Мажуга спрыгнул из кабины и пошел к фасаду, нелепо торчащему среди остывшего пепелища. Заглянул в дверной проем, толкнул обломки досок, косо повисшие на уцелевшей петле, – что-то посыпалось… Он провел рукой по обгоревшей доске, посмотрел на черную ладонь, сделал еще шаг и пропал в темноте за уцелевшей стеной. Йоля боялась выбраться из кабины и не знала, что делать. Что сказать сейчас, как поступить? Из кузова, ворча и гремя железом, спустился Самоха. Переступая груды углей, подошел к стене.
– Игнаш!.. Ты это… Эх, да что ж это такое… – Он тоже не находил слов. Да и что тут можно сказать?..
Толстяк топтался перед сгоревшим домом, разводил руками, вздыхал. Из-за стены показался Игнаш. В руках он держал обгорелый обруч, с которого осыпались черные, насквозь прогоревшие лохмотья. Повертел, уронил. Руки его безвольно повисли, будто неживые.
– Может, кто еще жив остался? – неуверенно заговорил Самоха. – Может, спаслись? Сбежали? Может, просто пожар такой вышел, ну и…
– Горело со всех концов. Подожгли. Гляди под ноги. Видишь дверь? А эту балку видишь? Подперли дверь снаружи. – Мажуга говорил монотонно, ровно, глухо. Йоле сделалось страшно – будто мертвец бормочет из-под земли.
– Ну и всё же… Я ж тебя знаю, из твоего логова всегда несколько выходов. Может…
– Нет, там то же самое.
– Ну и всё же дождемся утра, по соседям поедешь, спросишь. Может, где… кто…
Игнаш не отвечал. Выпустил обруч, стал что-то подсчитывать, загибая пальцы.
– Ржавый, ты это… – снова заговорил оружейник.
– Два дня назад, – твердо сказал Игнаш. – Макар в карауле стоял, его черед. Он и Ринатка. Ну, Ринатка ладно… а вот у Макара любовь была с бабой, которая у Кириана батрачит. Он к концу сезона собирался жениться и бабу свою ко мне в дом пристроить, все знали.
Это был прежний Ржавый – он высчитывал варианты, четко прикидывал возможные объяснения. И похоже, уже вынес приговор. Но вот глаза его… Йоля боялась заглядывать в них. Глаза у Мажуги были мертвыми.
– Самоха, мне грузовик нужен, ступай к Харькову. Пешком сперва, ну а там как-нибудь устроишься.
– Ну нет, я с тобой.
– Нет.
– Ты что? – Толстяк набычился и стал подступать к Ржавому, сжимая кулаки. – Ты кем меня посчитал, а? Ты меня из пасти людоедской вырвал с боем, а теперь я, думаешь, того? Сбегу, что ли? А вот я щас тебе…
Йоля тихонько выбралась из кабины и подошла к мужчинам.
– Остынь, толстяк, – вяло махнул рукой Игнаш. – Я тебя спасал, потому что иначе кто б меня от Астаха прикрыл? Только и всего. Так что ничего ты мне не должен, да и незачем тебе тут…
– Как это незачем?! И не бреши, что из-за Астаха, я все равно не поверю!
– Я, Самоха, думаю, что след меня как раз к Астаху и приведет. Точно чую – его работа, кому еще моя ферма мешала? Пойдешь против Асташки? А ведь он трубы у вас заказывает, а, пушкарь?
– Ладно, там посмотрим, – буркнул Самоха. – Лучше подумай, куда девчонку пристроить, пока вот это всё…
– В кабину, куда ж еще, – заявила Йоля. – А ты, дядька Самоха, в кузов.
Мажуга оглядел обоих, помолчал, кивнул… потом, не говоря ни слова, зашагал к самоходу.
Ферма Кириана тоже лежала на трассе будущего газопровода, но хозяин, человек робкий, без разговоров отдал участок Астаху, даже символической платы не стребовал. Да и вообще был он безответный, небогатый, незаметный. Поговаривали, что батраки им помыкают, творят что захотят, а он и не перечит.
Пока ехали к его ферме, Мажуга прикидывал: нет, сам Кириан ни при чем. Но тут уж ему просто не повезло, а вернее, должен был за своими батраками лучше глядеть.
Самоход, украшенный стальными клыками, вломился в ворота, с грохотом высадил их и остановился посреди двора. Свет фар ударил в двери хозяйского дома.
– Кириан, выходи! – заорал Ржавый, заглушив двигатель. – Разговор к тебе имеется!
В доме взвизгнула женщина и тут же смолкла, будто ей рот зажали. Окошко второго этажа неярко осветилось изнутри, потом свет померк. Игнаш выскочил из кабины и укрылся в тени. Самоха встал в кузове, водя карабином вдоль темных окон.
Скрипнула дверь, показалась жена Кириана в длинной ночной рубахе. Выглянула и замерла, заслоняясь ладонью от света фар.
– Ты, что ли, Игнаш?
– Где муж? Пусть выйдет, не трону. Мне поговорить только.
Женщина отступила внутрь, там завозились, заспорили вполголоса.
– Я ни при чем здесь, Игнаш! – выкрикнул Кириан. – Бандиты на твою ферму напали, ночью! И боя не было, стрельбы никакой не слыхали! Когда занялось все, тогда только и заметили, да уж поздно оказалось.
