— Я действительно люблю тебя. Почему ты мне не веришь?
— Потому что слова ничего не значат без дела, Ксавьер. Мы ходим туда-сюда, и с меня хватит. Я не могу этого делать. Я наконец-то ясно вижу. Мы просто не сработаемся. Я воспринимаю тебя слишком серьезно, а ты не воспринимаешь меня достаточно серьезно. Это не только твоя вина, это наша вина, — она делает паузу, вытирая слезы. — И мне нужно, чтобы это прекратилось. Посмотри, до чего это нас довело.
— Что я могу сделать?
Впервые я слаб. Я не знаю, что сказать или сделать. Как все исправить. Я не могу потерять ее. Тея важна. Она — все. Она — весь мой мир, и я не могу представить себя без нее.
— Ничего не поделаешь, Ксавьер. Все кончено.
Она разворачивается и быстро уходит.
— Тея! — Я зову ее. Я хочу бежать и не дать ей уйти. Сказать ей все то, что я всегда хотел. Но я не могу двигаться.
Но она останавливается. Ее глаза снова смотрят на меня.
Я открываю рот, но нет звука.
— Я не спрашивала о Лео, Ксавьер. Я не спрашивала о подробностях, но я думаю, что знаю, что произошло. Я не знаю почему, но мне кажется, что время между тем, как он упал и тем, как ты получил помощь, было больше, чем время, которое ты потратил, чтобы добежать до дома. Я не единственная. Возможно, тебе стоит вернуться к терапии и поработать над этим тоже. Потому что это заставляет меня увидеть ночь в библиотеке в другом свете. Я не помню, но могу себе представить.
Она уходит.
ГЛАВА 36
Тея
![]()
Я не плачу. Вместо этого я снова принимаю диазепам, когда предыдущий уже не приносит мне покоя. Так я прохожу оставшиеся занятия, прекрасно игнорируя всех, кто говорит о Сэмюэле. Я бы проигнорировала и Ксавьера, если бы увидела его в коридорах, но я этого не сделала.
Я даже рассказываю Офелии о разрыве, чему она, кажется, рада, но я не комментирую и не вдаюсь в подробности. Это никого не касается, и в то же время они все знают, почему. Я не скажу ничего нового о том, что Ксавьер токсичен. Что наши отношения с самого начала были настроены на провал. Никто не удивлен. Меньше всего я.
Разница лишь в том, что я наконец пришла к тому, чтобы признать это и двигаться дальше.
Признать и двигаться дальше.
По-крайней мере я надеюсь.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — спрашивает Офелия, когда Уилл и она присоединяются ко мне в столовой поздним вечером за ужином. Они садятся напротив меня и смотрят на меня неуверенным и немного обеспокоенным взглядом. Таким, что мне хочется ударить их.
— Сколько раз я буду это повторять? Да, со мной все в порядке, — говорю я. — Ты была против отношений с самого первого дня. Разве ты не должна праздновать, а не сомневаться во мне?
— Мы можем радоваться расставанию, но все равно хотим убедиться, что у тебя все хорошо, Тея.
Уилл сузил глаза. — Ты не упомянула, что хотела порвать с ним сегодня утром, когда мы разговаривали.
— Потому что я не была уверена, что смогу пройти через это. Я всегда ходила с ним по кругу. Он видел мои сомнения с самого начала. Они всегда были там. Это просто вылилось, наконец, и я не могла найти в себе сил, отпустить это снова. Я была глупа, но не слепа.
— Честно говоря, я удивлена, что ты так легко простила ему измену.
Я вздохнула. — Он никогда не изменял, Холли поцеловала его. Он оттолкнул ее. Дважды.
— Хотя в Испании он не был хорошим парнем.
— Но ты никогда не видел, чтобы он действительно изменял, не так ли? — Уилл не отвечает. — Он никогда не лгал мне. Это единственное, в чем я уверена. У Ксавьера много чего есть, но он действительно любил меня, и он всегда говорил мне правду, когда я спрашивала. Однако он также многое от меня скрывал и, несмотря ни на что, был на расстоянии вытянутой руки. У него есть проблемы, которые нужно решать, и у меня есть свои. Мы просто не подходим друг другу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Если ты так говоришь, — говорит Офелия. — Но мы все равно можем смотреть сериалы и есть мороженое, правда? Я умираю от желания сделать это.
