- Итак?.. - уныло протянул Генри.
Предчувствие говорило ему, что этот вечер не обещает им ничего отрадного. Но не идти нельзя. Надо усыпить подозрительность чиновника, чтоб он больше не совал нос к Тауранги.
Натянув на плечи старенький, безукоризненно отглаженный сюртучок - подарок эконома миссии, - Генри намочил в тазу руки и старательно пригладил отросшую шевелюру - почти такую же буйную, как у доктора Эдвуда. Ботаник оглядел его, удовлетворенно хмыкнул и спрыгнул с подоконника. Выйдя в темный, очень узкий коридор, который рассекал обитель Бэрча на две совершенно одинаковые половины, они прошли в глубину дома и остановились возле приоткрытой двери, из-за которой явственно доносился жирный смех Сэмюэля Бэрча.
Эдвуд постучал. Смех оборвался. Несколько секунд тишины, и чей-то удивительно знакомый голос произнес:
- Слава богу! Наконец-то пришли!..
- Входите, господа, входите! - подхватил тенорок хозяина.
Они вошли и остановились у порога. Человек, который сидел в кресле напротив двери, встал и, раскрыв, как для объятий, руки, нетвердой походкой двинулся к ним.
Потревоженное резким движением, пламя свечи пригнулось, и тень крылатого великана заметалась по потолку.
- Добрый вечер, мистер Гримшоу, - хладнокровно проговорил ботаник.
Не зря все-таки скверное предчувствие угнетало сегодня Генри Гривса!
* * *
Стенные часы со звонкой хрипотцой пробили половину девятого.
- Еще по одной, сэр! Не возражаете? - Пьяно ухмыляясь, Гримшоу заглянул в лицо доктору и встряхнул пузатую бутылку.
- Нет, разумеется, - пожал плечами Вильям Эдвуд и протянул стакан. Давно он не пробовал такого отличного рома. Ай да святоша Бэрч! Интересно, велики ли у него запасы? Купить бы у него перед отъездом бутылок с полдюжины.
Не прикоснулся к веселящему напитку один лишь Генри. Как ни уговаривал его земельный комиссар, юноша не смог подавить отвращение к запаху спиртного. Слабенький эль - вот это с удовольствием. Хоть целый галлон.
"Доктору, пожалуй, не стоило бы, - подумал Генри, искоса поглядывая на разрумянившееся лицо Эдвуда. - Зато господин Гримшоу не такой уж хмельной, каким хочет казаться".
Он уже несколько раз ловил на себе внимательный взгляд земельного комиссара. Неужели не верит? Ослушание Генри, удравшего из лагеря капитана Наттера, не может быть основанием для подозрений. А если Гримшоу узнал его, когда был парламентером? Тоже маловероятно: Генри был в одежде маори, да и переводил он из толпы. Разве что по голосу опознал... Но почему до сих пор ни намека?
- Тост, господа, замечательный тост! - Расплескивая ром, Гримшоу постучал стаканом по столу и встал.
Бэрч и Эдвуд придвинули к себе посуду и приготовились слушать. Миссионера, привыкшего вставать с рассветом, клонило в сон. Он давно уже клевал носом, но старался придать физиономии выражение живейшего интереса.
- Предлагаю выпить... - комиссар сделал паузу и обвел взглядом сидящих за столом. Его лицо было неестественно бледным, верхняя губа задралась, топорща усики и обнажив идеально ровную полоску зубов. - Предлагаю выпить... - еще раз повторил он, - за то, чтобы люди навсегда забыли о братоубийстве... Чтобы кровь человеческая не проливалась в этом мире... Во веки веков... Никогда!
И он одним длинным глотком опорожнил стакан.
- Браво! - восторженно зааплодировал мистер Бэрч и тоже пригубил.
Эдвуд с интересом взглянул на покрасневшего комиссара и покачал головой.
- Стоит ли говорить о несбыточном, мистер Гримшоу? - нехотя сказал он, продолжая держать свою порцию рома и рассматривая золотистую жидкость на свет. - Напомню вам слова Пифагора: "Делай великое, не обещая великого". А я добавлю: лучше сделай самую малость, чем... - Он засмеялся, отхлебнул из стакана и повернулся к миссионеру: - Разве не так, дорогой мистер Бэрч?
- Э-э... - протянул тот, пожимая круглыми плечами. - Добрые дела... Конечно... Э-э...
- Погодите поддакивать, мистер Бэрч! - бесцеремонно прервал его Гримшоу. Губы его тряслись, глаза сверлили невозмутимое лицо ботаника. - Этот ученый господин считает, что я даже заикаться не смею о жалости к людям... Я убийца, я - насильник, грабитель туземцев, не так ли?! Что же вы не отвечаете мне, мистер Эдвуд?
- Я слушаю вас, - просто ответил доктор, переглянувшись с Генри.