– Кириан, выходи. Сказал же, не трону.
– Нет, Игнаш, не выйду, я боюсь.
– Ты злой сейчас, – подхватила Кирианова жена, – утром заходь, потолкуешь с Кирютой спокойно.
– А ну выходите все! – Голос Ржавого стал жестким. – Все, кто в доме есть, пошли наружу! Я вправду теперь злой. Сожгу, как моих сожгли, если не выйдете. Чтоб мне в некроз провалиться, вот подопру двери и оболью бензином! Ну?
Фермерша за дверью стала всхлипывать, к плачу присоединились еще несколько женских голосов.
– Кирюта! Макар у тебя? Пусть первым выходит!
Бухнул карабин. В темноте раздались стоны.
– Готов! – заорал из кузова Самоха. – Сбежал в окошко да к забору наладился! Вон там, справа! С простреленной ногой не побегает.
– Вон твой Макар, забирай его! – прорыдала жена Кирюты.
Вскрикнула другая женщина, заходясь плачем.
– Если высунетесь, будем валить всех без разбора, – предупредил Игнаш, направляясь вдоль фасада. Под окнами он проходил пригнувшись, чтобы не стрельнули оттуда. Исчез за углом, вскоре показался снова, волоча мужчину, который пытался встать, падал, хватался за простреленную ногу и рычал от боли. Игнаш втащил беглеца в полосу света от фар.
– Ну, здравствуй, Макар. Рассказывай, что ли, за сколько меня продал Астаху.
– Не продал я, сбежал, один только и спасся, банда налетела, всех порешили, – скороговоркой зачастил батрак. – Так и знал, что ты на меня подумаешь, потому укрылся.
В дверях показалась баба – подруга Макара, на которой он собирался жениться. Мажуга глянул на нее и пригрозил кольтом, та скрылась.
– Врешь, Макар, не было стрельбы, не налетал никто. Банду я видел, их человек десять, что ли. Астах их нанял за мной охотиться, а потом тебе заплатил, чтоб ты ночью ворота открыл.
– Не так было! Не так! – Макар вскинулся, получил по лбу рукоятью кольта и снова свалился. – Ринат виновен, не я! Он ворота открыл!
– Снова врешь, Рината ты небось убил, а? Он верный человек был, правильный.
– Не вру я! Ринат виноватый!
– Ринат виноватый, а ты живой, значит, – задумчиво произнес Мажуга. – Ну так что, не скажешь правды, значит? Ну и не говори, я и так насквозь тебя вижу. И тебя, и Астаха.
– Игнаш, хозяин, не надо! Не убивай!
– И в поле ты один ездил с поливалкой, чтобы там с человеком Астаха встречаться без помех, верно? Эх, поздно я сообразил, поздно…
– Не убивай! Я скажу, где банда укрывается!
– На что мне банда? Астах всему виной. Он тебе заплатил, он бандитов навел.
– Да! Да! – с жаром закричал Макар. – Он виноватый, не я! Заставили меня! Принудили! Не убивай!
– А зачем тебе жить? – Мажуга поднял кольт.
Потом, не слушая женского воя из-за двери, побрел к грузовику. Отъехали от фермы, крик и плач остались позади.
Мажуга остановил самоход. Йоля потрогала его за плечо:
– Игнаш! Игнаш, ты это… ты обдумай сперва, хорошо? Ты же можешь, ты всегда наперед продумываешь…
– Думаю.
Из кузова, пыхтя, выбрался Самоха, подошел к кабине и уставился снизу вверх:
– Ржавый, чего делать будешь? Может, погодим маленько, в Харькове я цеховым все обскажу, как с тобой вышло, мы поможем, а?
– Нет, толстяк, ваш цех из-за меня заказ потеряет, трубы эти самые. Не станете вы мне помогать. Я уж сам.
– Ну хоть давай знаешь чего? Трубы – некроз с ними, с трубами, а я тебе помогу все же. Хочешь, найду парней надежных, оружия раздобуду? – Самоха, горячась, заговорил скорей. – Я даже пушку могу тебе тайком спроворить, то есть из города вывезу, а? Только не глупи! Мы ж от дикарей отбились, из пустыни ушли, ты помнишь? И что ж теперь, после всего – сдохнуть? Давай, погоди…
– Нет, Самоха, нельзя мне годить. Завтра вся Пустошь будет знать, что я живой вернулся. Ночью, сейчас вот прям, и нужно все начать. И закончить. У Астаха дом крепкий, к нему так вот просто в ворота не вкатишь… Что-то нужно… Времени маловато, жаль.
– Ну, тогда, – медленно начал Самоха, – я тебе скажу. Что Астах сделает, ежели его газовое хозяйство сгорит, а? Вот прям сейчас, как ты говоришь?
– Ну и как оно сгорит?
– Помнишь, ты нас на подпольный цех навел? Я могу такую штуку, чтобы бомбами кидалась, соорудить. Пока ехали, я в кузове уже и железяк набрал подходящих. Там чего только нет! Настоящий холмовейник, всего эти уроды натащили. И труба подходящая есть, и пружина.
Мажуга задумался.
