— Ты не отчитываешься ни перед кем, да? — выкрикнула она сердито. — Ты — Мэтт гребаный Диллон, а это — Додж-Сити на Диком Западе! Мой город! Мои люди! Мое расследование! Хорошо! На твоей совести будет, когда кто-нибудь найдет тело ребенка в мусорном контейнере и окажется, что поработал над этим Оли Свэйн.
Меган почти почувствовала напряжение, с каким он принял удар. Что ж, хорошо. Ему необходимо как следует двинуть по мозгам, и лучше бы буквально, а не на словах.
— По крайней мере, Стайгер понятен. Я знала, что он — придурок, уже через минуту, как увидела. Ты же сотрудничаешь, когда это тебе подходит, а когда нет, забираешь свои игрушки и приказываешь мне уйти с дороги.
— Хорошо, — сказал Митч отрывистым, но обманчиво мягким тоном. — Иди домой. Я поработаю здесь над этими действительно скудными данными, агент О’Мэлли. Я не в настроении слушать нытье, что играю нечестно.
— Не в настроении… — Меган задохнулась от ярости. На мгновение ей захотелось броситься на него через стол и с наслаждением трясти, пока не посыплются его зубы. Вместо этого она впилась в него взглядом.
— Несмотря на твое настроение, — продолжила она резко, — я думаю, что нам необходимо выяснить некоторые вещи прямо здесь. Это — расследование, а я — часть этого расследования. Поэтому я имею право знать, что у кого-то — а я рассматриваю его как подозреваемого, — оказывается, есть фургон, соответствующий описанию свидетеля.
— Ничего из этого не вышло, — вздохнул Митч. — Хелен Блэк не смогла идентифицировать фургон. И у Оли есть алиби…
— Которое абсолютно никто не подтвердил…
— Ничего не было и внутри фургона…
— Досматривали фургон без ордера? — воскликнула недоверчиво Меган. — Боже! Какая глупость!
— У меня было его устное согласие.
— Это дерьмо ничего не стоит!
— Если бы я увидел что-нибудь, то я смог бы отбуксировать фургон на штрафную стоянку, и мы бы закончили досмотр с ордером. Но я не заметил вообще ничего, что бы могло связать Оли или фургон с исчезновением Джоша.
— Ты смог бы увидеть отпечатки пальцев, Супермен?
Меган не ожидала, что ее сарказм сможет ужалить Митча так больно. Его гнев был непроизвольной реакцией на ее слова.
— А ты могла бы получить ордер на обыск фургона, агент О’Мэлли? — сказал он, наступая на Меган. — Нет никакого способа, черт побери, получить его, чтобы агенты могли рассыпать порошок и проявить отпечатки или пропылесосить фургон, чтобы найти какие-нибудь волокна, или распылить на дне фургона люминал, чтобы найти следы крови. Нет у нас ничего на Оли Свэйна!
— Но факт остается фактом, — сказала она, — ты знал, что я считаю этого человека подозреваемым. И меня следовало бы уведомить, если не вчера вечером, то, по крайней мере, этим утром.
— Не пришло в голову! — Митч чертовски хорошо понимал, что должен был сказать ей. Он знал, что она все равно узнает об этом. Сравнение его с Мэттом Диллоном было сделано ею очень точно. Он хотел иметь контроль над игрой и игроками. Она никак не могла уяснить, что Оленье Озеро было его городом, его убежищем. Он очень не хотел, чтобы кто-то дал ему понять, что его ощущение полного контроля — просто иллюзия.
— Мы работаем над этим расследованием вместе, Шеф, — сказала Меган. — И я здесь не для витрины, я здесь, чтобы делать работу, и мне не нравится, когда меня выталкивают из упряжки.
Это было главным источником ее гнева — ее исключили, не принимали во внимание! Все узнали об Оли и его фургоне раньше ее. Общество бывших одноклассников потянуло одеяло в свою сторону, заставив ее чувствовать себя дурой, изгоем. Это было уже не в первый раз и, конечно же, не в последний, но не значило, что ей это должно нравиться или она должна принять все как должное, без сопротивления.
Он медленно попятился и отвернулся от нее. Настольная лампа продолжала мягко жужжать. Звон телефонов из комнаты дежурных едва проникал сквозь стены, только добавляя ощущение изоляции.
— Ладно! — согласился он. — Я должен был сказать, и я не сделал этого. Теперь ты знаешь.
Прозвучало почти как извинение. К большему он, похоже, еще не был готов. Но Меган отлично понимала, что надо пользоваться и маленькими победами, если они выпадают. Она позволила себе немного расслабиться и принялась рассматривать офис, как будто видела его впервые с момента приезда.
— Почему сидишь в темноте?
— Я просто… Проклинаю судьбу, — пробормотал он. — И предпочел бы делать это без свидетелей, если ты не против.
— Не очень благодарное дело, я права?
