Атаку на шофера такси Фитцпатрик начал с того, что, наклонившись к спинке переднего сиденья, стал обмениваться с ним быстрыми негромкими фразами. Разговор в мчавшемся к Центру города такси принимал все более доверительный характер. Затем машина вдруг резко свернула, переехала железнодорожные пути, пересекающие немецкую столицу, и оказалась на гладком шоссе, идущем параллельно северному берегу реки. Джоэл хотел было выяснить, что происходит, но Коннел знаком приказал ему молчать.
Едва машина остановилась перед входом в гостиницу, к которому вела вылизанная подъездная дорожка, Фитцпатрик сразу же вышел.
– Ждите здесь, – сказал он Джоэлу. – Я посмотрю, удастся ли раздобыть что-нибудь подходящее… И пожалуйста, не разговаривайте.
Ровно через двенадцать минут Коннел вернулся, держался. он очень важно, но глаза его блестели. Миссия была выполнена.
– Пойдемте, господин председатель, нам – прямо. – Он щедро расплатился с шофером и почтительно придержал дверцу для Джоэла.
Вестибюль “Ректората” был выдержан в немецком духе, хотя и с некоторым налетом викторианства: у отделанных завитушками проемов дверей стояли громоздкие, обитые кожей кресла, большие зеркала были обрамлены красивыми рамами, над широкими окнами – совершенно неуместные воланы. Все это наводило на мысль о спокойном и дорогом пансионе довоенных времен, торжественность которого подчеркивалась мягкими отсветами от стекла и металла. Это странное сочетание старины с еще большей стариной покоилось на прочном денежном фундаменте.
Фитцпатрик провел Конверса по отделанному древесными панелями коридору к лифту – никаких мальчиков, никакой прислуги. Небольшая кабина, рассчитанная максимум на четверых. Матовые стекла чуть вибрировали, пока кабинка взбиралась на третий этаж.
– Полагаю, вы одобрите мой выбор, – сказал Коннел. – Я уже осмотрел помещение, потому и задержался.
– Мы попали в девятнадцатый век, честное слово, – ответил Джоэл. – Надеюсь, однако, у них здесь телефоны, а не почтовые дилижансы.
– Средства коммуникации здесь самые современные, в этом я тоже удостоверился. – Дверь лифта открылась. – Прошу вас, – произнес Фитцпатрик, указывая направо. – Наши апартаменты в конце коридора.
– Апартаменты?
– Вы ведь хвастали, что у вас куча денег.
По обеим сторонам великолепно обставленной светлой гостиной располагались две спальни, французское окно выходило на маленький балкон с видом на Рейн. Стены комнаты украшала странная смесь: очень неплохие репродукции импрессионистов с изображением цветов соседствовали с плохонькими гравюрами лошадей, победительниц на беговых дорожках Германии.
– Вы просто чудо, – сказал Конверс. Он выглянул в балконную дверь и затем повернулся к Фитцпатрику, который все те стоял посреди гостиной с ключами в руке. – Объясните мне как вам удалось все это сотворить?
– Очень просто, – ответил морской юрист улыбаясь. – Вы даже не поверите, какое впечатление производит в этой стране набор военных удостоверений. Старики застывают по стойке “смирно”, как щенки, почуявшие запах жареного мяса. А в этом заведении, можно сказать, нет никого моложе шестидесяти.
– Ну а я-то тут при чем? Вроде бы я не на военной службе.
– А это не важно, поскольку в настоящее время я являюсь адъютантом, прикомандированным военно-морским флотом США к вам, американскому финансисту, на время проведения конфиденциального совещания с германскими коллегами. И естественно, здесь, в Бонне, эксцентричный финансист предпочитает сохранять инкогнито. Поэтому номер и все счета оформляются на мое имя.
– А как вы объяснили отсутствие предварительного заказа?
– Я сказал управляющему, что вы отказались от отеля, где были зарезервированы для нас места, из опасения, что там вас могут узнать. При этом намекнул, что те его соотечественники, с которыми вам предстоит встретиться, оценят по заслугам его содействие. Он тут же со всем согласился.
– А как мы узнали о “Ректорате”? – спросил Джоэл, все еще не избавившись от подозрений.
– Тоже просто. Я вспомнил, поведал я управляющему, что о нем упоминали коллеги-экономисты на прошлогодней международной конференции в Дюссельдорфе.
– Вы были на ней?
– Понятия не имею, была ли вообще такая конференция, – ответил Фитцпатрик, направляясь в комнату на левой стороне. – Я займу эту спальню, хорошо? Она поменьше второй, и это будет справедливо, ибо я – всего лишь ваш адъютант, и, клянусь Иисусом, Пресвятой Девой и Иосифом, в данном случае это вполне соответствует действительности.