Я качаю головой. — Не сегодня. Сегодня вечером перед юридическим факультетом организуют шествие со свечами. Мы должны быть там.
Все придут из-за Сэмюэля. Неважно, знали они его или нет. Нравился ли он им или как мне — нет. Шествие — это не для мертвых. Это для тех, кто хочет почувствовать, что им не все равно. Наверное, в данном случае это место и для нас.
Я не боюсь смерти.
И никогда не боялась.
Почему-то она всегда присутствует в глубине моего сознания… Мысль о том, что сколько бы ты ни прожил, жизнь коротка. Она может пройти мимо тебя в мгновение ока, и я никогда не пытаюсь поймать ее на бегу.
Зачем?
Я же не могу изменить будущее.
Все боятся смерти больше, чем боли, и я не могу сказать, что понимаю их. Боль хуже, потому что ты никогда не можешь сказать, когда она закончится. Ты не видишь конца, когда кто-то причиняет тебе боль. А когда приходит смерть, боль точно заканчивается.
Ну… если только вы не верите в загробную жизнь и вечное проклятие за все грехи, совершенные на земле. А я не верю.
Возможно, поэтому с моим психическим здоровьем после смерти Сэмюэля могло бы быть еще хуже, если бы не мой подход. Если я никогда не считала, что это большое дело, как я могу изменить свое мнение в ситуации, когда я искренне считаю, что был мотив?
Это беспорядок. Я осознаю это.
Если бы кто-нибудь услышал мои мысли, то наверняка дал бы мне билет в один конец в психушку или какую-нибудь психиатрическую клинику. Но, если честно, я бы предпочла умереть, чем испытывать такую боль.
Я оглядываюсь через плечо на Ксавьера, стоящего в глубине толпы.
Смотреть на него больно…
Быть рядом с ним еще больнее…
Так что да, смерть на меня не действует. И никогда не действовала.
Держа в руках свечу, я чувствую себя мошенницей, но если бы нас здесь не было, это было бы подозрительно. Мне не нравился Сэмюэль, но я должна оставаться человеком. Тем, кто чувствует такие вещи, как вина, печаль или горе. Даже если они притуплены диазепамом, проходящим через мой организм.
Пришло много студентов; весь колледж Тринити с деканом и профессорами стоял впереди в знак уважения. Я вижу и местные СМИ, поскольку дело ускорилось в считанные дни. Это уже не поиски пропавшего человека. Это охота на его убийцу.
Возможно, я должна знать, кто из нас был убийцей в конце концов. Это правильно, но мне все равно. Незнание — это блаженство.
Офелия где-то справа от меня с Элиасом, который, к счастью, немного лучше скрывает свою вину. Уилл не пришел, хотя из-за поминок отменили сегодняшнюю тренировку по лакроссу. Он сказал, что не собирается притворяться.
Краем глаза я вижу мужскую фигуру, проталкивающуюся ко мне. Высокий, в черной одежде, а потом в ноздри ударяет запах его одеколона, и я вспоминаю его.
Детектив.
Он поворачивает к зданию, где стоят фотографии Сэмюэля, цветы, прислоненные к стене, и открытки с надписями о том, как его будет не хватать. Не то чтобы через неделю они совсем о нем забыли.
— Я не ожидал увидеть вас здесь, — шепчет он себе под нос, но я прекрасно его слышу.
— Сэмюэль не был моим любимым человеком, но он мертв. Я могу посочувствовать его семье и не жалеть о том, что не любил его.
— Действительно, можете.
— Вы нашли что-нибудь во время расследования? — спрашиваю я, стараясь казаться мягко любопытной. Не то чтобы его ответ был вопросом жизни и… ну, жизни за решеткой.
— Ничего, что дало бы ответы, которые мне нужны. Именно поэтому я здесь, — я смотрю на него. — Вы не могли бы пойти со мной? У меня есть кое-что, что я хотел бы показать вам и, надеюсь, лучше понять.
— Не обижайтесь, но я вас не знаю. Идти куда-то с незнакомцем — это, наверное, вещь номер один, о которой родители предупреждают своих детей.
