– Ну вот, – сказал Иван. – Началось. Теперь остается Богу молиться, чтобы ураган быстрее стих.
– Владыка со святым собором молятся.
Иван взглянул на Ургина.
– Поди, князь, на улицу, погляди, что там творится. Через окна ничего не видать.
Ургин поклонился, вышел, вскоре вернулся и сказал:
– Ураган силен! Не понять, откуда дует, такое ощущение, что кружит каруселью. Река вздыбилась, вспенилась, деревья до земли гнутся, старые падают, повсюду пыль. Грома не слыхать, но порывы ветра страшные, государь.
В царские палаты вбежал Скопин-Шуйский. Одежда на нем была растрепана, на лице страх и растерянность.
– Пожар, государь!
Иван приподнялся в кресле.
– Где?
– Храм Воздвижения горит.
– Это в нем вчера молился и плакал Блаженный?
– По словам людей, да, именно в нем.
Государь ударил руками о подлокотники.
– Эх, пришла-таки беда. При такой буре огонь скоро всю Москву охватит. Ургину остаться здесь, остальным на стены, башни, звонарям на колокольни, смотреть, где будет распространяться пожар. Гонцов в город, передать людям, чтобы бросали все, не пытались тушить дома, спасать добро и уходили из Москвы. Стражникам, дружинам помогать народу.
Вельможи выбежали из палат.
Дмитрий проговорил:
– Гонцов посылать бесполезно, государь. Кто их послушает? Народ уже наверняка в панике, управлять им сейчас невозможно. Стражники разбегутся, станут свои семьи спасать. Тебе надо забирать царицу и срочно выезжать из Москвы, покуда огонь не перекрыл все пути и не добрался до Кремля.
– Ты, бесстрашный князь Ургин, предлагаешь мне, русскому царю, бежать трусливым зайцем из Москвы, бросив на погибель свой народ? Не ослышался ли я?
– Я предлагаю тебе не бежать, а спасаться, государь. Что толку, если ты останешься в Кремле? От этого пожар успокоится, погаснет?
– Толку, может, и нет, но что скажут люди, близкие которых сгорят в огне? Что царь, взявший на себя ответственность за их жизни, первым сбежал из города, думая лишь о своей шкуре? На что государству такой самодержец?
– Я понимаю тебя, государь, но и ты должен услышать меня. Ты пожертвуешь собой, поплачут по тебе люди, скажут, что был героем. А что с Русью станет? Пожар как начался, так и закончится. Да, по-видимому, погибнет много людей, но больше выживет. И вот тогда, когда надо будет восстанавливать город, ты больше всего станешь нужен людям. Подобные беды не проходят бесследно. В отчаянии и горе народ начнет искать тех, кто должен ответить за гибель жен, отцов, матерей, детей. А это смута, необузданные страсти и гнев. Ты должен будешь твердой рукой удержать порядок в стране, не отдать государство на растерзание обезумевшей толпе, не позволить удельным князьям рвать Русь на куски. Люди поймут тебя, оценят, но лишь тогда, когда увидят в тебе мудрого государя. Ты еще молод. Порывы твои благородны, чисты, но, прости, необдуманны. Царь в первую голову должен быть мудрым и справедливым. В общем, государь, ты волен поступать так, как считаешь нужным. Я пойду за тобой, жизнь за тебя отдам, не раздумывая. Одно прошу, прислушайся к моим словам.
Иван задумался.
Вскоре во дворец стали поступать известия, одно страшнее другого. Пожар начался в Чудовом и Вознесенском монастырях, перекинулся на Китай-город. В самом Кремле загорелись Успенский собор, казенный двор, царские конюшни. Взлетела в воздух одна пороховая башня кремлевской стены. Огонь стремительно приближался к Благовещенскому собору и царскому дворцу.
Дмитрий спустился во двор Кремля, уже горевшего, и кликнул Тимофеева. Григорий вмиг оказался рядом.
– Что в нашей части города? – спросил Ургин.
– Сейчас из усадьбы Кирьян прибегал. У нас пока, слава Богу огня нет, но горит посад, а от него и до дома недалеко.
– Ветер вроде стихает! Посылай кого-нибудь из наших домой. Пусть передаст Егору Лихому, чтобы тот забирал Ульяну с дочерью и быстро рекой отправлялся в Благое!
– Тебе тоже надо уходить, князь. Плыви с семьей, а тут я со стражей останусь. Если что, подсобим царской семье. Благо коней из конюшен вывести успели, да и дорога на Воробьево более-менее свободна. Конечно, на ней много народу, но царский обоз пройдет. В ту сторону пока еще пути не забиты и огнем не охвачены.
Ургин повысил голос:
– Делай, что приказано, Григорий! Я остаюсь здесь, покуда царская семья не покинет Москву и не будет в безопасности. А вот после все уйдем.
– Коли будет где идти!
