Меган холодно посмотрела на него, удивленно подняв одну бровь.
— Это сексистское замечание, доктор Райт?
— Ни в коей мере, — ответил Прист вместо Райта. — Все полицейские исповедуют прагматизм, но я читал много о «внутреннем голосе» или «шестом чувстве». Что это такое, если не интуиция?
— Вы интересуетесь полицейской работой?
— С профессиональной точки зрения. Все больше и больше правоохранительные органы переходят в компьютерный век, спрос на новое и лучшее программное обеспечение увеличивается. Когда у меня нет занятий, я балуюсь программированием. Это хорошо оплачивается, все хотят быть в курсе новых рынков. В самом деле, мы будем использовать некоторые из моих программ здесь для сортировки информации.
— Понятно.
— Так, и что говорит ваш внутренний голос по этому делу? — спросил Райт. — Я слышал теории многих — от радикальных фундаменталистов до сатанинского культа. Вы должны иметь собственное мнение.
— Конечно. — Она проглотила последние капли сидра и отставила чашку, криво усмехнувшись. — Но я знаю, что пока лучше не заявлять его публично. Это еще кое-что, о чем вам следует знать о полицейских, профессор. Мы — осторожная команда. — Она замотала шарф вокруг шеи. — Спасибо, что показали мне установку. Если вам будет нужно что-нибудь, пожалуйста, обращайтесь к Джиму Гейсту, он в соседнем помещении. Спасибо вам за ваше время и старания, и вашим студентам также.
Прист затряс головой.
— Не стоит нас благодарить. Это самое малое, что мы можем сделать.
Косясь на случайных репортеров, Меган скользнула за руль «Люмины» и заставила двигатель завестись. Митч уехал — ему предстояло сгладить реакцию от репортажа, из которого стало известно содержание записок. Агенты БКР, присланные на помощь Меган, не отходили от телефонов горячей линии, стараясь выудить из моря звонков какую-нибудь более или менее достоверную информацию о фургонах — тяжкий труд! В Национальном парке продолжались поиски, но вряд ли бы она была там полезна, разве что просто еще одна пара глаз — и хорошая мишень для прессы.
Оставался список занятий Джоша. Все, что могло пересечь его со взрослым миром: от участия в скаутском движении до летних занятий футболом и работы служкой в церкви Святого Элизиуса. Изучая список, Меган спрашивала себя, какое из этих обычных детских увлечений могло принести Джошу внимание потенциального злодея. Вот, пожалуй, и все, к сожалению. Новости переполнялись историями о злоупотреблениях своим влиянием на детей священниками, тренерами, руководителями отрядов бойскаутов, учителями. В то время как эти профессии привлекали людей с подлинной любовью к детям, они также привлекали уродов с больной психикой. Не было никакого способа распознать их заранее. Педофил редко выглядит монстром — довольно часто как раз наоборот.
Кому вы доверяете?
Она помнила, кому ее учили доверять и повиноваться. Все тот же список людей — учителя, священник, «хорошие» люди, «хорошие» знакомые. Кого сейчас можно еще добавить в этот перечень? Чему сейчас учат детей? Казалось, не осталось никого, кому бы они могли доверять абсолютно. Даже в Оленьем Озере, где все знали всех и никто не запирал двери на ночь.
невежество не значит невинность, но ГРЕХ
Кто-то, кто знает местный жизненный уклад, подумала она. Или кто-то на полпути в Мексику, и ему просто понравилась идея — поразвлечься в кабине своего дальнобойного грузовика.
я немного опечален небольшим ГРЕХОМ
Грех. Нравственность. Религия. Все, начиная с радикальных фундаменталистов до сатанинских культов. Или, возможно, католический священник по имени Том Маккой.
11.18
— 7 °C
Церковь Святого Элизиуса была единственным оплотом Рима в городе, наводненном приверженцами Лютера. Своим видом она казалась очень точной копией того, какой должна быть церковь этого великого старого стиля, — собор в миниатюре, из местного известняка, со шпилями, пронзающими небеса, витражами, изображавшими страдания и торжество Христа. Она располагалась на берегу озера со стороны Динкитауна — Малявки, практически уже за Оленьим Озером, как будто лютеране-норвежцы считали, что будет лучше держать папистов подальше от глаз.
