Луиза настояла на частной клинике. Ну да, там будет комфортнее, спокойнее, все-таки трое суток, и к тому же пациент я незрячий.
Я паковала вещи, диск с «Cantus Arcticus» оставила на кровати (зачем его брать?). Надо привыкать к мысли о разлуке. На самом деле я положила его в чемодан, но тут же вытащила, сунув вместо него упаковку с гигиеническими прокладками. Луиза деликатно напомнила, что они могут понадобиться, такими толстыми я пользовалась очень давно, еще в школе. Когда я глянула на упаковку, сердце ушло в пятки и к глазам подступили слезы, я вспомнила, после чего они мне понадобятся.
Разом нахлынули стыд и горечь, я бухнулась на кровать, и раздался треск: футляр с диском! Я громко чертыхнулась, обрадовавшись поводу выкричаться, кляня последними словами собственную тупость, сентиментальность и беспомощность решительно во всем.
Я самозабвенно разносила себя в клочья, тут-то и зазвонил телефон.
Я сразу поняла, кто это…
— Марианна?
— А-а…
— Это Кейр.
— Да. Я узнала тебя. Ты где?
— В Осло. В аэропорту. Еду домой. В смысле в Эдинбург. Ты как себя чувствуешь?
— Я? Нормально… очень хорошо, спасибо. И за посылки тоже. Страшно было приятно. Столько забот, очень мило с твоей стороны.
— Никаких забот. Напротив. Это для меня самый лучший отдых — думать о тебе. Не маешься потом, как оно всегда с похмелья… С тобой точно все в порядке?
— Точно. Почему ты спрашиваешь?
— Да так. Голос у тебя усталый. И напряженный. Кстати, может, это ты как раз с похмелья?
— Скажешь тоже, просто не ожидала твоего звонка. И давно тебя не слышала.
— Мы договорились не перезваниваться. Ты сама так решила.
— Знаю. Я не в укор, просто объяснила. А почему ты все-таки позвонил?
— Узнать, как ты. Действительно все нормально?
— Отлично!
Кейр ничего на это не ответил, и у Марианны екнуло сердце: вдруг прервалась связь?
— Алло-о, Кейр? Ты здесь?
Трубка молчала, Марианна едва не упала в обморок. Но через несколько секунд она услышала:
— Да-да, я здесь.
— Как хорошо! Я давно хотела спросить… к чему тебе все эти хлопоты?
— Ты про посылки? Разве это хлопоты…
— Я не об этом. Зачем ты про все мне рассказываешь? Делишься? Зачем тебе это нужно?
Когда Кейр снова заговорил, голос его слегка дрожал и не очень-то слушался:
— Делюсь, потому что больше не с кем делиться… многим из того, что я тебе говорю. — Кейр перевел дух, и голос его зазвучал уверенней: — Ты благодарный слушатель, и я нагло этим пользуюсь. Скажи, кто еще согласится слушать птичий базар Раутаваары? Не считая, разумеется, миссис Раутаваары, их раутаваарят и пса Пиллку.
— Пиллку?!
— Пятнашка. На финском.
— Ну ладно, хватит надо мной смеяться.
— Ей-богу! Пиллку — это Пятнашка. Я работал с одним финном, так звали его собаку, он и перевел мне. И фотографии своего далматина показывал. Не пес, а загляденье. — Он вздохнул. — Я иногда слишком увлекаюсь и становлюсь занудой. Но в этом концерте настоящая Арктика, как она есть.
— Знаешь, Луизе твой птичий концерт не очень, а мы с Гэртом на него подсели. Слушаю почти каждый день.
— Он здорово цепляет. Я тебя предупреждал.
— А какой неожиданный финал! Когда врываются духовые.
— Вот-вот, гениальная находка!
— Кстати, ты был прав. Я про сестрицу мою и Гэрта.
— Шутишь?
— Да нет. Похоже, это не шутки. Я тоже сначала посмеивалась, но им так хорошо вместе. Гэрт — удивительный парень. Правда.
— Был бы рад с ним познакомиться.
— Только имей в виду, он у нас больше не гот. Образумился. Говорит, что выглядит теперь как обычный гражданин.
— Вероятно, Луизе так не кажется.
— Скорее всего. Любовь слепа.
— Любовь? Так сразу?
— Выводы делать, конечно, рано. Во всяком случае, сейчас веселятся как дети.
— Повезло людям. Но иногда в такой ситуации чувствуешь себя третьим лишним.
Марианна молчала, и Кейр, чуть подождав, продолжил:
— Сегодня днем буду в Эдинбурге. Я совсем ненадолго, вообще-то еду на Скай. А позвонил я потому, что хотел сказать… поехали со мной, очень тебя прошу. Никакого давления на психику. Никаких снегопадов. Обещаю. Метели теперь только в горах Куиллин, иногда до самого мая там куролесят.
Марианна молчала, и Кейр спешно добавил:
— Я не настаиваю, но только… черт, не скажешь ведь слепому человеку: «Ты хочешь снова со мной увидеться?» Хотя слово «увидеться» на самом деле означает: «Ты согласна продолжить наши несусветные, невероятные отношения?»
— Я думала, что ты скажешь именно «ты хочешь снова со мной увидеться», с тайной надеждой, что слепой человек умеет читать мысли.
— А ты умеешь?
— Не так хорошо, как ты.
— В общем, ты хочешь начать с того, на чем мы расстались?
— Ну не совсем уж с того, Кейр.
— Нет-нет, никакого давления… Просто дружеский ланч, как говорится.
— Сардины?
Он рассмеялся:
— Посмотрим, что попадется в сеть.
При мысли о сардинах на Марианну накатила дурнота. Сделав несколько глубоких вдохов, она сказала:
— Кейр, я подумаю, ладно? Но вообще-то… в последнее время мне слегка нездоровится.
— Этого еще не хватало. Ты же сказала, что чувствуешь себя нормально…
— Да, я знаю. Понимаешь, я немного растерялась. Вдруг услышала твой голос, и ты как раз отвлек меня от одного дела…
— Правда? Прости. Но ведь что-то не так? Говоришь, нездоровится — это серьезно?
— Нет-нет, я не то чтобы больна. Просто… общая слабость. И скорее мне сейчас трудновато будет на Скае. Я позже скажу, что решила, договорились? Ты когда уезжаешь?
— Если получится, послезавтра. А завтра хочу отоспаться и навестить семью.
— У тебя в Эдинбурге родственники?
— Да, младшая сестренка. Пожертвовала мне комнату, куда я иногда заваливаюсь. Там у меня хранятся всякие инструменты, приборы, кое-какая одежонка. Я пригласил их с мужем на ужин, завтра. Надо отметить важное событие.
— Какое же?
— Она ждет ребенка. Так что мне теперь светит стать дядей.
— О-о… поздравляю. Ты рад?
— Еще бы! Так расчувствовался, что уже собрался в детский универмаг, думаю, стану у них постоянным покупателем.
У Марианны снова закружилась голова.
— Кейр, прости, звонят в дверь, а я дома одна. Наверное, Гэрт опять забыл ключ. Я тебе завтра позвоню. Пока.
Марианна повесила трубку, нашла кресло и обессиленно в него рухнула. Потом качнулась вперед и прижала к лицу ладони.
Иногда она поднимала голову и с тихой яростью твердила:
