Ташили и, перестав бояться смерти, уже вовремя второй сшибки испытал радость победы над поверженным врагом. С тех пор прошло много лет и битв, но Чормаган не изменился всё так, же бесстрашно он шёл в бой и так, же бесстрашно смотрел в глаза смерти. Поэтому Чормаган даже не стал поправлять саблю при появлении незнакомца.
Чормаган с интересом наблюдал, как неизвестный поит его коня, как заботятся о его ногах, проверяя подковы. От его взгляда не сокрылось умение незнакомца ладить с лошадьми, и любовь лошадей к нему. Конь Чормагана, не доверявший никому кроме своего хозяина и друга, с удовольствием фыркая, тянулся губами к руке незнакомца. Одно показалось Чормагану странным – лёгкий дух, наполненного запахами трав весеннего утра, который шёл от незнакомца. Да ещё лицо с густою седой бородой, такой густой, что её вид вызвал удивление даже у Чормагана.
–Наверное, дух охранитель уезда – «небожитель», пришёл узнать меня поближе или попросить жертвоприношений для себя, и своего храма.– Подумал Чормаган, проведший пять кампаний в Китае и знакомый не понаслышке с подобными чудесами. Однако дух охранитель ничего не просил, а только нежно и ласково гладил гриву коня. Убедившись в том, что с конём все в порядке, и конь выпил холодной воды немного, а в самую необходимую меру, чтобы утолить жажду и не переохладить внутренности, и пневму, незнакомец вдруг сказал, обращая свой ясный взор к Чормагану,
– Место хорошее комаров, слепней нет.
И исчез, словно растаял в предутреннем тумане, поднимавшемся от реки. «Наверное, Власий75 о лошадях заботится. Корме него никто о лошадях, или какой другой животине созданной богом, для пропитания человека так не беспокоится» – подумал Чормаган.
Выразив признательность исчезнувшему святому почтительным поклоном, он въехал на холм и скомандовал отряду, «всем в седло»!
С восходом солнца войско уже стояло в ожидании приказов. Чормаган объявил войску,
– Военный поход закончен. Враг разбит. Мне теперь скучно потому, что нет друзей, с которыми я мог поохотиться на диких лис. Орда будет стоять тут, а я искать друзей!– с этими словами он слез с коня и пошёл спать, немало не беспокоясь более о войске.
К вечеру: были поставлены юрты, разведаны удобные места водопоя для лошадей и для людей, выставлено постоянное охранение. На следующий день Чормаган отправил гонцов с приказом собраться всем темникам и сотникам в его ставке через неделю на малый курултай.
Сам же он велел поставить свою палатку возле воды, в полёте стрелы от ставки. На просьбу охранников далеко не уходить одному и возвращаться ночевать в лагерь он ответил громким, показным смехом и со словами,
– Не зачем тратить силы десятерых на охрану одного воина, когда нет войны,– отправил всю охрану в лагерь.
После чего он сам: сходил за дровами, развел костер, натаскал воды для себя и коня, подвесил казан над огнём, стал варить кашу. За несколько минут до готовности он положил в казан кусок вяленого мяса, снял казан с огня, поставил его в сторону оставив преть до готовности. Он никого не ждал, он сготовил то, что привык есть в походе. После краткой молитвы он сытно поел и улёгся спать на кошму, постеленную возле входа в палатку. Утро разбудило его блеяньем бараньего стада, которое, страдая от жажды, торопилось к воде, с возмущением огибая палатку,– незнакомый предмет, неизвестно откуда взявшийся возле их водопоя. Стадо шло без пастуха, но потому, что матки без опаски разрешали ягнятам заходить далеко в воду, Чормаган понял, что это место для стада родное. Пустив стрелу в сторону орды, он вызвал дежурный наряд.
Его приказ,– не трогать баранов и козлов,– несколько обескуражил уставших от походного рациона воинов. Чормаган увидя на их лицах разочарование несколько смягчил окончательную редакцию приказа,
– Стада, сады не трогать, еще три дня. Воду из колодцев тоже не пить. Надо проверить, нет ли отравы.
Воины с благодарностью поклонились и очень уж поспешно сели на коней, чтобы довести до сведения приказ начальника, всем другим воинам, не имевшим счастья сегодня оценить мудрость и заботу Чормагана о них. Глядя в след, торопливо отъезжающему десятку, он улыбнулся, «Люди везде люди даже на войне под страхом смерти все одно будут стараться хорошо поесть. Кто знает, что случится через мгновение?»
Несколькими окриками он упокоил стадо, потом, зайдя по колено в воду, он взял на руки самого маленького ягнёнка и под взволнованное блеяние его матери вынес его на берег, со словами,
– Ты береги его простынет, кого поить молоком будешь!?
Стадо, чувствуя силу и мудрость нового пастуха, медленно, словно нехотя, вышло из воды, соблюдая достоинство. Чтобы стадо ушло подальше и не мешало ему спать, он ударил вожака ногой под курдюк, чем сильно обидел его, к слову сказать.
С заходом солнца он поужинал остатками вчерашней каши, лёг спать, глядя на звездное небо. Никто не тревожил ночью его сон. Утром он проснулся от голоса муэдзина созывавшего правоверных на молитву. Как водится, он сначала занялся конём, потом своим завтраком, вернее добычей оного. Для чего снял рубаху и кожаные штаны, и в одних шёлковых исподних штанах полез ловить рыбу в прибрежных зарослях травы. Не смотря на его возраст довольно скоро восемь двухфунтовых рыбин были пойманы, выпотрошены и сготовлены в золе на углях. Перед тем как приступить к завтраку он отошёл от костра к поленнице, что бы взять несколько сухих дров и подбросить в костёр для того, чтобы согреться самому, вода все-таки холодная, и горы близко. Выбрав несколько горбылей среднего размера, он повернулся к костру и увидел, что почтенный старец с длинной бородой в зелёной чалме с почтенным поклоном просил разрешение на аудиенцию. В знак своих мирных намерений он протягивал Чормагану две черствые лепёшки. Чормаган принял дар с благодарностью, жестом указал гостю место возле костра с той стороны, где не было дыма. Потом положил на лепёшку три рыбины, протянул их гостю с лёгким поклоном. Мулла, а это был, несомненно, мулла, совершивший хадж к святым местам, в знак благодарности прикоснулся пальцами к зелёной чалме. Ели молча по окончанию завтрака, Чормаган дал оставшиеся две рыбы мулле для угощения семьи. Мулла, что бы не обидеть нового друга принял скромный дар. Поклонившись на прощание, он не торопливо пошел в сторону гор. Чормаган постелил любимую кошму внутри палатки, лёг спать на правом боку, пережидая жару. Вот уж несколько месяцев у Чормагана болел правый бок, не очень сильно, но постоянно. Чтобы унять боль Чормаган ложился на
