— Если бы не это, я б, может, мертвый лежал.
— Ну если бы… Да че о плохом-то болтать?
— Ну а как он? — Добавил я. — Как он себя чувствует? Все ж таки человека застрелил.
— Нормально. Немного в шоке, ну ничего. — Квадратько потер могучую шею. — Это, конечно, немудрено, растеряться, когда в первый раз гада пулею уработал, но уж привыкать надо. Тут оно бывает редко да метко. И надыть к этому быть подготовленным.
— Ладно, дядь Вань. Бывай. Пойду я до дому. Мне еще Белку забрать.
— Ты погодь, Игорь, — остановил меня Квадратько. — Я скажу ребятам, тебя до машины добросют.
— Спасибо, дядь Вань!
— Да ну. Эт тебе спасибо.
* * *
Где-то в Новороссийске. Три дня спустя.
— Что-то с Красной уже третьи сутки машина не приходит, — проговорил Федот Иванович и глянул на Пашку Серого. — Таким Макаром Федорцов нас с хаты выгонит, без Щеглова за так тут держать не будет.
Пашка Серый, Федот Маленков и Ленька Лыков сидели на квартире, что выдал им Максим Федорцов — один из подельников Щеглова, у которого он забирал и перевозил на склад в Невинномысске цемент. Пашка, Федот и Лыков, до лучших времен трудились тут же, на складу грузчиками.
Серого его низкое положение бесило настолько, что сил никаких не было. Благо отдушину он нашел в мягкотелом Лыкове, которого стал нещадно травить, да так, что бедный Лёнька и слова боялся сказать. По любой причине к нему Пашка цеплялся, по любому поводу норовил уколоть или как-то задеть. Это Пашка так злость свою, что у него на Землицына скопилась, выплескивал на другого человека.
Федоту Маленкову доставалось поменьше, и тот даже с Серым разговаривал. Скучно было Пашке со стариком. Больно он был спокойный, не шел на Пашкины незамысловатые провокации.
— А мне плевать, — пробормотал Пашка и поудобней улегся на своей койке.
Пашка глянул в окошко на противоположной стене. Там на фоне синего, почти белого неба висела в воздухе маленькая белая чайка.
— Это почему ж?
— Уеду я с края. — Буркнул Пашка. — Чего мне тут делать? Пущай Матвей с мамкой да жинкой своей сидит. С ним не пропадут. Хоть он и остолоп, да оклунок, каких мало, но на мамку у него разума хватит.
Федот сел на своей койке, потянулся. Зевнул. Ленька, начищающий в открытом коридоре, Пашкины кирзачи бросил на Серого затравленный взгляд.
— Че таращишься? — Заметил Пашка. — Три давай.
Ленька вздрогнул. Спрятал глаза и стал еще усерднее начищать сапог.
— Да куда ж ты поедешь, Паша? — Спросил Федот. — Тебя ж везде милиция шукает.
— Не твое дело. — Огрызнулся Пашка. — Куда надо, туда и поеду. Лишь бы подальше от этой чертовой Красной станицы.
— Ну-ну. — Пробурчал Федот и улегся обратно, но уже на другой бок, к стенке.
Тут в дверь постучали. Скучающая троица подскочила.
— Че стоишь, баран? — Гаркнул на Леньку Пашка. — Открой. Там поди шофер с Красной приехал. Вести какие привез, а мож и деньгу от Щеглова!
Ленька встрепенулся, побежал исполнять приказ. Пашка слышал, как щелкнул замок квартирной двери, и Ленька с кем-то поздоровался. Пригласил войти.
Через мгновение в комнате показался Лыков с гостем. Гость и правда был Шофером из Красной.
— Здорова, мужики, — Громко сказал Клим Филатов. Все поздоровались в ответ.
— А че ты? Че не Микитка? — Удивился Федот.
— Я о том и приехал, — сказал Клим. — Приехал не за грузом, а с новостями. Микитка уже в милиции. Взяли его.
Все переглянулись.
— Как это взяли? — Удивился Пашка.
— Так это! Там у нас страсть че твориться! Весь гараж шуруют. Щеглова уже задержали и направили в СИЗО. Меня к Федорцову прислал наш начальник сельпо. Звонить побоялся. Думает, КГБ егошний телефон слушает. А меня на дальний рейс послали ну и…
— Да ты короче, короче говори! — Рыкнул на него Серый.
— Короче, — выдохнул Филатов, — всем, кто был со Щегловым в Красную путь заказан. Бежать надо от нее как от огня, иначе милиция с комитетчиками заловят. И дело — труба. Так что ты, Пашка, даже и не думай вертаться в станицу.
