– У них даже нет сотовой связи. Едва ли они большие гуру Интернета, – возразила Чан.
– Нужно перебраться туда, где нам никто не сможет помешать, – после некоторой паузы предложил Уэствуд.
* * *
В двадцати милях к югу от Материнского Приюта мужчина в выглаженных джинсах и с уложенными волосами принялся расхаживать от нетерпения. Он смотрел на телефон и ждал, когда тот зазвонит. И изо всех сил старался не спешить с выводами. Когда он в прошлый раз позвонил раньше назначенного времени, его заставили почувствовать себя никчемным. Давайте каждый будет заниматься тем, что он умеет лучше всего. И не то чтобы у них хорошо получалось. Во всяком случае, пока.
Он больше не мог ждать.
Он снял трубку.
Набрал номер.
И ему не ответили.
* * *
Уэствуд заранее забронировал номера, поэтому Ричер и Чан получили отдельные комнаты. Когда он понял свою ошибку, то не стал смущаться или переживать из-за дополнительных расходов. Просто выбрал тот номер, где имелся более качественный беспроводный Интернет, и назвал его офисом. Вытащив компьютер из сумки, журналист поставил его на письменный стол, Ричер и Чан уселись на кровать.
– Вы уже и раньше упоминали Материнский Приют. В самом начале. И были правы. Умный редактор должен играть на опережение. Так я и поступил. Это железнодорожная станция, где осуществляется перегрузка и продажа зерна. В архиве написано, что там решаются какие-то технические вопросы. Однако хороший репортер предпочитает получать информацию из двух источников. Поэтому я проверил «Гуглобус», и на фотографиях со спутника все так и оказалось. На том самом месте, где и должно быть. Выглядит как железнодорожная станция для перегрузки зерна и торговый пост. Но он находится в полнейшей глухомани. Как если б округ Лос-Анджелеса имел один перекресток, а вся остальная территория оставалась пустой. Это завораживало.
Тогда я повозился еще немного. Приблизил изображение, чтобы проверить, насколько это далеко от других мест, просто ради любопытства, – и обнаружил соседа на расстоянии в двадцать миль к югу. Единственного соседа. Еще более изолированного. Естественно, я снова увеличил изображение, чтобы взглянуть на него более внимательно. – Он развернул компьютер монитором к кровати. – И вот что я увидел.
Естественно, он увидел яркий свет, хотя снаружи было темно. Фотографии со спутника не передавались в режиме реального времени. И их обновляли непредсказуемым образом. Вещи могут меняться. Или оставаться прежними. Ричер решил, что вещи на экране не менялись уже несколько лет. Он увидел ферму, окруженную морем пшеницы, разглядел дом и несколько надворных построек. Снимок был сделан с огромного расстояния, практически вертикально вниз; тени получились четкими, все выглядело основательным и ухоженным.
Ферма выглядела экономически самостоятельной. Здесь имелись свиньи, и куры, и огороды. В одной из построек, вероятно, находился генератор, вырабатывающий электричество. Сам дом казался прочным. С одной стороны имелось место для автомобильной парковки, с другой – четыре спутниковых тарелки. И колодец. И телефонная линия.
– О спутниковых тарелках я вспомнил позже, – сказал Уэствуд. – Зачем они?
– Телевидение, – ответил Ричер.
– Да, две из них. Но две другие выглядят иначе.
– Иностранное телевидение.
– Или спутниковый Интернет. Широкополосный. Очень быстрый. Дублированный для надежности. С собственным источником электроэнергии. Так что Интернет там вполне может быть.
– Мы можем сделать какие-то выводы по расположению тарелок?
– Нам нужно узнать, в какой день и в какое время «Гугл» сделал фотографию. Тогда мы сможем проанализировать углы, которые отбрасывают тени.
– Очевидно, нам нужен взгляд изнутри. Необходима поисковая машина. Если они передают оттуда какие-то тексты, мы должны их прочитать.
– Я могу лишь спросить.
– Скажите ему, что Мерченко мертв. Расскажите, что вы его прикончили ради блага программистов всего мира. И объясните, что он вам должен.
Уэствуд не ответил.
Ричер еще раз посмотрел на экран компьютера.
– Где именно находится это место? – спросил он.
– Двадцатью милями южнее Материнского Приюта.
Затем Уэствуд принялся нажимать на клавиши мыши, и ферма начала уменьшаться, а окружающая пшеница – занимать все больше места на мониторе. Наконец они поняли общую картину – на экране появился Материнский Приют. Но, прежде чем это произошло, они увидели абсолютно прямую линию, пересекающую нижний край фотографии.
