Его атака словно исходила откуда-то изнутри: я не углядел ни единого признака, а рыжий пастух уже оказался рядом со мной, и кулак, невесть в какие доли мгновения занесённый для удара, уже двигался наперерез моему виску. Однако встречи двух совокупностей костей не произошло.
Я почувствовал рывок за миг до того, как в мой бок впились острые камешки. Но по крайней мере, голова осталась цела, в глазах не помутилось, и можно было отчётливо видеть две фигуры, застывшие друг против друга. Видеть на протяжении всего одного вдоха, потому что потом накидка Ньяны взлетела в воздух, чуть закрывая обзор, а когда полотнище ткани коснулось земли, бойцы уже не стояли.
Правда, что именно они делали, я не мог даже вообразить: над поляной повисла серая полупрозрачная дымка, рваными щупальцами вытягивающаяся то в одну, то в другую сторону. А ещё расцвели цветы. Первые цветы моей новой весны. Алые бутоны, разрывающиеся сотнями крошечных капель. Они возникали то тут, то там, висели в воздухе, потом опадали куда придётся, в том числе и на меня. Я не понимал, что происходит, но страха не чувствовал. Не успевал испугаться. И наверное, надо было отползти подальше, к краю поляны, укрыться за стволами деревьев или за камнями, но любопытство удерживало на месте, заставляя вглядываться в серую дымку до рези в глазах.
Пока всё вдруг снова не замерло.
Они стояли почти там же, откуда исчезли, только в левой руке Ньяны была зажата рукоятка взведённого арбалета, пальцы правой руки защитницы дрожали в непосредственной близости от одного из колчанов, закреплённых за плечом, а плоть Дерка, и одетая и обнажённая, оказалась усыпана алыми лепестками ран, из которых торчали чёрные охвостья стрел.
Они стояли недолго. Оба. Пастух рухнул на землю вниз лицом, причём мне показалось, что смерть пришла к Дерку ещё до падения, а потом Ньяна всхлипнула и тоже осела. На колени. Выпустила из руки арбалет, уставилась на бездыханное тело своего знакомца. А ещё через минуту напряжённой тишины послышалось:
— Он такой же, как я…
* * *
Я положил на стол перед комендантом сначала один футляр, потом второй. Слов, конечно, не требовалось, и так всё было ясно, но мне хотелось что-то сказать. Что-то многозначительное, мудрое и суровое. Однако поскольку ничего подходящего на ум не приходило, оставалось лишь молчать и надеяться, что тишина будет истолкована благоприятным для меня образом. Ну хотя бы чуть-чуть.
— Предъявляете обвинение?
Эрте Элбен был умным человеком, но не только. Ещё он был очень взрослым человеком и умел ценить время, особенно своё и особенно если его оставалось немного.
— Я должен так поступить?
Он не ответил, но соломенные усы обречённо повисли.
— Сколько подорожных вы выписали с начала года?
— Вам нужна точная цифра?
— Нет, довольно и порядка.
— К полусотне.
Хорошая прибыль. Пусть даже одной лишь медью.
— Каждый раз по три-четыре человека приходит?
— Они почти всегда идут семьями.
Конечно. Какой смысл оставлять часть родных на произвол судьбы? Уж лучше попробовать накопить ещё немного монет, зато уйти в лучшую жизнь сразу и всем.
— В этот раз тоже была семья. Но она вынуждена была разделиться.
Глаза эрте Элбена прищурились. Нехорошо так, недобро.
— О чём вы говорите?
Я подошёл к окну и с минуту смотрел на залитую солнцем площадку перед каменной стеной и полуголого человека, за связанные руки подвешенного к балке, проходящей над двором.
— Их было трое. Мать, сын и дочь. Но вы выписали всего лишь две подорожных.
Комендант поднялся из-за стола:
— Я выписал столько, сколько было заявлено проводником.
— Он сам назвал вам количество?
Если бы мой собеседник лгал, то ухватился бы за предложенную возможность выйти сухим из воды, но я услышал противоположное ожидаемому.
— Он всегда разговаривал с патрульными. Вы же не думаете, что я встречался с ним лично? Это слишком большой риск.
Жаль, что со свидетелями у нас туго. Почти все померли. Кроме одного.