Меган поднялась на крыльцо. Воспоминания из детства, неприятные, нежеланные, нахлынули на нее, вызвав щемящую боль в желудке. Ладони неожиданно вспотели… Они с Миком посещали церковно-приходскую школу. Мик занимался всеми видами спорта, какие только были ему доступны, только чтобы поменьше заботиться о младшей сестренке после школы. И Меган оставляли под присмотром Фрэнсис Клей, мрачной, изможденной женщины, которая убирала в церкви. Девочка проводила бесконечные часы, сидя на твердой, холодной церковной скамье, в то время как Фрэнсис сметала кроличьей лапкой пыль со статуи Богоматери.
С полдюжины пожилых женщин бормотали молитвы, перебирая четки, когда Меган вступила в неф. Внутри церковь была столь же прекрасна, как и снаружи. Окрашенные в серо-голубой цвет стены украшала замысловатая сложная роспись, выполненная в бело-розовых тонах с позолотой. От мерцающих огней десятков зажженных на время службы свечей по стенам скользили длинные тени.
В алтаре высокий, худой как щепка человек, одетый в черное, переходил с места на место, поправляя скатерти и канделябры. Меган уставилась на него взглядом и двинулась по центральному проходу под «Отче наш», борясь с желанием преклонить колена. Она не находила ни убежища, ни утешения в церкви в детстве и, повзрослев, игнорировала посещение ее 363 дня в году, приходя только в Сочельник и на Пасху — на всякий случай.
Священник стоял неподвижно и пристально смотрел на Меган столь же темным и мрачным, как и его одежда, взглядом, когда она подошла к нему. Она дала бы ему лет шестьдесят. Седина посеребрила на висках его редкие каштановые волосы. Он стоял, опираясь на стол широко расставленными руками, без тени улыбки на лице. Оно было настолько худым, что закрадывалась мысль об анорексии. Под его взглядом у Меган зашевелились волосы на затылке, и она прочитала молитву за прихожан Святого Элизиуса, у которых хватало мужества стоять лицом перед этой мрачной личностью каждое воскресенье. У него был тип человека, считавшего самобичевание приемлемой епитимьей за неожиданно испорченный воздух в церкви.
Остановившись, Меган показала свое удостоверение.
— Агент О’Мэлли, БКР. Я хотела бы поговорить с вами о Джоше Кирквуде, святой отец.
Человек хмуро глядел на нее.
— Полиция уже была здесь.
— Я продолжаю первоначальный опрос, — спокойно ответила Меган. — Я знаю, что Джош недавно стал служкой здесь в церкви. Мы пытаемся получить более полную картину действий Джоша, поговорить со всеми взрослыми, которые, возможно, заметили перемену в его поведении в последнее время или что-то еще, что могло напугать его.
— «Пусть дети приходят, не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо Царство Небесное принадлежит таким, как они», — произнес священник строки от Матфея драматическим голосом, от которого дрогнули голоса у поющих гимн женщин. Регент зло посмотрел на него.
— Мы молимся за Джоша, — продолжил священник, приглушив голос до едва различимого. — Я не помню, чтобы вы были на службе вчера вечером. — Он прищурил глаза, легкое осуждение прозвучало в его словах.
Меган прикусила язык, чтобы рефлекторно не попросить прощения. Четыре сотни, не менее, присутствуют в церкви на молебне! Она не могла бы и предположить, что он запоминает каждое лицо.
— Да, меня не было среди верующих в церкви, — тем не менее подтвердила она. — Я была среди полицейских на морозе, в поисках.
— Его судьба в Божьих руках. И мы должны верить, что Бог приведет его домой.
— Я уже десять лет полицейский, отец, и верю Богу настолько, насколько могу.
Он отшатнулся, с ужасом глядя на нее, как если бы ее голова неожиданно начала вращаться на плечах. Меган была готова, что он немедленно ткнет костлявым пальцем в нее и закричит: «Еретичка!» Но он только выдохнул со зловещим рокотом в горле. Молившиеся женщины притихли и во все глаза смотрели на них.
Веселая механическая музыка из портативного игрового устройства расколола напряженную тишину. Все повернули головы к алтарному пространству, где появился красивый мужчина лет тридцати со склоненной над игрой головой. Казалось, что его широкие плечи испытывали на прочность швы трикотажной толстовки, настолько плотно она обтягивала их. Его коричневые вельветовые брюки были слегка помяты. На ногах красовались ковбойские сапоги. Игра закончилась серией коротких электронных звуков, он сжал кулак и прошептал:
— Да! Двенадцать пятьдесят один!
Меган подумала, что, вероятно, плотная тишина заставила его поднять голову. Он смотрел на собравшихся людей, виновато мигая за стеклами очков в золотой оправе. Румянец разлился по его худым щекам, и он выключил игрушку.