– Что это такое? – спросил Ричер.
– Железнодорожные рельсы, – ответил Уэствуд.
– Покажите.
Уэствуд вновь что-то изменил. Теперь ферма и железнодорожные пути оказались в центре экрана в нужных пропорциях. Между ними было около трех четвертей мили. Среднее расстояние для большинства человеческих глаз.
– Я помню эту ферму, – сказал Ричер. – Первое человеческое жилье, мимо которого проехал поезд за много часов. За двадцать миль до Материнского Приюта. Там была машина с включенными фарами. Может быть, трактор. В полночь.
– А это нормально?
– Понятия не имею.
– Мы пришли к выводу, что водитель «Кадиллака» проехал двадцать миль, – сказала Чан. – Помнишь? Двадцать миль туда и двадцать обратно. Теперь мы знаем, куда он ездил. Никаких других населенных пунктов в двадцати милях от Материнского Приюта нет. Вот куда отправлялись люди, сошедшие с поезда. Мужчина и женщина с сумками. Но куда они делись потом?
Ей никто не ответил.
– А фермеры пользуются Невидимой сетью?
– Похоже, некоторые – да, – сказал Ричер. – Нам нужна поисковая машина.
– Парню нужно платить.
– Никто не любит работать бесплатно. Это я давно уяснил.
– Он не поедет сюда. Нам нужно съездить в Сан-Франциско.
– Как если б у нас все еще шел шестьдесят седьмой год?
– Что?
– Ничего, – сказал Ричер.
Десять минут спустя он уже находился наедине с Чан в номере с более слабым беспроводным Интернетом.
Глава
44
Они не стали закрывать на ночь шторы и на следующее утро проснулись рано, как и сутки назад, в Чикаго, когда их многое тревожило. Ричер снова пересматривал свою теорию, завороженный движением вперед. Реальность превосходила все ожидания. Возможно, даже находилась вне постижения. В то время как Чан была озабочена тем, чтобы побыстрее покинуть город. Она смотрела утреннюю телевизионную передачу по местному каналу, где отказались от кулинарных рецептов и моды ради совершённых преступлений. Один ведущий рассказывал об убийстве человека, который, по слухам, считался боссом организованной преступности. Его застрелили на заднем дворе стриптиз-клуба. Далее, на фоне ничего не значащих фотографий запертых ворот и розового забора, шли душераздирающие комментарии под бегущую строку: Москва приходит в Финикс, что разозлит украинцев повсюду, подумал Ричер, – ведь теперь это две разные страны, чем украинцы очень гордятся.
Другому ведущему досталась еще более замечательная история. Теперь она не шла под бегущую ленту: Сегодняшнее вторжение в частный дом закончилось трагически, – во-первых, оно уже перестало быть сегодняшним, а во-вторых, стало вдохновляющим. Предположительно уважаемый врач, проживавший по данному адресу, воспользовался хранившимся дома оружием, убил трех злоумышленников и спас всех членов своей семьи от участи худшей, нежели смерть. Затем показали размытую фигуру Эвана Лейра, который отмахивался от вопросов. Его нежелание говорить рассматривалось как стойкая старомодная скромность. Так строилась легенда. Скоро он станет крутым доктором, чья репутация будет основана на нечетких съемках видеокамеры, сделанных ночью, – под аккомпанемент ярко-красных вспышек из дома выезжали носилки. Появились также снимки Эмили, но теперь она была одета не в рубашку и бикини, а в свитер и джинсы, и Лидии, стоявшей, опустив глаза.
Потом появилась третья ведущая, которая заявила: полиция считает, что два этих события могут быть связаны между собой, поскольку три трупа на носилках являлись известными пособниками мертвеца из стриптиз-клуба.
Четвертый ведущий сообщил, что окружной прокурор сделал предварительное заявление: стрельба в доме, вероятно, будет признана необходимой обороной, а по поводу убийства в стриптиз-клубе полиции удалось обнаружить в ближайшем мусорном контейнере пистолет со стертыми отпечатками; таким образом, подозреваемого у них нет, и расследование будет продолжено.
И, далее, десять рецептов приготовления цыпленка.
– Ты в порядке? – спросила Чан.
– На вершине мира, – ответил Ричер. – Если не считать того, что голова все еще болит.
– И никакой реакции?
– На что?
Она указала на экран.
– На это.
– У меня все еще звенит в ушах.
– Я совсем другое имела в виду.
– Я оставляю людей в покое, если они меня не трогают. Это был их риск, не мой.
