- Нет! - твердо произнес он. - Нгати были правы, и я мог быть только с ними. Но ведь они погибли бессмысленно, доктор! Столько жизней... дети... И все напрасно... Это же безумие - воевать с Британской империей, надо искать другие способы выжить... Любой другой! Эта война - не война, это истребление... Сегодня нгати, завтра - нгапухи, рарава, затем все остальные... Разве я мог допустить, чтобы Тауранги и Парирау погибли? Разве вы, сэр, будь вы на моем месте, не стали бы их спасать? Не стали?!
Генри уткнулся лицом в подушку. Никогда еще не испытывал он такого острого приступа тоски и отчаяния, как сейчас. Неблагодарность Тауранги осквернила то, что он считал самым святым - самопожертвование во имя дружбы. Где же справедливость в этом мире?
- Послушайте, Генри, - донесся до его слуха голос Вильяма Эдвуда. Напрасно терзаетесь: вы были правы, когда решили спасти своих друзей. Вы сделали то, что подсказывал рассудок... И не только разум, но и чувства человеческого долга, любви, сострадания... Но, дорогой мой юноша, ваша правда - правда только для вас. Для вашего же друга она - звук пустой, он не может ее принять, потому что Тауранги действительно неотделим от своего народа. Ваш разум европейца сказал вам: спаси хотя бы две жизни. А сын Те Нгаро живет другим: борьбой, ненавистью к захватчикам, преданностью интересам племени, родной земли. Не правда рассудка, а правда страсти руководит его поступками... Не сердитесь на него, Генри... И простите меня, если я обидел вас чем-то...
Эдвуд умолк, выколотил потухшую трубку и, спрыгнув с подоконника, сел на краешек кровати. Тяжелая рука ботаника опустилась на плечо Генри.
- А что касается бессмысленности сопротивления, - задумчиво продолжил Эдвуд, - тут вы, пожалуй, в корне неправы. Во-первых, я не думаю, что нашей королеве так уж и легко удастся прибрать к рукам всю Новую Зеландию. Нгати маленькое племя, и то какие хлопоты... А ведь сколько на новозеландских островах по-настоящему могучих племен... Помяните мое слово, большая война впереди. А во-вторых... Мне довелось побывать на разных островах Океании. Видел я народности и племена, которые смирились перед нашей короной. И что ж? Вымирают, чахнут. А в Австралии, где на туземцев, как на лис, охотятся? А облавы на Тасмании, где скоро вообще не останется ни одного аборигена? Это лучше? Нет, дорогой юноша, хуже. И если нгати погибали на ваших глазах, так только потому, что для них борьба - единственный шанс выжить. Я, признаться, крепко верю в маорийцев, и Англия, право, должна обломать об них зубы... Дай-то бог...
Последние фразы доктор проговорил с нескрываемым ожесточением. Не отрывая головы от подушки, Генри с удивлением косил глазом на ботаника: он знал, что мистер Эдвуд симпатизирут маорийцам, но чтобы заявлять такое...
- Простите, сэр, - не выдержал Генри, приподнимаясь на локте. Предположим, Англия потерпит поражение, хотя я в это и не верю. Что будет с Новой Зеландией... самостоятельной?
- Гм... - Эдвуд усмехнулся в усы. - Могу вас заверить, что долго прозябать в дикости они не будут. Вы жили среди них и, наверное, замечали, как они жадно перенимают все полезное, так ведь? Мне в Окленде тоже порассказали кое-что. У некоторых племен есть уже мельницы, плотины, пшеничные поля... А тяга к грамоте? Они вырезают из дерева огромные буквищи, водружают их на башне, и все - представляете? - все племя учится читать!.. О, маори - замечательный народ, с большим будущим. Цивилизация сюда придет в сапогах-скороходах, не успеете оглянуться.
Генри поежился и вздохнул.
- Что же хорошего в этом, сэр? - кисло пробормотал он. - Цивилизация... И будет у них то, что у нас в Манчестере. Разве о таком стоит мечтать? Жили бы своей естественной жизнью, занимались бы...
Генри не договорил. Лицо его вдруг поскучнело.
- Вы не читали Руссо? - с насмешливой улыбкой спросил ботаник. - Нет? Однако ваши взгляды в чем-то похожи на его мечту о возвращении к "естественному" человеку. Впрочем, жизнь, кажется, кое в чем переубедила вас, сэр, не так ли? Вы сами рассказывали о своих попытках проповедовать идеи равенства. И вас, кажется, за это чуть живьем не съели. Я не ошибаюсь?
Мистер Эдвуд вел себя не по-джентльменски: он смотрел на Генри в упор и ждал ответа. Юноша хмуро молчал.
- Перед отъездом из Англии, - продолжил доктор, задумчиво теребя бородку, - я познакомился с книгой одного нашего соотечественника... Роберт Оуэн, не слышали?.. Так вот, очень умная и глубокая книга. Со многим в ней я согласен. Нам самим нужно разумное и справедливое общество... Общество равных, духовно богатых, красивых людей. Цивилизованное человечество стало достаточно мудрым, чтобы понять свое несовершенство и без насилия и крови переделать жизнь... Тогда, быть может, мы и вправе будем учить туземцев... Вы согласны со мной, сэр?..
