На дне реки утопленник остается, пока в силу тех или иных причин удельный вес его тела снова не станет меньше удельного веса воды, вытесненной при его погружении. Это вызывается разложением, но не только. В результате разложения образуются газы, в изобилии скопляющиеся в клетчатке и распирающие внутренние полости, что и придает утопленникам жуткий, вздувшийся вид. При большом нагнетании газов объем тела заметно увеличивается, общая же его масса или вес не прибавляются соответственно; удельный вес тела становится меньше удельного веса вытесненной воды, и тело показывается на поверхности. Но разложение может пойти по-разному в зависимости от бессчетного множества самых разнообразных причин, убыстряется или замедляется под воздействием множества факторов; оттого, например, теплое или холодное случится время года, насыщена вода солями или чиста, глубокое ли место или отмель, проточная ли вода или стоячая; от индивидуальных особенностей организма, от состояния здоровья человека перед гибелью. Таким образом, просто немыслимо хотя бы приблизительно установить срок, когда тело должно всплыть под воздействием разложения. При одних условиях всплывет, не пройдет и часа, при других – возможно, и никогда. Существуют химические вещества, присутствие которых в составе органических тканей навсегда предохраняет их от разложения; например, двухлористая ртуть; но, кроме того, образование газов в желудке, как правило, идет и от уксусного брожения растительной пищи, да и в других полостях газы могут скопляться не только за счет разложения, а опережая его, так что их скопление может и раньше увеличить объем тела настолько, что оно всплывет. Пушечная пальба сообщает воде колебание, и больше ничего. Оно может освободить тело от ила и тины, в которых оно застряло, дав ему всплыть, если действие других факторов уже подготовило его; или может, шелохнув тело, нарушить то внутреннее равновесие, которое удерживало скопившиеся в клетчатке газы от выделения во внутренние полости, отчего последние расширяются.
Представляя себе теперь общую теорию вопроса, мы легко проверим правильность утверждений «L'Etoile». «Опыт свидетельствует, – уверяет газета, – что утопленники или трупы, брошенные в воду сразу после убийства, всплывают только по прошествии самое малое от шести до десяти суток; ранее разложение не достигнет той стадии, когда тело поднимается на поверхность. Даже если над затонувшим телом произвести пушечный выстрел раньше, чем через пять-шесть суток самое малое, и оно всплывет, то сразу затонет снова, если его не подхватить».
– Весь этот отрывок оказывается сплошной чепухой. Никакие данные опыта не убеждают, что для разложения требуется непременно от шести до десяти дней, чтобы оно достигло той фазы, когда «затонувшее тело» всплывет. И теория и практика убеждают, что для установления этого срока нет и не может быть общего правила. Более того – если уж тело всплывет от пушечного выстрела, то никак не «затонет снова, если его не подхватить», поскольку разложение, стало быть, уже достигло той фазы, когда образовавшиеся газы распирают полости. Хотелось бы, однако, привлечь ваше внимание к сделанной здесь оговорке насчет различия между «утопленниками» и «трупами, брошенными в воду сразу после убийства». Хотя автор как будто и признает, что это не одно и то же, фактически он пишет их в одну рубрику без разбора. Мм выяснили, почему тело тонущего становится тяжелее вытесняемой им воды и что он не тонул бы, если бы нарвался выбиться на поверхность, не колотил руками по воде и не захлебывался, забывая удерживать дыхание при погружении, от чего вода замещает в легких воздух. Но ведь трупы, «брошенные в воду сразу после убийства», не колотят по воде руками и не ловят воздуха ртом, а потому, как правило, не тонут – обстоятельство, автору «L'Etoile» явно неведомое. В таком случае мертвое тело скроется под водой только после полного разложения, когда плоть уже отстанет от костей, – не раньше.
Что же теперь прикажете делать с доказательствами, будто выловленная в реке покойница не может оказаться Мари Роже, поскольку труп всплыл всего через три дня после исчезновения последней? Ведь это – женщина, так что, случись ей утонуть, и то она не обязательно тут же пошла бы ко дну; а погрузившись, могла всплыть через двадцать четыре часа или раньше. Но никто не допускает мысли, что она утонула; а раз ее бросили в воду уже мертвой, то тело могло всплыть хоть тотчас же.