– Погодите минуту, – прервал его Конверс, делая шаг вперед. – а где же наш багаж? Вашему другу внизу не покажется странным, что столь важные персоны путешествуют налегке?
– А что тут странного? – сказал Коннел, поворачиваясь к двери. – Он все еще в том не названном мною отеле, от услуг которого вы отказались после двадцатиминутного пребывания в нем. Однако багаж этот могу взять оттуда только я.
– Почему?
Фитцпатрик приложил указательный палец к губам.
– Не забывайте, вы весьма эксцентричный тип и помешаны на секретности.
– И управляющий все это проглотил?
– Он называет меня не иначе как “герр коммандант”.
– А вы – порядочный прохвост, морячок.
– Позволю себе напомнить, сэр, что в Ирландии, на моей прародине, такое зовется хорошим здоровым трепом. Пресс утверждал, что вы отлично используете подобные приемы на переговорах с фирмами. – Тут лицо Коннела снова стало серьезным. – Он говорил об этом вполне одобрительно, советник, и это – уже без трепа.
Когда моряк снова повернулся и направился в свою спальню, Джоэл ощутил какое-то странное чувство, но не смог найти ему определение. Что-то в этом человеке, моложе его на несколько лет, затрагивало в его душе потаенные струны, но что именно? Смелость Фитцпатрика можно объяснить тем, что она еще не подвергалась суровым испытаниям, отсюда и отсутствие страха перед мелочами, что так часто приводит к серьезным последствиям. Такие люди отважно бросаются в неизведанные воды, потому что им еще не доводилось по-настоящему тонуть.
Внезапно Конверс понял, в чем тут дело. В Коннеле Фитцпатрике он увидел самого себя… до того, как жизнь подбросила ему тяжкие испытания. До того, как ему пришлось познать страх, первозданный ужасный страх, а потом – одиночество.
Было решено, что Коннел отправится в аэропорт, но не за багажом Джоэла, а за своим собственным, который находится в автоматической камере в багажном отделении. Возвращаясь через центр Бонна, он купит полдюжины рубашек, нижнее белье, носки, три пары брюк, два пиджака и плащ и сложит покупки в роскошный чемодан, приобретенный специально для этой цели. Все это будет наилучшим образом соответствовать образу эксцентричного финансиста. И под конец Фитцпатрик заедет в камеру хранения на железнодорожном вокзале, где Конверс оставил свой атташе-кейс. Как только портфель окажется в руках морского офицера, он тут же сядет в оставленное им у вокзала такси и, не делая больше ни единой остановки, вернется в “Ректорат”.
– Я хотел спросить вас еще об одном, – сказал Фитцпатрик перед самым отъездом. – Там, у Альтер-Цолля, вы бросили вскользь: они оповестят всех, что вы можете спросить дорогу только в пяти ближайших кварталах Нью-Йорка. По-видимому, вы намекали на то, что не знаете немецкого?
– Совершенно верно. Как, впрочем, и других языков, за исключением английского. Я пытался учить языки, но ничего не получилось. Моя бывшая жена свободно говорила на немецком и французском, но даже она оказалась бессильной. Должно быть, у меня просто нет на это слуха.
– А кто эти “они”, о которых вы говорите? – спросил Коннел, почти не слушая объяснений Конверса. – Люди из посольства?
Джоэл помолчал.
– Боюсь, этот круг придется несколько расширить, – ответил он. – Со временем вы узнаете об этом, но не сейчас. Позже.
– А почему не сейчас?
– Потому что сейчас это не принесет вам никакой пользы, а кроме того, может вызвать новые вопросы, что только осложнит ваше положение в случае, скажем так, неблагоприятных обстоятельств.
– Очень уж обтекаемо.
– Не отрицаю.
– И это – все? Все, что вы можете мне сказать?
– Да. Впрочем, могу добавить и еще кое-что – мне срочно необходим мой портфель.
Фитцпатрик заверил его, что коммутатор “Ректората” принимает заказы на телефонные переговоры на английском, как, впрочем, и на шести других языках, включая арабский, так что он спокойно может связаться с Лоуренсом Тальботом в Нью-Йорке.
– Господи, Джоэл, откуда вы? – сразу же заорал в трубку Тальбот.
– Из Амстердама, – ответил Конверс, заказавший разговор через несколько промежуточных станций, чтобы не называть Бонн. – Ларри, что случилось с судьей Анштеттом? Можете вы мне что-нибудь сказать?
– Меня больше волнует то, что происходит с вами. Рене звонил прошлой ночью…