- Да, я согласен, - сухо обронил Генри. Он уже раскаивался в том, что посвятил доктора в подробности своей жизни среди маори.
Видя, что Генри поморщился и закрыл глаза, ботаник озабоченно склонился над ним.
- Послушайте, Генри, я утомил вас? Да-да... Постарайтесь уснуть. Под вечер я загляну к вам. Отдыхайте...
Доктор встал, щелкнул по трубке пальцем и вышел, плотно прикрыв дверь. К себе он направился не сразу - постоял на крыльце, потом заглянул в кладовку, где прокопался часа полтора. Отведя душу с гербариями, Эдвуд пришел к мысли, что неплохо было бы побродить до обеда в роще: как-никак, а бездельничает он уже третий день. Удостоверившись, что с его подопечными ничего не случилось Тауранги мирно спал, а Парирау листала пухлый ботанический справочник, Вильям Эдвуд снова запер дверь комнаты, прихватил плоский ящичек для растений и направился к воротам миссии, за которыми шагах в двадцати зеленела стена кряжистых тисов. Стоило ему войти в рощу, как он тотчас забыл обо всем, что не касается новозеландской флоры. Рана Тауранги, споры с юным Гривсом, мысль о будущем человечества на время отступили на задний план.
Этого, однако, нельзя было сказать о Генри. Оставшись в одиночестве, он еще довольно долго ворошил свои большие и маленькие обиды. Но послеполуденная тишина, окутавшая дом досточтимого Бэрча, убаюкала и Генри.
Жара шла на убыль, когда в ворота миссионерской станции Бэрча въехали три запыленных всадника. Завидя их, Парирау, которая от скуки разглядывала сонный двор сквозь дыру в занавеске, испуганно метнулась к постели Тауранги. Но разбудить его не решилась, вернулась к окну. В сильном волнении девушка припала к стеклу и стояла, не шелохнувшись, пока прибывшие пакеха, радушно встреченные хозяином, не расседлали лошадей и не проследовали в дом.
Двор снова опустел. Парирау отошла от окна и, присев на соломенный тюфяк возле ног сына Те Нгаро, задумалась. Ее испугало появление в доме миссионера двух вооруженных солдат и моложавого пакеха в зеленой одежде чиновника. Может, это погоня? Но никто не знает об их побеге из па. А если хозяин заподозрил, что рана Тауранги происходит не от падения со скалы? Он скажет об этом пакеха, они придут сюда и сразу же по глазам Тауранги увидят, что перед ними - враг. Сын Те Нгаро не сможет притвориться, сердце его живет одной ненавистью...
Звяканье ключа о замок заставило Парирау сжаться. Дверь отворилась, и в комнату вошли двое - толстый хозяин дома и его гость - пакеха в зеленом мундире.
Увидев перепуганную девушку, молодой пакеха сощурился на нее и присвистнул. Затем подошел к окну, отогнул занавеску. Скользнув небрежным взглядом по спящему Тауранги, он что-то сказал хозяину дома и снова уставился на Парирау.
- Мой гость хочет, чтобы ты приблизилась к нему, - лучась улыбчивыми морщинками, проворковал по-маорийски старик.
Парирау как завороженная смотрела на красивое лицо чиновника. Если бы не страх, застывший в зрачках, можно было подумать, что она любуется им.
- Встань же, девушка, - строго проговорил хозяин дома, но молодой пакеха жестом дал понять ему, что не настаивает на этом. Задумчиво пригладив аккуратные усики, он опустил край занавески и сквозь зубы бросил короткую фразу. Старик закивал, и оба пакеха направились к двери. Веки Тауранги на секунду приоткрылись. Снова заскрежетал ключ, и Парирау, обессилев, уткнулась лицом в пахнущий жухлыми травами матрас...
Тауранги по-прежнему лежал с закрытыми глазами. Но дыхание его уже не было таким глубоким и ровным, как раньше...
* * *
Вскоре после захода солнца в комнату Генри Гривса на минутку заглянул преподобный мистер Бэрч.
- Вот и чудесно, сэр, что вы тоже здесь, - добродушно осклабился он, увидев Вильяма Эдвуда, как всегда, сидящего на подоконнике с погасшей трубкой в зубах. - Вы, надеюсь, не забыли о моей просьбе отужинать вместе? Прошу вас, господа, мы ждем. Кстати, будет и маленький сюрприз для вас. И весьма приятный, весьма приятный...
Когда миссионер ушел, Эдвуд и Генри продолжили прерванный разговор. Появление в доме Бэрча королевского чиновника, сопровождаемого охраной, очень усложняло ситуацию, тем более что тип этот, судя по его незамедлительному визиту в комнату ботаника, был дотошным служакой. Правда, веских оснований подозревать в двух юных маорийцах врагов короны нет ни у чиновника, ни у самого Бэрча. И все-таки теперь придется быть начеку. В гостиной миссионера должно проясниться многое, так как нет сомнений, что преподобный отец пригласил на ужин и своего важного гостя. Значит, надо быть готовыми ко всему. Если Сайрус Гривс не прибудет в резиденцию Бэрча в течение ближайших двух дней, придется уходить отсюда самим. Куда? Пока неясно, но промедление может обойтись слишком дорого.