- Так вот, знайте же, что именно я... - Гримшоу задохнулся и рванул ворот мундира. - Я пытался сделать все, чтобы не пролилась кровь детей и женщин... Пытался спасти их... уговаривал... А потом... - Он грузно опустился на стул и, обхватив голову руками, продолжал, почти выкрикивая: - Этот проклятый Те Нгаро... Упрямые варвары... Если б вы только видели, что было, когда они пошли на прорыв!.. Я метался между солдатами, но что я мог сделать?.. Они были пьяные от крови. Хуже, чем дикари... На моих глазах... штыками... беременную женщину... детей... раненых... И это - европейцы... британцы... - Он поднял голову. В глазах Гримшоу блестели слезы. - Думаете, я смогу забыть... До своего последнего часа буду помнить, как убегал от нас маорийский мальчик... вниз по склону... падал... оглядывался... И как лейтенант смеялся и целился в него... И в конце концов - попал... О мерзость!..
Схватив бутылку, Гримшоу выплеснул себе остатки рома и жадно прильнул к стакану. Тягучая струйка скользнула по подбородку и закапала на скатерть, расплываясь желтым пятном.
Все подавленно молчали. Опустив стакан на стол, Гримшоу оцепенело уставился на пустую бутылку. Затем, будто отгоняя навязчивую мысль, поморщился и поднял глаза на Эдвуда.
- Скажите, господин ученый, - произнес он негромко и почти спокойно, хотя по лицу его было видно, с каким трудом ему дается сейчас каждое слово. - Зачем это нужно? Зачем вашей дорогой матери-природе понадобилось, чтобы белые, черные, желтые уничтожали друг друга? Откуда эта взаимная ненависть, эта пропасть между расами?
Лицо Вильяма Эдвуда стало жестким. Запустив пятерню в бороду, он с оскорбительным пренебрежением смотрел в глаза Гримшоу. Генри почудилось, что молодой чиновник вот-вот не вынесет убийственного взгляда, взорвется, закричит, может быть, выхватит пистолет и выстрелит в ботаника.
Но ничего похожего не произошло. Земельный комиссар напряженно ждал ответа.
- Вы сказали: "Зачем это нужно?" - наконец проговорил Эдвуд, нажимая на слово "зачем". - А я бы повернул ваш вопрос так: кому это нужно? Английскому крестьянину незачем убивать маорийцев. Впрочем, негров и папуасов - тоже. И здешние аборигены, как вы сами знаете, не только не убивали, но и сами зазывали к себе в деревни европейцев. Значит, цвет кожи - не самое главное, уважаемый сэр!..
Гримшоу угрюмо молчал. "Ох, напрасно доктор откровенничает с ним", - с неудовольствием подумал Генри. Но Эдвуд, видимо под влиянием выпитого, забыл об осторожности и решил высказаться до конца.
- Так вот, господин комиссар, - продолжал ботаник, все больше горячась, советую вам поискать иные причины вражды. По-вашему, сэр, выходит, что раса угнетает расу. А я вот узнаю, что земельные участки дорожают и что переселенцы идут на годы в кабалу к таким же белокожим, как они сами. Мелкие колонисты зубами скрипят от злости, что их так ловко надули. Нет уж, сэр...
- Довольно, мистер Эдвуд! - Гримшоу резко встал, пошатнулся, но, стиснув зубы, заставил себя держаться прямо. - Простите, уважаемый Бэрч, но я... покину вас. Мне... неприятно слушать этого... мистера путешественника. А вы, он повернулся к ботанику и презрительно сощурился, - вы плохой англичанин, сэр!... Мне жаль этого бедного юношу, которого вы испортите, если...
Он не договорил. Выйдя из-за стола, коротко кивнул Бэрчу, затем - Генри и не быстрыми, но достаточно уверенными шагами двинулся через гостиную. У порога Гримшоу обернулся.
- Вы горько пожалеете о сказанном, Вильям Эдвуд, - с угрозой бросил он и, нажав на дверь плечом, вывалился в коридор.
- О господи! - всплеснул пухлыми ручками Бэрч и неодобрительно покачал головой. - Напрасно вы, сэр, нехорошо! Это же скандал... К чему?..
Ботаник, вслед за ним и Генри встали из-за стола.
- Простите, уважаемый Бэрч. Это была всего лишь дискуссия, - холодно сказал Эдвуд. - Не смеем больше утомлять вас. Спокойной ночи, мистер Бэрч!..
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
посвященная неожиданным событиям, которые разыгрались той же ночью
Стычка Эдвуда с Гримшоу расстроила Генри. Земельный комиссар из одного самолюбия постарается насолить доктору, так пренебрежительно отнесшемуся к его излияниям. Какого дьявола ввязался Эдвуд в этот щекотливый спор? Это все ром. В трезвом виде доктор не стал бы откровенничать с губернаторским чиновником. Правда, когда они вышли из гостиной в коридор, Вильям Эдвуд сказал ему: "Не робейте, дружок! Этого хлыща я нарочно взвинтил. Важно, чтобы вы думать привыкли..." Но поверить, что скандальный спор был начат специально ради него, Генри не мог. Эдвуд мог преспокойно высказаться перед ним и в отсутствие Гримшоу. Нет, одни только пьяные способны дразнить гусей, трезвому такое и в голову не может прийти. Ром виноват, ром...