— Тот, болящий, всё ещё в постели?
Эрте Элбен крикнул в сторону двери:
— Позовите ко мне Гарзо! И быстро!
В комендантский кабинет названный свидетель входил, разумеется, отчаянно хромая и всем видом показывая, что совершенно неспособен к несению службы.
— Как здоровье, солдат? — спросил я.
— Да вот нога, будь она неладна… Подвела, когда не ждали.
— А ты ведь вроде ещё не стар, чтобы так оступаться.
Я подразумевал одно, но Гарзо понял меня совсем иным образом, и на его покатом лбу выступили крупные капли пота. Комендант ничего не сказал, то ли молчаливо признавая моё право на ведение допроса, то ли потому, что ярость, бушующая под соломенными усами, могла помешать докопаться до правды.
— Ты давно ходишь в патрулирование с одним и тем же напарником? Насколько я понимаю, вас не часто перемешивают, ведь так?
— Да уже полтора года.
— Раз в семь дней?
— Так точно, эрте.
— И каждый раз вы двигаетесь одними и теми же тропами?
Он кивнул, глядя на меня взглядом затравленного зверя.
— На вашем маршруте есть одна поляна… Довольно большая, удобная, скажем, для того, чтобы встретиться и поговорить с кем-нибудь.
— Да с кем же там говорить, эрте? Горы же одни кругом и лес.
Пробует отвертеться? Ещё бы не пробовал, ведь рядом стоит командир, по взгляду которого невозможно понять, что случится в следующую минуту.
— А тем не менее ваш напарник нашёл себе собеседников. Целых троих. Только вот разговор не заладился… Ну и Боженка с ними со всеми. Зато ты жив, здоров, в твёрдом уме. Ведь так?
Нижняя губа солдата отчётливо затряслась.
— Конечно, ты можешь сказать всё что пожелаешь. Но я хочу услышать правду. Я. Насчёт эрте коменданта точно сказать не могу. Хотя думаю, он и так уже всё понял.
Я не пытался запугивать и без того чуть не наложившего в штаны парня. Но то, что я делал, было омерзительнее прямых угроз.
— Я не хотел идти с Руцем, потому и подвернул ногу. Нарочно.
Попался. Пусть я не особо искусен в рыбной ловле, но основные секреты знаю. В частности тот, что на каждую рыбу найдётся наживка, перед которой невозможно устоять. В моём случае наживкой было мнимое обещание защиты. Солдат понимал, что его ждёт наказание, но у него был выбор: либо молчать и идти под плети коменданта, либо сдать своё начальство чужому. Более начальственному.
— А почему не хотел? Вы повздорили? Может, выручку не поделили?
— Он… — Гарзо облизнул пересохшие губы. — Он сказал, что ему надоело передавать деньги, а самому получать только крохи.
— И решил малость поторговать самостоятельно?
— Да. Он сказал, что нужны лишь две подорожных. Комендант и выписал две.
Думаешь, теперь ты обеспечил себе безопасность и помощь с моей стороны? Ошибаешься. Я рассчитываю на большее, чем ты сможешь мне дать.
— А ты побоялся?
— Так если бы всё узналось… — Солдат скосил глаза, стараясь не встречаться взглядом с комендантом. — Не поздоровилось бы нам.
— А тут кстати подвернулся селянин, которому очень хотелось послужить. Впрочем, на этом месте наш с тобой разговор закончен. Можешь идти. Если командир позволит.
— Эрте…
Он бы бухнулся передо мной на колени, но не успел: по оклику коменданта адъютант вошёл в кабинет раньше.
— Пусть его покуда запрут. Потом я сам им займусь.
— Эрте! Вы же обещали! Защитите меня!..
Крики смолкли довольно быстро: наверное, парню попросту заткнули рот, чтобы не мешал отдыхающим от дежурства солдатам и не вызывал своими воплями ненужных вопросов. Комендант плотно притворил дверь и подошёл ко мне, встав с другой стороны от окна.
— А вы знаете своё дело. Хотя и молоды.
Я знаю не дело, а сотни всяческих способов, с помощью которых одни люди наживаются на других. Вот только никак не могу научиться оные применять. Может быть, потому, что меня учили совсем другому?