Констатация факта. Но и своего рода признание. Митч услышал сочувствие в ее голосе. Все-таки они во многом похожи, предположил он. Как бы странно это ни звучало. Как полицейские они прошли через одинаковую нудную и тяжелую работу, видели слишком много грязи, имели глубокое чувство ответственности. Но у нее, помимо всего, было обостренное, ничем не запятнанное чувство справедливости, в отличие от него. Эта правда заставила его чувствовать себя старым и разбитым.
Он смотрел в окно за своим столом через поднятые рейки жалюзи. Ночь была черной, как смоль, холодная, неприветливая.
— Ты можешь не винить себя, Митч, — сказала Меган и подошла к нему поближе, не замечая, что переступила невидимую грань их отношений. Она не назвала его Шефом.
— Не уверен, по многим причинам.
Она сделала еще шаг, сократив расстояние между ними, и посмотрела на него. Они стояли на границе освещенного круга достаточно близко, чтобы неяркий свет лампы мог высветить морщины от напряжения и воспоминаний о прошлом, которые глубоко прорезали его лицо. Он отвел взгляд и нахмурился, шрам на его подбородке отливал серебром в бледном свете.
— Каким? — мягко спросила она. — Твоя жена?
— Я не хочу говорить об этом. — Он повернулся к ней. Его лицо было напряжено. — Я не хочу говорить вообще. — Он грубо притянул ее к себе и, наклонив голову, постарался дотронуться щекой до ее прохладных темных волос. От них исходил слабый запах жасмина. — Вот что я хочу от тебя. — Митч приподнял ее подбородок и нашел своими губами ее губы.
Его жаркий поцелуй опалил их. Он был грубым и диким, неприкрыто сексуальным; он вызвал горячий, откровенный ответ. Меган вернула ему поцелуй, дрожа от желания, которое он разбудил в ней. Ей захотелось отбросить все условности, потерять всякий контроль над собой и полететь по течению этого бурного потока вспыхнувшей страсти. Она упивалась вкусом его губ, вдыхала теплый мужской аромат его тела, ощущая разницу их размеров и силы, чувствовала напряжение мышц его спины, тонула в блаженстве от эротического стремления его языка проникнуть в ее глубину.
Легкий стон сорвался с ее губ, и Митч отреагировал на это мгновенно жадно. Он крепко обхватил ее талию одной рукой и приподнял перед собой. Другой он нагло накрыл ее грудь, и Меган задохнулась, когда почувствовала, как его пальцы принялись нежно массировать ее чувствительные округлости, в то время как большой палец щекотал сосок, дразня его через ткань свитера.
— Я хочу тебя, — прошептал он, с трудом оторвавшись от ее рта, но только чтобы покрыть поцелуями скулы и лоб. — Я хочу быть в тебе. Сейчас.
Меган задрожала от вызванной его словами картины и ощущений, пронзивших ее нервные окончания. Она чувствовала его у своего живота, напряженного, готового выполнить свое заявление. И она хотела его. Боже! Она до боли желала его. Она хотела почувствовать всю мощь этого спущенного с привязи желания, узнать, на что это похоже, полностью отбросить контроль, который командовал всей ее жизнью.
Но они были в его кабинете. Он — шеф полиции, а она — агент БКР. Они будут видеть друг друга в этом кабинете, вести дела в этом кабинете. И что произойдет, когда огонь, вспыхнувший между ними, угаснет, а они все еще будут сталкиваться в этом кабинете каждый день?
— Я… мы не можем, — пробормотала она, задыхаясь, в то время как тело вибрировало и требовало сказать «да».
— Какого черта мы не можем? — Митч поймал рукой ее подбородок и заставил смотреть прямо на него. Его пристальный взгляд обжигал, пылал от страсти и был наполнен решимостью раствориться в ней. Именно этого он хотел — погрузиться в нее и в раскаленное добела забвение, где не было бы никакой вины и никакого бремени.
— Это просто секс… — Он положил руку ей на спину и прижал к себе, позволив почувствовать его желание. — Забудь о субординации. Или, возможно, ты именно этого боишься?
Отталкиваясь от его груди, Меган безуспешно попыталась отступить от него.
— Я уже говорила, что не боюсь тебя.
— Но ты боишься быть со мной женщиной?
Она не ответила ему. Она не могла, подумал Митч. Если бы Меган сказала «да», то призналась бы в своей уязвимости. Если бы она сказала «нет», то подтвердила бы возможность переспать с ним. Она была слишком осторожна, чтобы дать ему возможность заманить себя в ловушку таким образом. И не без основания. Митч сомневался, что был первым полицейским, который пытался сблизиться с ней за десять лет ее работы в полиции. Он помнил, как такое случалось в Майами, когда парни в раздевалке делали ставки, кто первым добьется успеха у новой юбки в команде. И он так же хорошо знал, что за этим следовало. Женщина теряла всякое уважение со стороны своих коллег-полицейских, которое она могла бы иметь. Уважение было всем для Меган. Работа была всем для Меган. Их отношения могли бы стать большим, чем просто страсть, если он заставит ее пересечь эту линию, и Митч напомнил себе, что сам он не хотел давать больше.
