— Красиво, — она отложила рубиновые нити, натянула на запястья толстые и тяжелые браслеты, повертела руками, имитируя какой-то восточный танец. Четери усмехнулся, но смотрел тяжело, прямо, и она вдруг покраснела под этим взглядом, неловко перебросила черные волосы на одно плечо, приложила к уху круглую серьгу. Сморщилась и снова полезла в мешок.
— Ой, а что это? — она с недоумением смотрела на небольшой, почти плоский конус, сделанный из такого тонкого золота, что оно выгибалось. Украшение было покрыто кружевным орнаментом.
— Сейчас покажу, — многообещающе произнес Чет. Подошел к ней, встал за ее спиной, подмигнул в зеркале, протянул руку, развязывая пояс. Спустил с ее плеча халат вместе с бретелькой тонкой сорочки, обнажив одну грудь. Поцеловал в плечо, положил ладонь под тяжелое полушарие, обхватил пальцами — в зеркале все отражалось, и она затаила дыхание, так уместно это выглядело.
— Повернись ко мне, Света, — гулко приказал он.
Она повернулась, оперлась руками на столик, и дракон посмотрел еще, поднял на нее глаза, начавшие отливать вишневым, усмехнулся.
— Красиво? — спросила она провокационно и тихо.
— Женщина, — рыкнул он приглушенно, — если б ты понимала, насколько.
Наклонился, лизнул сосок — и тут же приставил к нему конус, повернул как-то хитро — украшение щелкнуло и присосалось к коже.
— Посмотри-ка, — сказал он, поворачивая ее к зеркалу. Светлана разглядывала золотое навершие, совершенно дико смотревшееся в сочетании с простеньким старым халатом. Украшение холодило и тяжелило грудь, и ощущения были странные. И Чет глядел на нее, и в глазах его багровый огонь разгорался еще сильнее.
— Нет, — проговорил он ей в шею, и дрожь пробежала у нее по телу от касания его губ, — плохо.
Снял украшение, небрежно бросил его на пол.
— Так куда лучше, — сказал он, стягивая и халат, и сорочку вниз.
Четери действительно соскучился. Очень и очень. Он понял это, едва только женщина прильнула к нему — мысли сделать несколько шагов до кровати даже не мелькнуло. Только подхватить ее, усадить спиной к зеркалу, кое-как, рывками, стянуть с себя одежду. И не хотел ведь торопиться — нужно было поберечь ее, нужно было уважить родителей. Не получилось — она, со своими тонкими лодыжками, дынным вкусом полных губ, прохладными пальцами, покорным взглядом, учащенным дыханием была слишком нужна ему. И сдерживаться не вышло, и быть аккуратным тоже — темное безумие не дало даже подготовить ее — только запустил пальцы в волосы, впился в губы и пятерней подтянул ее попку к себе, чтобы сразу войти и начать бешеное движение. Света сжимала зубы и глухо стонала, обхватив его за шею и уткнувшись лбом ему в плечо. А он потом даже не мог вспомнить, получилось ли быть тихим. В памяти осталось только отражение ее затылка и длинных волос, напряженной спины и красных пятен от его жестких пальцев на ягодице. И туманный след от его горячего дыхания на зеркальной поверхности.
Уже после, когда она заснула рядом, вжавшись в него под толстым одеялом и привычно грея ноги об его ступни, он осторожно провел рукой над ее животом. И успокоенно закрыл глаза, уходя в сон.
Свадьбы на следующий день не получилось. Заупрямился папа, заявив за очень поздним завтраком, что и так все не как у людей, поэтому надо хоть отпраздновать по-человечески. Пригласить друзей, родных — пусть обряд в храме проходит без свидетелей, но поздравить молодоженов надо обязательно.
— А то не поверят, — сказал он намекающе Чету, с упорством естествоиспытателя поедающего манную кашу, — скажут, уморили Светку. Да и погулять надо. Жених у нас богатый, продадим что-то из принесённого металлолома и закатим свадьбу!
— За праздник готов дочь отпустить? — ехидно спросила все еще переживающая мама. Теперь она волновалась, как родственники посмотрят на нецивилизованного жениха.
— Он и так ее унесет, — отмахнулся папа, — так хоть проводим как следует.
Света осторожно взглянула на Четери. Тело побаливало после ночного безумства, но хорошо так, правильно. Плохо было то, что ее с утра мутило, и она пила мятный чай и грызла по крошке посоленную корочку хлеба, и ничего не хотелось — только лечь и чтоб никто не трогал. Но родители, вроде, уже смирились, и спорить с новым предложением она не стала.
Чет с наслаждением запил компотом кашу, которую съел только из уважения к Светиной маме, и сказал:
— Желание отца — закон.
— Вот и славно! — обрадовался папа. — Давайте, девочки, обзванивать народ. Чем больше людей — тем счастливее жизнь семейная! Сейчас обо всем договоримся, на выходных сыграем свадьбу…
— Завтра, — произнес Чет веско.
— Завтра так завтра, — не растерялся Иван Ильич. — Тамара, начинай обзвон, а я ресторан поищу. Четери, с твоей стороны будет кто-то? Друзья, родственники?
— Если надо, позову, — легко ответил Четери. — Только мне отлучиться ненадолго нужно будет.
Мама побледнела — ей тут же представилась орда дикарей, крушащих ресторан, и ее родственники, которые будут обсуждать это следующие лет пять.
— Если не смогут, ничего страшного, — торопливо предупредила она. — Светочка, дочка, поехали за платьем?
— Я полежу, мам, — голос Светланы был слабым, на лбу вдруг выступила испарина, и она поспешно отставила чай, вскочила и побежала в ванную.
— Вот куда ей праздник? — ворчливо укорила мужа Тамара Алексеевна. — Ей постельный режим нужен. А не свадьба… — женщина осуждающе взглянула на Чета, — или полет.
Четери непонятно качнул головой, то ли соглашаясь, то ли нет, встал и пошел за Светланой.
И она совершенно не обрадовалась, увидев его в ванной — глаза слезились, желудок сжимался, и голова кружилась так, что пришлось опереться на сидение унитаза, открыть одной рукой кран в раковине и промывать рот. И так жалко себя было!
— Уйди, а? — попросила она, кривясь. Всхлипнула — желчь снова поднялась к горлу — и поспешно склонилась над сидением. Дракон переждал, пока ее некрасиво и тяжело выворачивало, подошел, поддержал ее за талию, повернул к раковине.
— Я некрасииивая, — заплакала она, глядя на себя в зеркало — волосы торчат, глаза красные, лицо бледное, — не смотри, Чет! Ну пожалуйстаа!
— Женщина, — сказал он веско, — успокойся. Умывайся, и пойдем в кровать. И в следующий раз, когда тебе плохо, сразу говори мне.
— Мне все время по утрам плохо, — произнесла она с отчаянием, откручивая колпачок зубной пасты, — несколько раз тошнит. Так бывает у беременных. Нужна я тебе такая?
— Такая — нет, — согласился он. — Здоровая нужна.
— Ты меня разлюбишь, — пробормотала Светлана, вытаскивая изо рта щетку. — И хотеть перестанешь, — она прополоскала рот, и от воды снова затошнило, но слабенько. — А когда вырастет пузо, вообще смотреть не захочешь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});