этих кровавых событий?
Только секунда понадобилась Генри для раздумий.
- Нет! - твердо произнес он. - Нгати были правы, и я мог быть только с ними. Но ведь они погибли бессмысленно, доктор! Столько жизней... дети... И все напрасно... Это же безумие - воевать с Британской империей, надо искать другие способы выжить... Любой другой! Эта война - не война, это истребление... Сегодня нгати, завтра - нгапухи, рарава, затем все остальные... Разве я мог допустить, чтобы Тауранги и Парирау погибли? Разве вы, сэр, будь вы на моем месте, не стали бы их спасать? Не стали?!
