— Записывайте.
Я услышала, как он открывает ящик стола.
— Кажется, я о вас что-то слышал, — задумчиво сказал детектив. — Если вы та судмедэксперт, о ком я думаю. Вас ведь показывали по телевизору? Хм-м-м. В Балтиморе когда-нибудь бывали?
— В вашем прекрасном городе я училась в медицинском колледже.
— А, ну тогда я точно вас знаю.
— Остин Харт, парень, который погиб при пожаре, тоже учился в колледже Джона Хопкинса.
— И еще он был гомосексуалистом. Лично я считаю, что его потому и убили.
— Вообще-то мне нужны его фотография и кое-какие детали личной жизни: привычки, увлечения, круг общения.
Я подумала, что могу воспользоваться минутной слабостью собеседника.
— Да-да. — Он затянулся. — Парень из тех, кого называют милашками. По-моему, подрабатывал моделью, чтобы оплачивать колледж. Рекламировал нижнее белье и что-то еще в том же роде. Может, какой-то ревнивый любовничек его и уделал. Приезжайте в Балтимор, док. У нас тут многое изменилось. Вы же про новый стадион слышали?
— Конечно, — ответила я, переваривая только что полученную информацию.
— Если хотите, я могу и билеты взять.
— Было бы прекрасно. Спасибо вам огромное. Я обязательно свяжусь с детективом Монтгомери. Вы мне очень помогли.
Мне удалось повесить трубку раньше, чем он поинтересовался, за какую бейсбольную команду я болею, и я сразу же отправила электронное письмо Монтгомери, хотя чувствовала, что главное уже получила. Далее у меня на очереди было Тихоокеанское отделение управления полиции Лос-Анджелеса, занимавшееся случаем в Венис. И снова мне повезло. Следователь, работавший по делу Марлен Фарбер, только что вышел в вечернюю смену. Звали его Стакки, и ему не понадобилось долго объяснять, кто я такая и чем обусловлен мой интерес.
— Был бы только рад, если бы кто-нибудь решил эту задачку за меня, — сразу же сказал он. — Шесть месяцев — и ничего. Зацепиться абсолютно не за что.
— Что вы можете рассказать о Марлен Фарбер?
— Снималась в «Больнице». Вы, наверное, видели?
— Мне не часто удается посмотреть телевизор. В основном государственный канал.
— Что еще? Что еще? А, да, «Эллен». Больших ролей ей не давали, а что было бы дальше, сказать трудно. Очень симпатичная. Встречалась с каким-то продюсером, но мы точно знаем, что он ни при чем. У этого парня в жизни два интереса: «кокс» да девочки. Перетрахал всех молоденьких актрис, которым давал роли. Знаете, после того как меня поставили на это дело, я просмотрел кучу фильмов, и могу сказать определенно: талант у нее был. Жаль.
— Что-нибудь неожиданное или необычное на месте преступления? — спросила я.
— Там все было необычное. Пожар начался в ванной на первом этаже, но мы так и не смогли понять, что послужило причиной возгорания. У АТО тоже ничего не получилось. Там и гореть-то было совершенно нечему, кроме туалетной бумаги да полотенец. Следов взлома не обнаружено, а охранная сигнализация не сработала, потому что ее отключили.
— Скажите, жертву, случайно, нашли не в ванне?
— Точно. И это еще одно странное обстоятельство. Если, конечно, девочка не покончила с собой. Но тогда получается, что она сначала развела огонь, потом легла в ванну и перерезала себе вены на запястьях или сделала что-то еще в таком же духе. Ну, вы и сами знаете.
— Трассеологические улики?
— Мэм, о чем вы говорите! От нее же почти ничего не осталось. Как будто побывала в крематории. Идентифицировали по уцелевшему участку туловища, а больше и говорить не о чем — несколько зубов, куски костей и немного волос.
— Она не имела отношения к модельному бизнесу? — спросила я.
— Было такое. Снималась в телевизионной рекламе и для нескольких журналов. Ездила на черном «вайпере» и жила в премиленьком домике с видом на океан.
— Вы не могли бы переслать по электронной почте какие-нибудь ее фотографии и копии отчетов?
— Назовите мне свой адрес, и я посмотрю, что можно сделать.
— Мне нужно очень быстро, детектив Стакки.
* * *
Я повесила трубку и попыталась привести в порядок разбегающиеся мысли. Все жертвы были привлекательны физически и имели отношение к телевидению или рекламе. Игнорировать такой общий знаменатель я не могла. Получалось, что Марлен Фарбер, Остин Харт, Клер Роули и Келли Шепард были выбраны жертвами по некоей очень важной для убийцы причине. Именно здесь лежал ключ к разгадке. Серийный убийца всегда выбирает жертв, следуя собственной логике. Банди[20], например, убивал женщин с длинными прямыми волосами, напоминавшими ему бывшую подружку. Но при чем здесь Кэрри Гризен? Первые три убийства произошли, когда она находилась в «Кирби». Да и почерк не ее.
