Величие противно природе. Она создает всех равными. Кто возвеличивается, тот рано или поздно становится ниже самых малых. И те из бессмертных, что останутся еще на Земле хотя бы на жизнь, превратятся в ханжей, считающих себя господами над людьми. А это противно, очень противно. Тем более Олег осознавал, что иногда сам превращался в ханжу, считающего окружающий мир серой тенью, а себя и себе подобных яркими пятнами на ней. Яркими лишь по праву рождения, но не заслужившими это право.
За окном забарабанил дождь. Стало как-то спокойно и приятно. Олег снова вгляделся в Зеркало и увидел свои тотемы. Эта была первая религия людей. Религия, которой научили людей бессмертные. Отождествлять себя со зверем. Пусть это самый кровожадный и злобный хищник, но он не убивает просто так, и потому он всегда чище человека. Так появились кланы медведей, волков, соколов. И даже современные фамилии спустя века напоминают о древней вере отождествления себя с природой. В Зеркале Олег видел полярного белого волка. А на спине у него сидела скопа. Маленькая хищная птичка. Два тотема. Чтобы бежать по темному лесу, не разбирая дороги и одновременно парить над ним.
Олег огляделся по сторонам. В комнате царил полумрак. Помещение освещал один торшер. Тени плясали повсюду, тени истинного зрения. Они танцевали в причудливом танце. Это были тени тех, кто был всегда одним. И во всей этой кутерьме вырисовывалась одна большая тень. Волк и птица на нем с распростертыми крыльями. Значит, так надо. Это Путь, и ничего тут не изменишь. Птица и волк. Чтобы бежать и чтобы лететь. От кого и куда? Этого Олег не знал. Он расстелил постель и лег спать. Завтра будет решающий день. А пока спать. Только спать.
Но сразу заснуть не удалось. Зеркало засветилось привычным фиолетовым цветом истинного зрения. Его кто-то звал. Звал сквозь миры. Сквозь барабанящий по крышам дождь. Его звали, и теперь он знал — кто.
Фэ-а-та, Танцующая На Гребне Волны. Он ждал ее. Он ждал ее веками. Веками в облике человека. Кто это поймет? Кто?!! Кто скажет тебе: ты выдержал. Никто, кроме Бога. Это так страшно — обречь себя на жизнь человека. Но Олег думал о другом. О том, кто был в Зеркале. Изображения не видно. Только что-то напевал голос на языке Первых. Знакомый? Как он может быть знакомый через такое количество времени. Оказывается, может быть.
— Я ушла за тобой и не нашла.
— Куда?
— К людям. Ты же хотел быть с людьми. Я ушла за тобой. Но здесь другой мир.
— Вторичный?
— Да. Я уже умирала сотни раз. Поздравляю тебя с Битвой. С победой.
— Спасибо. Ты ушла из-за меня? Чтобы быть со мной?
— Нет, некоторые потом ушли, как ты. Ушли не за тобой, лишь по примеру.
— Скажи, ты помнишь меня?
— Да.
— Я тебя по-прежнему люблю.
— Ты лжешь. Ты любишь лишь мой образ.
— Пусть так. Пусть образ. Мне надо же кого-то или что-то любить.
— А как же Хозяин?
— Я ему только служу. Хозяина не обязательно любить. Почему ты связалась со мной?
— Не знаю. Я хотела сказать... Зеркало затуманилось.
— Сказать — ЧТО?
— Ты нужен мне, и я...
Зеркало стало совсем обычным. Откуда был сигнал, установить невозможно. Шай-Ама упал на диван и раскинул руки. Ему было хорошо. Хорошо, даже если его позвали просто так. Хотя теперь он найдет ее, в каком бы захолустном мире она ни была. Найдет! Если захочет...
А завтра намечается событие, по важности равное Битве. Пора. Олег набрал номер телефона Игоря. После долгих гудков заспанный голос ответил.
— Не забыл о вчерашнем? Метро «Бауманская», центр зала, десять часов утра.
— Не забыл, не забыл. Дай поспать, в конце-то концов.
— Спи.
Олег покурил и лег в постель. Сон не шел. На стене в истинном зрении маячили тени птицы и волка. Под странный шепот, раздававшийся из разных углов, он уснул, чтобы следующий день встретил его совсем другим.
Меч Бездны
Госпожу Элеонору разбудил слуга. Она задремала в своем кресле за шитьем у самого окна. Было хмурое утро поздней осени.
— Госпожа, там ваш вассал. Просит аудиенции.
— Я никого не ждала, — удивилась Элеонора фон
Одэнауэр.
— Зигмунд фон Рейнбах вернулся из Святой земли. Он даже еще не был в своем замке.
— А мой муж?
— Он один, госпожа.
— Позовите сыновей и дочь. Видимо, он привез важные вести.
Сердце Элеоноры болезненно сжалось. Гадкое предчувствие засело в нем. И этот сон, что видела она тогда. Зигмунд, их вассал, склонившийся над распростертым на земле Генрихом.
Он даже не пожелал умыться с дороги. Так и вошел в большой зал, пропахший дорогой и весь запыленный. В кольчуге и котте крестоносца. В руках у него было нечто длинное, завернутое в белую ткань.
