Ситуация была более чем тяжелой: еще не прорвали центр, а французы уже без резервов.
Постепенно подходили новые батальоны, которым тут же ставилась несложная задача: все вперед!
Вскоре к Боске подошло подкрепление — Лурмель. Кроме того, Канробер вернул ему одолженную ранее батарею. Усилив давление на русских, Боске вновь потеснил их и, наконец, пристыковал свой левый фланг к правому Канробера. Турецкий контингент хотя и подошел ко 2-й дивизии, но ограничивался перестрелкой с русскими, находясь в резерве.{607}
Когда 39-й линейный полк подошел к бригаде Моне,[68] Канробер лично указал ему место в боевом порядке. Командир 1-й дивизии не слезал с лошади и не выходил из первой линии. Его адъютанты несколько раз настоятельно просили его быть осторожнее, но на все их попытки намекнуть на личную безопасность Канробер отвечал, что «пуля, предназначенная для него, еще не родилась».{608}
Он был прав — пуля действительно не родилась. Но едва генерал подъехал ближе к линии атаки, чтобы своими глазами оценить происходившее, как был контужен осколком гранаты в плечо.{609} Благо, на излете и рана не оказалась тяжелой. Перевязав рану, генерал, хотя и страдал от боли, остался в строю.
Только вступившие в дело все батареи 3-й и 4-й дивизий повлияли на соотношение сил. При их поддержке дивизия Наполеона перешла Альму у Бурлюка под сильным огнем русской артиллерии.
Описывая этот момент сражения после перехода Альмы 3-й дивизией, капитан прусской артиллерии Вейгельт писал: «…Когда последняя перешла через Альму, в одно время с пехотою следовали обе конные батареи резерва, которые, поднявшись на противоположный
берег, развернулись на его плоскости и открыли сильный огонь против русской пехоты, последствием чего было ее отступление. Конные батареи последовали рысью за отступавшей неприятельской пехотой и стали на ближайшие к ней позиции, но одна русская батарея начала обстреливать их анфиладою, и они были принуждены к перемене фронта…».
Но и этого оказалось мало, чтобы заставить минцев и московцев уйти с позиций. «…Несмотря на перекрестный ружейный и артиллерийский огонь двух французских дивизий, Московский полк не отступил, а подался только правым флангом назад, поставив этим передвижением линию своего фронта наискось к двум атаковавшим его дивизиям, и направил выстрелы против нового противника. Правофланговые орудия 4-й легкой батареи были тоже развернуты против Канробера».{610}
Улучив возможность, 4-й полк морской пехоты тут же двинулся вперед. Принц Наполеон после сражения не скупился на похвалы, говоря о действиях моряков, которые «заслужили самую высокую оценку своему мужеству».{611}
Он был не одинок. Генерал Моне отметил, что хотя эти войска и были составлены, в основном, из молодых солдат, своим мужеством они не уступали закаленным в боях зуавам, рядом с которыми сражались.{612}
Сержант 21-го полка линейной пехоты Филипп Франсис Женнарди. К концу Крымской кампании получил чин су- лейтенанта (sous lieutenant). Когда к ним присоединился батальон пеших егерей, командир батальона зуавов майор Адам смог подтянуться к левофланговым батальонам Канробера. Клер говорит, что Адам, прикрывая соседей под сильным картечным огнем, построил свои роты буквой Т, действуя одновременно на две стороны.
Это могло быть только в том случае, если русская линия не имела четко выраженного характера. Если же мы вспомним, что московские батальоны так и не смогли до конца сражения собраться, то можно предположить, что, отбиваясь фронтом от минцев, Адам одним фасом отстреливался еще и от какого-либо батальона московцев. Но их перемещения настолько запутаны, что сказать с уверенностью, какой это был батальон, трудно. Кажется, это их видел Бейтнер, когда его 4-й батальон отходил, минуя телеграф, к недостроенному маяку: «…один из наших батальонов намеревался отстаивать маячную высоту, а другой, какой-то без офицеров, как мне показалось, выпуская пули назад, приближался к нам».{613}
Как видите, совсем не похоже на бегство.
Вскоре французы сформировали правильную линию и, благодаря постоянно подходившим батальонам 4-й дивизии, непрерывно давили на русских, которые, в свою очередь, только наращивали сопротивление. На этой позиции зуавы, моряки и стрелки несут самые большие свои потери за этот трудный день.{614}
А один из линейных полков просто оказался на грани катастрофы.
