правый бок и лежал недвижимо, ожидая, когда боль уйдёт.
К вечеру робкое покашливание прервало его отдых. Несколько воинов стояли в нерешительности, не решаясь прервать сон командующего бесцеремонным похлопыванием по палатке. Они только покашливали, надеясь, что чуткий слух начальника разбудит его.
–Что случилось?– спросил Чормаган, прикрывая глаза от заходящего солнца.
–Там привели двадцать баранов и тележку хлеба – свежего. Что прикажешь сделать? – спросил начальник караула, почтительно склоняя голову.
–Баранов взять. Хлеб тоже. Накормить людей. На месте, где стоит тележка с хлебом, если там не стоит человек в ожидании платы, воткнуть копьё с кошельком серебра. В кошелёк положит сорок серебряных таньга, хорезмийского чекана. Людей не трогать, но в лагерь не пускать! – ответил Чормаган – темник войска Чингизхана.
Мулла пришёл поздним вечером, когда Чормаган собирался ложиться спать. Громко постукивая посохом, что бы обозначить своё присутствие и не застать хозяина врасплох, мулла с поклоном вошел в освещенный костром круг. Чормаган оценив тактичность старика, поклонился ему в ответ. Старик присел возле костра на скрещённые ноги, как сидят портные или скорняки за работой, и бережно развязал свой широкий пояс. Из пояса он вытащил нечто завёрнутое в шёлковую ткань, и протянул это Чормагану. Чормаган взял подношение, развернул и в свете костра увидел кошелёк с тамгой его отряда. Он высыпал оттуда деньги, ровно двадцать таньга хорезмийского чекана и вопросительно посмотрел на муллу. Старик взял одну монету и показал два пальца, что должно было означать одна таньга – два барана. Отсчитав десять таньга, он положил их в сторону, затем он взял пять таньга и положил их, рядом накрыв куском лепёшки. Чормаган указал пальцем на оставшиеся пять таньга. Мулла поклонился и положил возле них несколько сушёных фруктов. Чормаган догадался, и улыбнулся в ответ. Мулла хлопнул в ладоши, тот час же несколько мешков с фруктами были положены к ногам Чормагана. Чормаган наклонил голову в знак благодарности и прощания, но гость не спешил уходить, он еще раз поклонился и произнёс,
–Табиб,– при этом ударяя себя в грудь.
–Лекарь? – переспросил Чормаган, – Гиппократос?
В знак согласия мулла наклонил голову, затем ни сколько не стесняясь, ни званий, ни заслуг, ни авторитета больного, он взял его руку и начал слушать биение его сердца. Чормаган, как любой монгол, боялся чёрных шаманов и колдунов, но сейчас он решил довериться старику, который мог убить его колдовством, если бы захотел, уже несколько раз за этот день, но не сделал этого, кроме того, честно принёс сдачу. Осмотр закончился через час, лекарь вытащил из-за пояса тетрадь, перо – калам и маленькую чернильницу, присев к костру, там, где было светлее он, принялся писать. Чормаган с удивлением смотрел на старика, так увлекшегося своими письменами, что не заметил, как начали дымиться полы его халата.
Луна уже стремилась убежать от света солнца, когда старик кончил писать. Он разбудил задремавшего Чормагана, вручил ему два листка исписанных красивым почерком насх,76 показал ему четыре пальца, а затем, указав на солнце, пошёл в сторону гор. Его зелёная чалма была долго заметна на фоне желтой выжженной солнцем каменистой равнины. Чормаган понял, через четыре дня старик навестит его вновь. Наряд, пришедший как всегда проверить его состояние, получил приказ немедленно найти переводчика. Через два часа молодой улан из первого десятка второй сотни почтительно стоял напротив своего командира. Чормаган дал ему исписанные листки.
– Переведи!
Воин внимательно посмотрел на листки, снял с себя саблю, шлем, нагрудный доспех, все это он старательно сложил на щит, затем с поклоном отступил на три шага, не торопясь, сосредоточено, совершил намаз и лишь только потом принялся переводить вслух.
«Во имя Аллаха Милостивого Милосердного, нас постигнет только то, что предписано нам Аллахом. И будет так.
Я Харун бин Тума аль-Малати осмотрел этого человека и предписываю ему:
Утром, очисти свой организм простоквашей разбавленной теплой водой, на одну часть простокваши одну четвёртую часть воды.
В полдень ешь нежирный сыр, запивая разбавленным козьим молоком.
Вечером, варёное мясо молодого ягнёнка с половиной чёрствой лепёшки, четыре сушёных сливы.
Перед сном очисти свой живот как утром.
Так делай пять дней.
Я вернусь через четыре дня на пятый.
Первый день всё будет хорошо.
Второй день станет нехорошо – живот будет слабеть, поэтому держи рядом с собой кувшинчик с водой для умывания.
На третий день, надо потерпеть.
На четвертый день, если не будет улучшений, ешь только сушёные сливы и персики,
Я приду к тебе на пятый день, через четыре солнца.
В залог я сегодня пришлю тебе своего сына Абу-Фараджа.
Прикажи своим людям найти вот эти травы и плоды, список на другом листке. Сохрани его.
Да прибудет с тобой благословление Господне».
–Где мальчик?– спросил Чормаган.
–Вон идёт,– ответил стражник.
–Принесите все, что тут написано. Идите прочь, но обязательно сообщите, когда приедут темники, к тем, кто не прислал ответа, отправить послов с нагайками и шелковыми верёвками.
Чормаган расстелил любимою старую кошму и лёг спать. Жару и боль лучше всего переносить во сне. Когда солнце начало переход из зенита в надир он открыл глаза. Костёр горел, рядом с костром сидел голубоглазый мальчик лет семи. Мальчик увидя, что Чормаган проснулся, протянул ему сыр и миску с простоквашей, кусок хлеба он отложил в сторону на вечер.
Чормаган исполнял все предписание врача, к вечеру второго дня ему стало совсем плохо, он ослаб. Мальчик добросовестно помогал ему ходить по надобности, и поддерживал его, когда ему было трудно встать. На третий день он сильно ослаб, сил не было даже встать. Чормаган завернулся в кошму и уснул тяжёлым сном больного человека. Однако утром четвёртого дня Чормаган проснулся, не от боли и тяжести в левом боку, а от состояния лёгкости, как будто ему было четырнадцать лет. Он не стал седлать коня, как в юности, без седла, он промчался вокруг орды. Охрана удивлённо смотрела на него, молча, отдавая честь, поднимая щиты в знак приветствия.
В этот день Чормаган поехал на охоту с одной нагайкой, и как в молодости принес вечером к костру четырёх зайцев и восемь сусликов. Возле костра его ждал старик в зелёной чалме со своим сыном, чуть поодаль стоял улан – переводчик.
–Я благодарен тебе. Ты помог мне. Не откажись от моего приглашения, раздели со мной трапезу. За лечение тебе заплатят столько, сколько ты захочешь.– Сказал Чормаган мулле. Улан начал переводить, но врач жестом остановил его.
–Воин, Ты знаешь греческий. Нам переводчик не нужен.–
