это насилие: верила не детям, а сожителям. В конце концов один из них стал первым и единственным мужем Рейчел.
В начале 1960-х Рут работала на междугородной автобусной станции в области залива Сан-Франциско. У одного из ее коллег было четыре сына. Рут решила познакомить двоих со своими дочерями. Старшего, двадцатичетырехлетнего, она наметила для себя, а вот младший, который был еще подростком, казался ей подходящей парой для Рейчел. Но все вышло иначе: младший не проявил к дочери Рут никакого интереса, зато старший приударил за Рейчел с такой прытью, что впоследствии, гораздо позже, девушка поневоле заподозрила какой-то расчет.
Вскоре она поняла, что ее мать путается с этим парнем. То есть чтобы заполучить Рейчел, ему пришлось завести шашни с ее матерью. Рут посмеивалась над дочерью: мол, тебе такого парня сроду не охмурить. Рейчел долгие годы не осознавала, что подобные заявления матери – не что иное, как словесное насилие. Тогда ей казалось, что Рут ничего такого не говорит.
Рейчел все-таки удалось «охмурить такого парня»: она забеременела, они спешно поженились и уехали. Трое детей, бесконечные переезды, избиения, изнасилования и угрозы жизни; лишь семнадцать лет спустя Рейчел удалось с ним порвать. «Это был не брак, а рабство», – вспоминала она. Стоило ей сказать хоть слово в свою защиту, как муж тут же пускал в ход кулаки. Словом, вел себя точь-в-точь по схеме, которую она усвоила с детства: если кому-нибудь пожалуешься, что тебе всыпали, тебе всыплют еще сильнее – Рут словесно, а ее мужья и любовники физически.
В конце 1970-х Рейчел оформила развод, нашла новую работу неподалеку от дома матери. И задумалась о том, на каких условиях хотела бы с ней общаться. Что бы там ни было в прошлом, Рейчел нравилась ее мать. Обе любили читать и заниматься садоводством. Как две взрослые женщины, могли разговаривать если и не совсем, то почти на равных. Рейчел решила, что раз в неделю ей вполне по силам заглянуть к Рут на чай. Поначалу встречи проходили спокойно. Рейчел чувствовала, что стала лучше понимать Рут. И что теперь она наконец может поддерживать дистанцию, необходимую для эмоционального спокойствия, чтобы постараться понять Рут как женщину, не вспоминая о былом пренебрежении и обидах.
В этих новых отношениях с матерью Рейчел словно соткала вокруг себя кокон, в котором старые раны не причиняли боли. Но вскоре оказалось, что этот кокон – лишь иллюзия. И когда защитная оболочка затрещала по швам, Рейчел подумала, что удивляться-то, по сути, нечему.
Однажды Рейчел заехала к Рут и увидела, что мать возится с альбомами для вырезок. Они служили ей наглядным доказательством собственной значимости. В последующие визиты и Рейчел, и ее сестры обнаруживали в материнских альбомах вещи, которые Рут вовсе не принадлежали: мать тайком стащила их у детей, но тогда еще Рейчел об этом не знала. Мать с дочерью сели пить чай; на столе между ними лежал альбом. Тот, над которым Рут трудилась утром.
Рядом с альбомом валялась старая книжка в мягкой обложке. Рейчел такую не знала.
Рут указала на газетную вырезку в альбоме:
– Помнишь эту девчушку? – Рут ткнула пальцем в заголовок. – Помнишь эту девочку, Салли Хорнер?
– Конечно, помню, – ответила Рейчел.
– А помнишь Фрэнка Ласалля, ее похитителя?
– Конечно, помню, – повторила Рейчел.
Впоследствии она признавалась мне, что в этот момент похолодела. Но Рут ничего не заметила и не поняла дочкиной реакции.
– Да уж, громкое было дело, – не унималась Рут. – О ней упомянули в этой книге, «Лолите»!
О романе Рейчел слышала впервые. Много лет спустя сюжет пересказала ей сестра, Вирджиния, которая по настоянию матери прочла роман, ту самую потрепанную книжку в мягкой обложке. Вирджинии тогда было шестнадцать; сперва она не понимала, зачем мать уговаривает ее прочесть книгу. Рут объяснила: «В „Лолите“ рассказывается история девочки по имени Салли Хорнер. Она умерла, когда тебя еще на свете не было. Это та самая девочка, которую я помогла спасти от человека по имени Фрэнк Ласалль». Для Рут это был не просто роман, но литературное доказательство собственной важности, того, что единственный ее достойный поступок сродни героизму. Вирджинии, разумеется, пришлось прочитать роман: слова матери эхом звучали в голове. Однако, читая «Лолиту», девушка поневоле вспоминала, как жестоко мать обходилась с родными детьми.
Глядя на альбом с вырезками, Рейчел поняла: если ей не хватит духу сказать об этом сейчас, она никогда не осмелится заговорить.
– Мам, я должна тебе кое-что сказать. Я никогда об этом не говорила. Фрэнк Ласалль насиловал не только Салли. Он изнасиловал и меня.
Как-то раз, когда Салли была в школе, Фрэнк Ласалль зазвал Рейчел к себе в трейлер. Девочке было пять лет; льняные волосы ее были заплетены в косички, левая перевязана лентой. Рейчел любила наряжаться в полосатое черно-белое платье. С фотокарточки тех лет смотрит воплощенная невинность. Улыбка наивная, доверчивая. Взгляд кроткий; эта черта характера принесет ей немало бед.
Скорее всего, Рейчел была одна, но, может, и с кем-то из сестер. О Фрэнке Ласалле ей больше всего запомнилось, что он был к ней добр. Казалось, он понимал, чего она хочет. Рейчел видела, что у Салли есть то, чего нет у нее самой: игрушки, настольные игры, отцовская любовь. У Рейчел не было ни игрушек, ни игр. А отец, Джордж, в ее жизни присутствовал чисто номинально: со взрослыми ему нравилось общаться больше, чем с собственными детьми.
Из всех вещей, которые были у Салли, Рейчел больше всего заинтересовали раскраски и цветные карандаши. Они напомнили Рейчел, как в три года она несколько месяцев пролежала с острой ревматической лихорадкой в больнице в Миннесоте. В больнице она посещала садик: домой не отпускали из-за карантина. И дома, и в больнице ей приходилось до того несладко, что даже десятилетия спустя Рейчел не думала о тех событиях, разве что какой-то запах или мимолетный образ вдруг пробудит воспоминания. Сейчас же она вспомнила, как родители навещали ее, улыбались до ушей, всячески подбадривали, а еще – как она научилась рисовать.
Фрэнк заключил с Рейчел договор: она может играть с любыми игрушками Салли. Какими пожелает. Но сперва она должна кое-что для него сделать.
– В общем, он попросил, чтобы я взяла у него в рот, – сказала Рейчел. – Ну я и взяла.
Рейчел запомнился этот единственный случай. Возможно, были и другие, но она вытеснила их из памяти. И не вспоминала об этом, пока не вышла замуж и муж не попросил ее о том же. Молодой жене эта вполне естественная
