Оба полосатых красных шлагбаума у будки охранника были подняты и стояли вертикально. Точно толстая птица, подготовленная для духовки. Все широко открыто – можно въезжать и выезжать. Охранника за стеклом они не увидели.
Чан остановила машину.
– Проверь, – попросила она.
Асфальт под ногами Ричера был таким горячим, что хоть жарь на нем яичницу. В шести футах гудели мухи. Стекло в будке было поднято – охранник подался вперед, когда разговаривал с Ричером и Чан. Надеюсь, у вас будет отличный день. Кондиционер работал изо всех сил, стараясь справиться с жарой.
Охранник лежал на полу, рядом со своим стулом. Рубашка с короткими рукавами. Испещренные старческими пятнами руки. Открытые глаза. Он получил одну пулю в грудь, а вторую – в голову. Мухи устроили пиршество – из ран натекло много крови. Синие радужные мухи. Они ползали. Откладывали яйца.
Ричер вернулся к машине.
– Пожилой мужчина, – сказал он. – Но старше уже не станет.
– Мне уже легче – меня преследовала мысль о том, что я помогла совершить убийство.
– А я жалею, что не взял на кухне нож для масла и не отрезал ему голову.
Чан выехала через ворота и сделала несколько случайных поворотов направо и налево. Они не слышали воя сирен. Никакого шума, вокруг тишина и покой. Бесконечное движение по трехполосному шоссе Финикса, подобное медленно текущей реке, уходящей за горизонт.
– Куда теперь? – спросила Чан.
– Давай найдем место, где можно выпить чашку кофе. Кроме того, тебе нужно позвонить.
* * *
Они остановились возле торгового центра в Парадайз-Вэлли и сразу увидели кофейню, зажатую между магазином, торговавшим кожаными ремнями с серебряными пряжками, и магазином столового фарфора с фигурными узорами. Чан заказала охлажденный кофе, Ричер – горячий, и они уселись за липким столиком в задней части кофейни.
– Скажи Уэствуду, чтобы он выбрал отель. В удобном месте и в соответствии с бюджетом. Мы присоединимся к нему через два часа.
– Почему через два часа?
– У твоих коллег есть офис в Финиксе?
– Конечно, в Финиксе полно вышедших в отставку агентов ФБР.
– Нам необходимо знание местных реалий.
– Относительно парней, оставшихся в доме Лейров?
– Относительно их босса. Ведь он был еще и боссом Хэкетта. Поставщик внештатных охранников для самых разных клиентов. Экономика услуг в действии. Судя по голосу, это крупный мужчина. А парень, который вел в доме переговоры, назвал его Толстяком. Ты слышала? Он жаловался, что ему не заплатят больше и что он не сможет заключить новую сделку потом, таковы правила Толстяка. Так что нам необходимо имя. Босс гангстеров из Восточной Европы, живущий в Финиксе и управляющий местными наемниками и такими, как Хэкетт, в других местах. Скорее всего, его можно назвать Толстяком. Естественно, у него за спиной. Его адрес нам тоже пригодится.
– Зачем?
– Я хочу нанести ему визит.
– Зачем?
– Ради Эмили. И сестры Маккенна. И охранника в будке. И еще у меня болит спина и началась мигрень. Нельзя допустить, чтобы некоторые вещи продолжались.
Чан кивнула.
– А некоторые вещи приносят дополнительные выгоды, – сказала она.
– Вот именно.
– Материнский Приют останется без прикрытия. Мы устраним его систему защиты. Отсечем голову. До того, как туда вернемся.
– Твои коллеги обладают такого рода информацией?
– Если б ко мне обратились по такому же поводу в Сиэтле, я сумела бы ответить на многие вопросы.
Мишель достала телефон и позвонила Уэствуду относительно отеля, потом нашла местный номер своих коллег. Запасная спальня, наверное, где-то рядом. В Месе, Глендейле или Сан-Сити. Обставленная стандартными полками и шкафами, с письменным столом и комодом. А еще компьютером, телефоном, факсом и принтером. Вложения в новую карьеру. У нас повсюду есть офисы.
Ричер встал и направился в туалет, где внимательно осмотрел себя в зеркале, чтобы проверить, нет ли на нем крови, своей или чужой, или других следов схватки. Всегда необходима разумная предосторожность. Однажды он арестовал типа, в волосах которого остался зуб его жертвы, прямо по центру, похожий на светло-желтую бусину из магазина на пляже. Потом он очень тщательно, не жалея мыла, вымыл руки, запястья и предплечья. Чтобы избавиться от следов пороха, оставшихся после выстрелов. Еще одна разумная предосторожность. Зачем облегчать работу полиции?