Лейтенант 39-го полка линейной пехоты Жан Франсис Леонард.ОДИН ИЗ ПЕРВЫХ С ОТЛИЧИЕМ, или ПОЧЕМУ 7-Й ЛИНЕЙНЫЙ НЕ ШТУРМОВАЛ ТЕЛЕГРАФ
Выйдя к берегу, 7-й линейный оказался в удобном для форсирования месте: хотя противоположный берег и был крутым, река вполне преодолевалась вброд. Рельеф местности образовывал как бы коридор, в который Лаварнад вошел обоими батальонами. Это и был тот самый Альматамакский овраг, который стал ловушкой, на выходе из которой французов ждали 4-й батальон Московского пехотного полка и батарея подполковника Кондратьева. Командир 7-го линейного торопил солдат. Герен намекает, что одним из стимулов его спешки было самолюбие. Рядом шла 2-я бригада[69], где в боевом порядке двигались конкуренты — 20-й и 27-й полки линейной пехоты.{615}
7-й линейный обратил на себя внимание современников своим энтузиазмом, с которым форсировал Альму — солдаты входили в воду и выходили на южный берег с криками «Да здравствует Император!».{616}
Когда 7-й линейный перешел через Альму 1-м батальоном и 2-мя ротами 2-го батальона, к нему подъехал генерал Канробер. Командир 1-й дивизии указал Лаваранду на видневшееся вдали (примерно в 700 м) здание и приказал, используя свою закрытость от огня русской артиллерии, выйти к нему и поддержать дивизию Боске, присоединившись к ее левому флангу.
1-й батальон майора Марме начал движение, и вскоре его роты оказались почти на вершине южного берега Альмы, став, таким образом, вторыми подразделениями французской пехоты, которые после бригад Буа и Отмара[70] вышли на плато. Таким образом, Боске, как и обещал, продержался два часа, а Канробер, как обещал командиру 2-й дивизии маршал Сент-Арно, присоединился к нему.
Что произошло на вершине Альминских высот, когда 7-й линейный попал под огонь русской пехоты и артиллерии, понеся тяжелые потери?
Не будем цитировать Богдановича, утверждавшего, что 7-й полк потерял убитым своего командира Тройю (Troyou).{617} Богданович достаточно вольно обращается с фамилиями, не только повысив Тройю в должности, но и назначив, например, полковника Бурбаки командиром 1-го полка зуавов, попутно перенеся в Крым больного Эспинаса.{618} Так же легко он обходится с подразделениями менее полка, расставляя и перемещая их по полю сражения в соответствии с одному ему понятной логикой — сказывается масштабность профессора Николаевской академии Генерального штаба.
Но если в деталях он иногда ошибается, в главном прав: «По занятии садов в селениях на правой стороне Альмы, союзники двинулись против нашей позиции к берегу. Дивизия Канробера в составе 10-ти батальонов, имея впереди первый полк зуавов полковника Бурбаки и два стрелковых батальона, и дивизия принца Наполеона, также в составе 10-ти батальонов, овладев садами Альматамака, перешли вброд через Альму и взошли на высоты. Здесь они были встречены жесточайшей пальбою наших стрелков, поддержанных московцами».{619}
На самом деле все было просто. Войдя на южном берегу в широкое дефиле Альматамакского оврага, 7-й линейный двинулся сначала по его дну. Но затем вышел на западный склон. Полковая история свидетельствует, что, как только первые роты 1-го батальона оказались на плато, по ним открыли огонь несколько русских батальонов и две артиллерийские батареи.[71]
Майор (Chef de bataillon) 47-го полка линейной пехоты Теодор Толле. Су-лейтенант (sous lieutenant) 50-го полка линейной пехоты Александр Густав Жанин.«Но вот произошла небольшая остановка на уступах холмов! Русские, храбрые, как и их противники, не уступали своих позиций и, не отступая, предоставляли их взять, схватившись штыки в штыки».{620}
Об этом же говорит и майор Монтодон: «Как только мы достигли вершины, мы были встречены градом пуль, бомбами, выпущенными с малого расстояния; многие из наших поражены…».{621}
Вскоре ситуация стала и вовсе критической: на 1-ю дивизию надвигались все 8 батальонов Минского и Московского полков. К тому же у Канробера не было артиллерии. Спасли положение две вещи: артиллеристы принца Наполеона и Форе, а также появившиеся на плато почти в тылу русских пехотинцы батальоны бригады Моне. Больше всех помогла 6-я батарея капитана Ланей, сменившая артиллеристов Робино-Марки, расстрелявших к этому времени весь имевшийся в передке запас картечи, гранат и ядер. Некоторое время ей пришлось едва ли не единственной отстреливаться от трех русских батарей.{622}