Мое расследование зашло в тупик.
Я немного поспала в кресле, но в шесть вечера проснулась. Шея затекла от долгого пребывания в неудобной позе, спина болела. Я медленно встала и потянулась, уже понимая, что нужно сделать, но не зная как. При одной мысли о предстоящем меня охватил ужас, сердце заколотилось. Взгляд переместился на бумажные мешки, оставленные Марино перед книжным шкафом, заполненным книгами по юриспруденции и папками с отчетами по делам, которыми занимался Бентон. Каждая была заклеена скотчем и снабжена ярлычком. Я собрала их и вышла в коридор.
Обычно мы проводили ночи в моей спальне, но вообще второе крыло дома было закреплено за Бентоном. Там он работал, там хранил свои вещи, потому что с годами мы все больше убеждались в том, что именно пространство — наш самый надежный друг. Крови проливается куда меньше, если схватившиеся стороны имеют возможность отступить, а дневные разлуки добавляют пикантности вечерним воссоединениям. Дверь комнаты была открыта — так он ее оставил. Свет выключен, шторы задернуты. У порога я замерла, не смея сделать шаг вперед, всматриваясь в пустоту. Мне пришлось собрать всю смелость, чтобы повернуть выключатель.
Кровать с синим покрывалом была аккуратно заправлена, потому что Бентон всегда отличался любовью к порядку, педантичностью и никогда ничего не упускал, даже если спешил. Он не ждал, пока я сменю ему постельное белье или отнесу в стирку рубашки, и в этом проявлялись свойственные ему независимость и чувство достоинства, которые наблюдались в отношении ко всем, не исключая и меня. Он всегда шел своей дорогой, и в этом отношении мы походили друг на друга до такой степени, что порой я удивлялась, как это мы еще ухитряемся жить вместе.
Оглядевшись, я взяла с туалетного столика щетку для волос, которая могла понадобиться для проведения идентификации по ДНК, и перешла к маленькому прикроватному столику, чтобы взглянуть на лежащие на нем книги и папки.
В свой последний вечер здесь Бентон читал «Холодную гору», пользуясь в качестве закладки оторванным клапаном конверта. Рядом с книгой лежали листки с его замечаниями по поводу последнего справочника-классификатора преступлений, за редактирование которого он взялся совсем недавно. Я осторожно перевернула страницу, испещренную знакомым мелким почерком, провела пальцами по летящим строчкам, и слова задрожали и расплылись в призме накативших слез.
Потом я положила на кровать бумажные мешки и развязала первый из них.
Полицейские, работавшие в номере отеля, спешили, а потому второпях собрали все, что нашли в ящиках стола и в шкафу, и запихали это в мешки. Я достала, развернула и аккуратно повесила на спинку стула белые рубашки из чистого хлопка, три галстука и две пары подтяжек. Бентон брал с собой два легких летних костюма, и оба обнаружились теперь на дне мешка, смятые, будто куски гофрированной бумаги. В другом мешке были туфли, спортивный костюм, носки и шорты. Но мое внимание привлек несессер с бритвенными принадлежностями.
Кто-то уже открывал его. Кто-то методично перебрал era содержимое, предмет за предметом. Кто-то отвинтил крышечку с флакона «Дживанши III» и оставил его открытым. Знакомый резкий мужской запах отозвался приливом чувств и воспоминаний. Я как будто ощутила прикосновение чисто выбритой, гладкой теплой щеки и вдруг увидела его за столом в кабинете Академии ФБР. Четкие, выразительные черты его лица, тщательно отутюженный костюм, его запах — все, что запомнилось с той волшебной поры, когда я безнадежно влюблялась в него, но еще не сознавала этого.
Сложенная стопка одежды перекочевала на стол, а за вторым мешком пришла очередь третьего. Покончив с ним, я положила на кровать черный кожаный дипломат и откинула крышку.
Мне сразу бросилось в глаза отсутствие «кольта-мустанга» тридцать восьмого калибра, который Бентон иногда носил на лодыжке. То, что в день смерти он взял этот пистолет с собой, показалось мне примечательным. Стандартный девятимиллиметровый всегда лежал у него в плечевой кобуре, но «кольт» Бентон брал лишь тогда, когда ситуация представлялась потенциально опасной. Уже одно это указывало на то, что после посещения места пожара он отправился отнюдь не на прогулку. Я склонялась к предположению, что Бентон собирался встретиться с кем-то, но не могла понять, почему он не известил никого о своих планах. Безответственность и беззаботность не были его слабостями.