— А чего мне вертаться? — Насупился Пашка. — У меня и мысли такой не проскользнуло.
— Как это, не проскользнуло? — Удивился Клим. — А брата хоронить разве ехать не собираешься? Меня просили тебя от этого отговорить.
— Как это хоронить? — Просипел побледневший Пашка.
Глава 32
Когда я вернулся домой после всей этой облавы, семья встретила меня спокойно. Дело в том, что только отец знал, что же было на самом деле. Света и Мама считали, что пропадал я на каких-то сборищах, проходящих в связи со всеми этими соревнованиями.
— Игорек! Да где ж ты так? — Спросила меня тогда мать, когда увидела большой кровоподтек на лице, после Гореловского удара.
— Упал с кузова, когда принимал зерно. Все хорошо. Света меня уже посмотрела.
Когда в коридоре я стянул рубаху, чтобы умыться в тазу теплой водою, а мама проходила мимо из дома куда-то во двор, то она просто ахнула, увидев мое тело.
— Божечки! Да тебя что, били, что ли⁈ — Бросилась она ко мне. Стала рассматривать.
Я быстро обернулся. На боках тоже синели следы побоев.
— Игорек! — Заблестели мамины глаза.
— Тихо-тихо мамочка, — я аккуратно привлек ее к себе, обнял, прижал. — Все хорошо. Ничего дурного не случилось.
— Били тебя? Били, али как⁈ — Голос мамы стал выше. Видно было, что плачь подошел ей под горло. — Ты с кем-то подрался⁈
— Все хорошо, мама.
Дверь в дом открылась и в коридор вышел отец, держа пачку Беломора, он шуршал спичками в кармане.
— Анка, потише ты. Машка спит. У ней завтра экзамены в техникум начинаются. Не надо ее будить.
— Ты сына своего видал⁈ Видал, спрашиваю⁈
Мама отпрянула от меня, чтобы показать отцу многочисленные ушибы на моем голом торсе.
— Да его ж кто-то лупил, как не знаю кого!
— Ань, — странно помягчел отцовский голос. — Он же взрослый уже. Ну почему ты с ним все как с птенцом?
— А как⁈ А как по-другому⁈ Для меня, — мама заплакала, — для меня он всегда будет маленький!
Я улыбнулся теплым ее слезам, потому что понимал маму. Понимал, что она чувствует, ведь сам в прошлой своей жизни успел стать отцом. Да только когда чадо твое уже взрослое, стоит его просто отпустить, а не цепляться за мнимую родителям его незрелость.
— Ма, — взял я ее тихонько за плечи. — Сядем? Расскажу я тебе все. Не переживай. Все у меня кончилось хорошо и очень даже удачно. А вот эти все синяки, это так, пустяк и ничего более. До свадьбы заживет.
Мама удивленно уставилась на меня своими глубоко посаженными, но ясными глазами. Приоткрыла губы, подернутые вокруг паутинкой морщинок. Ничего не сказала. Я снова обнял мать. Поверх ее плеча глянул на папу.
Тот улыбнулся своей грубой, но теплой улыбкой. А потом вышел на улицу. Там закашлялся под долгим стажем курильщика.
Тогда закончил я с умыванием, и вместе с мамой сели мы в коридоре, за тот самый стол, за которым Света так любила читать книжки. Рассказал я ей все — от начала и до конца, и про статуэтку, и про Кулыма, и про Щеглова с Горелым.
Глядя на то, как мама блестит глазами, как сдерживается время от времени от того, чтобы заплакать, да прячет рот в широких своих, раздавленных тяжелой работой ладонях, я решил преуменьшать самые опасные моменты, а о некоторых и вовсе замолчал.
— Так ты, значит, не послушал мой наказ, — полушепотом сказала Мама, когда я закончил. — Все равно, наперекор мне пошел. Я же просила, чтобы ты себя берег и никуда не лез. О матери ты своей не думаешь совсем… Неслухмяный…
— Ма, — улыбнулся я и переставил стул ближе к маме, сбоку стала, сел. — Ну не мог я иначе. Если бы я с милицией и с КГБ эту всю игру не затеял, могли бы умереть люди. А злодей бы и дальше продолжал обворовывать простой народ. Это ж ты понимаешь, что Щеглов делал? Щеглов сделанное чужими руками для простых людей отбирал и на том наживался. Из-за таких, как он, все потом и рухнет.
