и мы такие радостные пойдем себе – а куда, я придумать никак не мог.
Поэтому я принялся без запинки перечислять, что мне не нравится:
– Полиция вместо милиции, оружием трясет, людей бьет – ногами, дубинками, хуже гангстеров. Трое-пятеро на одного безоружного – и гордятся этим, по телику показывают и избитого же в тюрьму и сажают. Ну и вообще – капитализм, богатые и бедные, Америка главная, а мы как эти, третий мир.
– А ты хотел коммунизм, – сказала Инна, явно иронизируя и явно не столько надо мной, сколько над собой.
– Ага. И чтобы все бесплатно и денег не было вообще. И чтобы на Луне уже Космозоо, а на Марсе яблоки. И чтобы двадцатая межзвездная экспедиция по струне к Проксиме Центавра. А они наоборот – как будто специально всё закрыли, запретили и забыли, дебилы.
– Потому что нас не дождались.
– Ну вот дождались. И чё?
– Теперь все восстановят и полетят, – сказала Инна с той же интонацией.
– Ага, два раза. Им этот космос на фиг не нужен, у них доллары, телефоны и шмотки. Даже если нам поверят, тем более проверят, «дипломат» там изучат…
Инна шикнула. Я разозлился и на нее – ничего лишнего не сказал же, – и на себя, потому что мог же, – и торопливо продолжил:
– На фиг им космос? В лучшем случае продадут американцам или китайцам, а те добьют. А скорее…
Я обдумал варианты. Каждый был вероятным и поганым, и его тут же перекрывал более вероятный и поганый. Я метнул крышку розетки в угол, тут же устыдившись: кто-то делал, а я ломаю. Крышка легко простучала по стенкам и полу и замерла посреди комнаты. Вроде не разбилась.
Инна сказала:
– На Гагарина-то тут прямо молятся. Может, и на нас будут.
– Богу они молятся, – проворчал я. – И этому самому, как его, бизнес-чистогану. Товарно-денежные отношения. Флаги царские, орлы хищные, Союза нет, а молятся Гагарину. Толку-то молиться, если заводы и КБ закрыли, а вместо рабочих и инженеров дебилы с бородами и в наколках, как зэки-геологи, и дуры с губами?
– Ты о чем?
– А, ты же не смотрела. В этой их… Интерсети. Ну и по телику. Неважно. И в намордниках все. И штаны короткие. И музон дебильный.
– Ты как бабушка моя, – сказала Инна.
Я возмутился, задохнулся, усмехнулся и согласился:
– Ну а как еще, если дедушка, считай. Фиг с ней, с музыкой – но ты ж сама видела, что если кто и работает, то в лучшем случае курьером, продавцом или охранником. Не делают, а носят только и сторожат чужое.
– Зато всего полно. А у нас всё делали, а куда ни ткни – дефицит.
Ой да ладно, полно, хотел сказать я, но вспомнил телефоны, вспомнил огромные телевизоры, вспомнил ряды джинсов, которые стоили не две зарплаты, а пять-десять процентов от одной, вспомнил сто сортов колбасы и сыра, вспомнил пиццу, газировку и мороженое и со вздохом согласился, с трудом заглушая писк в желудке:
– Это да. Буржуйствуют и загнивают.
– Кухни удобные и чистые, – мечтательно сказала Инна и совершенно тем же тоном добавила совершенно неожиданное: – А туалеты еще удобнее и чище. И с туалетной бумагой всегда. И что вообще удобно…
Она вдруг замолчала, и я уточнил, подавляя ехидство:
– И что вообще удобно?
– Тебе не понять, – отрезала Инна.
– Где уж нам уж, – сказал я, пытаясь все-таки догадаться.
Но Инна перевела тему:
– Пенсии тут здоровенные, наверное.
– Почему так думаешь?
– Ты же видел, когда на Комарова шли, какие самые расфуфыренные здания? Сберкасса и Пенсионный фонд. Богатые, значит. Ну и платят много, получается.
– А, поэтому возраст выхода на пенсию и подняли, Денис же говорил. Раз пенсии высокие, всем не хватает. Логично.
– Нам, думаешь, дадут? – спросила Инна.
– Прямо сейчас или через шестьдесят лет?
– Ну… как думаешь вообще?
Я закрыл глаза и попробовал придумать, как нам вдруг поверят, расцелуют в щеки и с почетом повезут в Кремль награждать за великий подвиг. И председатель президиума, то есть президент, да, лично вручит нам Героев, и назначит пенсии, как у академиков, и даст квартиры в какой-нибудь московской башне, и…
Ни фига я не придумал, поскреб макушку и представил себе, как мы живем здесь: как-то вышли из-под замка, нашли себе место, не знаю уж какое, и живем под этим флагом, и учимся этим порядкам, и работаем на этих хозяев, и мечтаем об огромной пенсии, и каждый день жрем пиццу с колой и мороженое.
А Денис сидит в тюрьме.
Я перекосился от омерзения к себе и спросил:
– Бортинженер. А мы вообще люди, если можем планы строить, пока Денис вот это самое?
– Да ладно, – сказала Инна тоном «Ну наконец-то». – Какие будут команды, командир?
– Да какие команды, – сказал я тоскливо. – Выйти бы сперва.
– Выйти не проблема, – сказала Инна с нажимом. – Дальше что?
Дальше, подумал я, собравшись. Я вспомнил, как Инна открывает замки. Любые замки. Как я мог про это забыть.
А она не забывала. Она ждала команды.
– Дальше – думать надо, – сказал я так, что сам еле услышал. – Был бы еще кто снаружи.
– А у нас нет? – то ли сказала, то ли спросила Инна очень сочувственно.
– Ну да, – брякнул я и замер.
Инна, помолчав, спросила:
– Ты правда все номера помнишь?
Ох ни фига себе, подумал я, холодея. Она там телефон собрала, что ли? Или подключилась как-то?
Я с трудом сдержался от того, чтобы спросить об этом, чтобы выдернуть из дырки в стене розеточные кишки и посмотреть коварной тихоне в наглые глаза. Чтобы просто заорать и запрыгать на кровати.
Я сжал кулаки и нарочито противно, чтобы тот, кто слушает, заколдобился, пропел:
– Это наши коды, это наши цифры, восемь, девять, тридцать минус код отмены, комната твоя плюс семьдесят четыре…
И таким нехитрым шифром продиктовал Инне весь номер Олега, который я и вправду запомнил зачем-то. Код покрепче Инна могла с лету и не разобрать. Помолчав, она пропела в ответ примерно такую же дебильную песенку с другими маскировочными числами.
Разобрала.
Сил петь уже не было, поэтому я сказал:
– Я клянусь, что стану чище и добрее и в беде не брошу друга никогда.
Я терпеть не мог эту песню, в отличие от остальных составляющих фильма, меня бесили жалостливая заунывность, и тонкий голосок, и пение хором, и слюнявые слова. Но если хочешь, чтобы тебя понимали, говори на языке, который понимают. Инна понимала вот такой язык. Так понимала, что даже я понял наконец. И быстренько накрыл морду подушкой, чтобы Инна не слышала, как я реву.
Инна сказала:
– Я знаю, командир.
Часть восьмая. С вещами на выход
Ты только подумай
Я проснулся среди ночи, рывком, как по команде. Сел, вцепившись в одеяло, и прислушался. Все правильно. Не «как», а по команде: в розетке тихонько прощелкало раз-два, раз, раз. Сигнал готовности. Я щелкнул ногтем в ответ и вскочил, чуть не свалившись, потому что сон