«Но, – возвещает „L'Etoile“, – если бы этот истерзанный труп пролежал на берегу до ночи со вторника на среду, то удалось бы напасть на следы убийц». Тут не сразу и сообразишь, что собственно хочет сказать этот умник. А он решил заранее отвести соображение, противоречащее его теории, а именно – что за два дня на берегу тело разложилось бы больше, чем в воде. Он допускает, что в таком случае оно могло всплыть и в среду, и убежден, будто только поэтому оно и всплыло. Вот он и заторопился с доказательствами, что труп не оставался на берегу, ибо, в противном случае, «удалось бы напасть на следы убийц». Вы, кажется, улыбнулись этому sequitur *. Вы не можете представить себе, каким образом от срока пребывания трупа, на берегу следы убийц должны умножиться. Я – тоже..
– «И уже совершенно ни с чем не сообразно, – продолжает газета, – чтобы злодеи, способные на такое убийство, бросили тело в воду, не привязав груза, чтобы оно сразу пошло ко дну; ведь принять такую меру ничего не стоило». Обратите внимание, как смешно оборачивается это заключение! Все, даже «L'Etoile», согласны, что женщина, чей труп нашли, была убита. Признаки убийства несомненны. Наш умник собирается доказать, что эта покойница – не Мари; и только. Он хочет убедить, что Мари не была убита, а не в том, будто это труп не убитой. Но из его замечания вытекает со всей очевидностью именно последнее. Есть труп, к которому не привязали груза. Убийцы не бросили бы его в воду без груза. Стало быть, убийцы и не бросали его в воду. Вот и все, что доказывается. К вопросу об установлении личности еще не подошли, поэтому «L'Etoile» спешит, пока не поздно, опровергнуть то, что только миг назад признала. «Мы нисколько не сомневаемся, – заявляет газета, – что женщина, труп которой нашли, была убита».
Нашему хитрецу и еще не раз случается перехитрить самого себя, даже все в этой же части статьи. Он, как я уже отмечал, явно задался целью сократить, насколько возможно, промежуток времени между исчезновением Мари и находкой трупа. А вместе с тем особо подчеркивает то обстоятельство, что никто не видел девушку после ухода из дома. «Нет ни одного подтверждения, – говорит он, – что Мари Роже оставалась в живых после девяти часов утра в воскресенье, 22 июня». Он рассуждает явно ex parte, и в его же интересах было пренебречь этим моментом, ибо ему явно не хочется, чтобы объявился кто-нибудь, видевший Мари, скажем, в понедельник или во вторник, а ведь тогда промежуток, урезать который автор так старается, значительно сократился бы сам собой, а следовательно, по его же логике, и вероятность, что этот труп – тело нашей гризетки, резко уменьшилась бы. Забавно все же, что «L'Etoile» особенно напирает на этот пункт в полной уверенности, что прибавит таким образом к своим доводам нечто новое.
Пересмотрим теперь рассуждения газеты, относящиеся к опознанию покойницы, сделанному Бове. Говоря о волосках на руке, «L'Etoile» передергивает самым бессовестным образом. Мосье Бове – совсем не такой дурак, ему и в голову не пришло бы устанавливать личность убитой только по каким-то волоскам на руке. Волоски на руке найдутся у кого угодно. Бове совсем не так выразился, как передает «L'Etoile», которая, опустив подробности, исказила общий смысл его показания. Он, конечно же, говорил о каких-то особенностях этих волосков. Чем-то, вероятно, запоминающихся – цветом, толщиной, длиною или по тому, как они росли.
«Нога у нее, – продолжает газета, – была маленькой, но ведь такие же у тысяч женщин. Подвязка и туфля – тоже не доказательства: и туфли и подвязки поступают в продажу целыми партиями. То же самое скажем и об искусственных цветах на шляпке. Мосье Бове требует, чтобы обратили особое внимание на то обстоятельство, что пряжка оказалась сдвинутой, чтобы сузить подвязку на ноге. Нет смысла придавать этому значение, потому что большинство женщин покупает подвязки без примерки именно с тем, чтобы заняться их подгонкой дома, не в магазине же это делать». Трудно поверить, что наш умник говорит всерьез. Если бы мосье Бове, искавший Мари, оказался перед покойницей Того же роста, комплекции и внешне похожей на исчезнувшую, он уже был бы вправе (независимо от того, как она одета) заключить, что его поиски окончены. А если притом же он обнаружит еще особого вида волоски на руке, такие же, какие ему запомнились у живой Мари, его предположение вполне законно должно укрепиться и превратиться в полную уверенность; ибо любая характерная особенность этой отметинки превращает ее в таком случае уже в особую примету. Если же к тому же ножки у Мари были маленькие, и у покойницы такие же, вероятность, что это – именно Мари, возрастает уже не в простой арифметической, а в геометрической прогрессии, или кумулятивно.