– По той же реке уйдем. Но все! Высылай гонца, прикажи ему, чтобы дождался, покуда ладья не отойдет от причала. Сам будь у дворца.
– Понял. Андрюху Прыгуна пошлю. Он везде пройдет.
– Гриша, если нашим ратникам надо своих близких вывезти из города, то отпусти их. Но чтобы после, когда возможность будет, вернулись. Не смогут, всем сбор в Воробьеве. Давай, Гриша, я во дворец.
– Полыхнет он скоро!
– Гонца домой, Гриша, мигом!
– Да, понял. – Тимофеев растворился в дыму пожарища.
Ургин поднялся в царские палаты. Там вместе с Иваном находилась и царица Анастасия.
– Ты прав, Дмитрий, мое присутствие в Кремле ничего не даст, – сказал государь. – Поэтому я решил покинуть Москву. Царица поддержала меня. Прикажи, чтобы подали коней да возок к дворцу. Если осталась стража, то и ее!
– Я лично буду сопровождать тебя, государь.
– А твоя семья?
– О ней побеспокоятся другие. – Ургин вновь выбежал во двор сильно задымленного Кремля.
Дворцовые слуги подвели коней, подготовили повозки, спешно укладывали в них лари, сундуки. Вскоре появился Иван с Анастасией, и царский обоз пошел в сторону села Воробьево, летней резиденции русских царей. Оно стояло на высоком обрывистом берегу. Эта местность назывались Воробьевыми кручами или горами.
К вечеру царская семья прибыла на место и остановилась в деревянном дворце, построенном еще по приказу Василия Третьего, отца Ивана. Молодой царь соскочил с коня, тут же подошел к обрыву и стал смотреть на город, охваченный пожаром. К этому времени буря улеглась. Черный дым огромными столбами поднимался высоко над Москвой и был виден издалека.
Царь, сутулясь, вошел во дворец. Он сильно переживал бедствие, обрушившееся на Москву.
Ургин не стал его беспокоить, пошел в дом, отведенный ему. Там он встал на колени пред образами и стал неистово молиться.
Под утро из Москвы приехал боярин Иван Федоров. Он отправил семью в свою вотчину, остался в городе и стал свидетелем того, что происходило на Москве после отъезда царя.
– Буря затихла где-то ближе к вечеру, а пламя бушевало всю ночь, понемногу слабело, – рассказывал Федоров. – Вся Москва-река была забита стругами, ладьями, лодками, дороги – конным и пешим людом. Огонь ослаб часа в три, но развалины курятся до сих пор и дымить будут еще долго. Люди бродили по городу словно тени, с обгоревшими лицами, опаленными волосами, в черной от копоти одежде, кликали детей, жен или мужей, родителей. Немало народу в Москве погорело, а еще больше от дыма задохнулись, особо немощные да дети. Видал я бабу одну, почти голую и без волос. Обгорела шибко, из пепелища вышла, на руках чурбан черный. Подумал было, ларь какой несет, что ли? Да люди подсказали, что это ее полугодовалое дите. Искала, нашла и недолго прожила после этого. Упала у канавы да померла. Таких тел я видел много, особо на самом пепелище. До сих пор эта жуть пред глазами стоит. – Боярин Федоров вздохнул и присел на лавку.
– Великая беда постигла нас, – сказал Иван. – Такой до сих пор не случалось. Но сиднем тут сидеть нам не след. Работы впереди непочатый край. Тела из пепелища вытащить да захоронить по-людски, разобрать развалины и начать строиться. Слава Богу, лесу у нас много, рабочих рук тоже хватает. В уделы сегодня же отправить грамоты со строгим наказом, дабы прислали в Москву побольше хлеба, мяса, пшена, мастеровых людей! А нам надо возвращаться в Москву. Мы должны быть с народом. – Иван неожиданно закашлялся, схватился за грудь.
Дмитрий бросился к нему.
– Что с тобой, государь? Помочь чем?
– Ничего, – сквозь кашель произнес царь. – Пройдет. Помощи не требуется. Пойду только полежу маленько, слабость сковывает.
Но помощь Ивану все же понадобилась. Встать с кресла он смог, но тут же покачнулся. Если бы не Ургин, то царь рухнул бы на пол.
Вельможи заволновались.
Ургин, поддерживая побледневшего Ивана, сказал им:
– Государь сказал, что делать, так исполняйте не мешкая.
Дмитрий увел Ивана в спальню, уложил на постель, не разбирая ее и не снимая одежды с государя. Он только ворот позолоченный расстегнул и сам присел на лавку.
В помещение вошла Анастасия.
– Что с государем, князь?
– Не знаю, царица, – ответил Ургин. – Вроде все нормально было. Потом Иван Васильевич выслушал новости, принесенные из Москвы боярином Федоровым, отдал приказы, и его захлестнул кашель. Он сказал, что чувствует немочь, хотел сам пойти, да чуть не упал. Я помог государю устроиться на постели. Надо бы позвать лекаря.