– Он украинец, и зовут его Мерченко, – сказала Чан, когда он вернулся к столу.
– Толстый? – спросил Ричер.
– Говорят, огромный.
– Мы знаем, где он ведет свой бизнес?
– Он владелец частного клуба, расположенного к югу от аэропорта.
– Охрана?
– Мы не знаем.
– Мы можем просто пойти в клуб?
– Нет, нужно быть его членом.
– А если попробовать наняться на работу? Я бы мог быть вышибалой.
– А я кем?
– Тут все зависит от того, какой это клуб.
– Полагаю, мы можем без труда догадаться.
– С эстетической точки зрения меня все вполне устраивает, – сказал Ричер. – Нам нужно взглянуть на это место. Прямо сейчас. Лучше осмотреть его при дневном свете.
* * *
К югу от аэропорта находились не только бесплодные земли, и они выглядели лучше, чем то, мимо чего они проезжали прежде. Клуб Мерченко представлял собой металлическое здание размером со стадион «Янкиз». Только с квадратным основанием. Он заполнял весь квартал, от одного тротуара до другого. Форму выкрашенных в розовый цвет стен смягчали сотни воздушных шаров из фольги, также розовых, в виде сердец и губ. Все они каким-то образом крепились к обшивке. С шарами переплетались мили неоновых труб, казавшихся на солнце серыми, но ночью они наверняка становились розовыми. Розовой была дверь, розовым – пластиковый навес над ней, да и сам клуб назывался «Розовый».
– Нам стоит рискнуть и объехать вокруг квартала? – спросила Чан.
– Еще рано, – ответил Ричер. – Думаю, нам ничего не грозит.
Она свернула налево от клуба и проехала вдоль правой стороны. Такой же огромный размер, тот же розовый цвет. Те же губы и сердечки. «Что-то в этом есть от дружелюбия пьяного», – подумал Ричер.
Потом они увидели, что здание занимает не весь квартал. Задняя часть квартала представляла собой двор для доставки. Вполне разумно. Клуб такого размера нуждается в больших количествах предметов потребления. Как океанский лайнер. И производит огромное количество мусора и отходов, требующих переработки. Значит, сюда должны регулярно подъезжать машины.
Двор был огорожен мощной проволочной сеткой с розовыми экранами, не позволявшими разглядеть, что происходит внутри. Поверх ограды шла армированная колючая лента, перелезть через которую было невозможно. Однако две десятифутовые секции ограды открывались внутрь, чтобы пропускать машины с продуктами, выпивкой и мусором.
Одна из створок была открыта.
– Остановись, – сказал Ричер.
Чан притормозила и аккуратно подала машину назад для лучшего обзора.
– Глазам своим не верю, – сказала она.
За воротами они увидели ряд контейнеров для мусора, далее – свободный пятачок возле кухонной двери с фальшивой зеленой травой, уложенной поверх бетона, символическую ограду из штакетника и белую металлическую садовую скамейку с большим парусиновым зонтиком от солнца. Для поваров и официантов, чтобы те могли спокойно покурить.
На скамейке сидел толстяк.
Он курил толстую сигару и говорил с латиноамериканцем в майке без рукавов и бандане, который стоял рядом чуть ли не по стойке «смирно». Взгляд латиноамериканца был устремлен в какую-то точку, находившуюся за головой толстяка.
Впрочем, слово «толстяк» было явно недостаточным. Мужчина, на которого они смотрели, не был пухлым, или ширококостным, или имел лишний вес, или страдал от ожирения. Он являлся горой. Причем огромной. Более шести футов только поперек. Скамейка под ним казалась крошечной. Он был одет в серый восточный халат, доходивший до щиколоток; из-за громадного живота ему пришлось раздвинуть колени, и он откинулся назад, уместив на скамейке лишь часть необъятного зада – сидеть прямо он не мог.
Его тело не имело традиционных контуров. Это был единый треугольник плоти, с грудями размером с баскетбольный мяч, а еще глыбами и выпуклостями не меньше подушки для двуспальной кровати. Руки покоились на спинке скамейки, с локтей свисали огромные складки жира.
Он был колоссальным, именно такое слово употребил контакт Чан. Голова, по сравнению с туловищем, казалась крошечной. Розовое лицо лоснилось от солнца, маленькие глаза утопали в жире, к тому же он щурился на ярком свету. Кожа на лице так сильно натянулась, слово ему засунули в ухо велосипедный насос и сделали десяток мощных качков. Волосы толстяка были подстрижены так же коротко, как у трех парней, оставшихся в доме сестры Маккенна.
– Возможно, он брат или кузен. Может быть, это семья толстяков.