— Госпожа. — Он преклонил колено.
Элеонора сидела в кресле в центре зала. Вокруг нее стояли трое сыновей и дочь. Помимо них в комнате было полно прислуги и.домочадцев.
— Госпожа, я рад видеть в добром здравии вашу семью. Но сердце мое омрачает весть, которую я обязан сообщить вам. Ваш муж, граф Генрих фон Одэнауэр, погиб, защищая мирных жителей, когда войско неверных штурмовало Иерусалим. Его тело покоится в Святой земле. Я был последним, кто видел его живым.
Элеонора внешне оставалась спокойной. Хотя Зигмунд видел, как напряглись черты ее лица. Остальные тоже встретили весть молчанием.
— Густав фон Одэнауэр, старший сын и наследник рода Одэнауэров, подойдите ко мне, — попросил Зигмунд.
Он развернул полотняный сверток. В нем оказался меч Генриха.
— Примите этот меч, а вместе с ним отцовское благословение. Это была последняя воля умершего.
Шестнадцатилетний Густав опустился на колено, принял из рук крестоносца меч, выдвинул его наполовину из ножен и поцеловал.
— Я принимаю его, — с серьезным видом сказал наследник Одэнауэров.
Кто мог знать сейчас, что через сотни лет этот меч будет держать в руках канцлер германии Конрад фон Аденауэр, наследник древнего рода и потомок крестоносца.
Зигмунд возвращался домой. Он уже ступил на свою землю. Вокруг были леса, где он любил бродить мальчишкой, голые поля. Было холодно и уныло, как это обычно бывает осенью. Он ехал по кромке леса и вдыхал пряный запах осенних листьев. Запах своей земли. Он был один. После того как погиб последний оруженосец, он не стал искать другого. Война для него закончилась, а о мирских нуждах он может позаботиться и сам. Зигмунд вспоминал, как обрел Меч и после забытья очнулся в одном из монастырей, где ему рассказали, как предводитель хорезмийцев велел тщательнейшим образом позаботиться о его судьбе. Он узнал, что резню беженцев удалось остановить, хотя слишком многие мирные жители погибли. Он узнал, что его неверный покровитель снабдил его деньгами, достаточными чтобы вернуться домой. Раны зажили очень быстро, и он сел на корабль в Константинополе.
Дорогу перебежала лисица. Она кинулась в поле. За ней с диким лаем устремились собаки. Раздался звук рогов. На дорогу выехали охотники. Сердце Зигмунда сжалась. Кто, кроме его родичей, мог охотиться на землях Рейнбахов?
Первым выехал юноша лет семнадцати. Он ошарашено огляделся, ища своих собак. Увидев их в поле, улыбнулся. И натолкнулся на взгляд крестоносца. На юношу смотрели пронзительные зеленые глаза. Кожа крестоносца посерела, доспехи были не в лучшем виде. Да и что за конь под путником? Так, обычная кляча. Но юноша признал этот взгляд из-под густых светлых бровей. Признал чуть кривую улыбку в подернутой сединой бороде.
— Отец!
— Сынок! Генрих!
Они спешились и обнялись.
— Ты вернулся!
— Да. Но без славы и богатств.
— Живой!
— Как мать?
— Жива. Все нормально. Младшенькая подрастает.
— Очень хорошо! А ты, вижу, возмужал. Настоящий Рейнбах. — Зигмунд потрепал сына по волосам.
Тем временем на опушку леса высыпали остальные охотники и с умилением смотрели на эту сцену.
— Домой! — скомандовал молодой хозяин. Со свистом, с собачьим лаем и воем рогов они отправились в замок. Генрих ехал подле сына, и на ум ему пришла странная мысль. Разве он не заслужил одну, одну-единственную спокойную жизнь, после того как принял на себя такое бремя? Всего одну. Чтобы увидеть свадьбу сына и дочери. И умереть, не истекая кровью, а в своей постели, в окружении домочадцев. Наверное, заслужил. Ведь рождаться и умирать ему теперь придется очень долго. Пока он не выполнит долг Посланника. А пока он увидит, как сын возьмет первый приз на турнире и дочь выберет себе самого лучшего кавалера в округе. Все это будет потом. А пока... Пока домой.
Антон. Выбор наблюдателя
После того как я отправил работодателям очередной доклад, в котором говорилось, как Олег беседовал с несуществующим объектом, коего называл вестник, мое начальство поднялось на уши. Такая суета была разве что когда Посланник сражался со своим врагом, и мне даже удалось очень близко познакомиться с бессмертным.
Теперь же мне приходилось дежурить на лестничной клетке Олега постоянно с перерывом в несколько часов на сон. Так велело начальство. Это все из-за того, что «день передачи полномочий» был не назван. Олег, конечно, ходил на работу, и мне приходилось торчать под окнами его конторы от начала и до конца рабочего дня. Пару раз приходилось воспользоваться ксивой ФСБ, особенно в доме, когда бдительные старушки замечали меня сидящим на лестнице чуть ли не сутки напролет.
