дей
ство и улы
бался, это ж на
до, слов
но де
ти, счи
талку устро
или для иг
ры в «ло
шадку», вот и ре
шили раз
делиться, кто ло
шадкой бу
дет, а кто ку
чером. Иг
ра эта в Олёк
минск при
шла с де
ревень, од
на часть де
тей бра
ли в ру
ки пал
ки и, осед
лав их, гар
цевали, вы
полняя ко
манды «ку
черов». Дру
гая часть ре
бятишек управ
ляли сво
ими «ло
шадками», слег
ка оса
живая хво
ростинами то с од
ного бо
ка, то с дру
гого.
Ефим Малявин, находясь в сторонке, поглядывал, интересовался, кто что вытянет, кого кормить придётся? Кто останется и кто отправится в путь, в общем-то ему было безразлично, поскольку успокаивал себя: на четырёх человек готовить — это не тринадцать ртов кормить.
Некоторые хитрили — взявшись за палочку, слегка расшатывали её, стараясь определить её длину, но Севастьян накрепко держал хворостинки и, улыбаясь, предупреждал:
— Нечего лукавить, взялся — тяни!
Спустя минуту-две все узнали результаты жребия. Короткие палочки вытянули Данила Горобец и его друг Матвей Половников.
— Коль вам выпало, знать, так тому и быть, — промолвил Севастьян. — За старшего остаётся Прохор. Работы вам хватит: надерёте коры берёзовой, закроете крыши, жердями придавите, доделаете бутары, водосточные лотки и мелочи всякие, время останется, глину заготовьте. Постарайтесь три избы обжить, нары устройте, пора из чума перебраться. Что плахи остались, сложите в стопу через прокладки, работников нагонят, так оклады для печей наделают, набьют глиной и за лето в избушки уют впустят.
— Оленей и лошадей всех с собой погоните? — спросил Шишкин.
— Всех, они вам не нужны, не гарцевать же на них, тяжёлые работы закончили, а с Олёкминска грузов тащить много придётся. На базар за мясом ездить не придётся, оно в тайге рядом и даром ходит.
— Севастьян, с собаками-то чего делать будешь, тоже заберёте?
— Нет, пусть у вас остаются, зачем гонять их туда-сюда. Медведь уж проснулся, так знать дадут, да и мяса взять помогут.
— Эти да, после спячки начнут шастать, а собаки забрешут, так и обойдёт зверь стороной, — согласился Прохор. — А еже норов проявит, так за ружья возьмёмся.
Хазар и Айта, словно понимая, о чём идёт речь между людьми, не моргая слушали и смотрели на Севастьяна, он глянул на них, и у него защемило в груди.
— Ноне после сезона золотой добычи с собой в Олёкминск заберу. Вы ж знаете, нет в моём дворе собак, без помощников остался, так к предстоящему сезону зимнему, даст Бог, пойду с ними на своё охотничье угодье, заждались меня там соболи, из-за ёлок поглядывают, когда ж я до них пожалую. — Севастьян рассмеялся.
— Добрые псины, эти соболя или зверя крупного не упустят, школу у тунгусов хорошую прошли. — Шишкин склонился к собакам и сначала Хазара, затем Айту дружески потрепал за холки и потом, выпрямившись, обратился к Севастьяну: — Когда трогаться собираетесь?
— Чего тянуть, завтра с утра и путь держать след, — твёрдо ответил Севастьян. — Собраться нам — только подпоясаться.
— Какой дорогой пойдёте?
— Склоняюсь до Мачи, места мне знакомы, а там берегом Лены до Олёкминска.
— Смотри, тебе видней, а коль дорога ведома, так и крыть проще.
— Трубников с Рачковским, отбывая из села, заверили меня, что Мачу под базу хотят использовать, там и народ поселится, и торговые лавки откроются, склады построить хотят. И рассчитаться с рабочими за добытое золото тут же намерение имеют.
— А что же избы, нами отстроенные, чем не пристанище круглогодовое?
— Здесь постройки — это рабочий посёлок, для сезонного бытия старателей. Конечно, и тут люди будут проживать, но самую малость в зиму, те, кого оставят до весны сторожить избы и имущество приисковое. А кто пожелает сам отстроиться, никто неволить не станет, пусть оседают, оно и здесь охотой заниматься можно.
— Вона как. А почто не в Олёкминске? Село большое, обжитое.
— До Мачи ближе с верховьев Лены грузы доставлять, да и обратный путь короче, во всём господа выгоду усматривают.
— Этого у купцов не отнимешь, в каждом из них струнка коммерсанта или предприимчивого дельца сидит. — Шишкин приподнял правую руку и сжал кулак, как бы утвердил сказанное.
На следующий день девять человек, кто восседая на олене, кто на лошади, отбыли с будущего прииска Спасского, покинув своих односельчан-товарищей. За ними вереницей тянулись на поводках олени и лошади, свободные от груза. Севастьян ехал впереди, за ним Сушков, следом Сохин, далее остальные.
Через два часа с четвертью караван достиг прииска Вознесенского. Сразу бросились в глаза избы, свежими рублеными стенами они ничем не отличались от изб, поставленных на прииске Спасском. Поскольку Окулов знал о скором выходе из тайги до Олёкминска, то он с основной частью людей был готов к походу. Зиновий также в посёлке оставил несколько человек — троих. Остальные во главе с ним быстро собрались и уже были готовы отправиться вместе с группой Первакова. Караван увеличился, удлинился и взял направление на северо-восток, где за сопками и долинами речушек их ждало маленькое поселение Мача, приютившееся на берегу реки Лены…
Глава 27
Опустившиеся холода на Александро-Николаевский прииск не позволяли вести дальнейшую промывку песков, осень сдавала свои позиции и шла на поклон зиме, длинной, морозной, требующей от людей особого к ней отношения.
Николай Егорович Тихомиров после последней съёмки золота с бутар распорядился убрать их с речки, перетащить в рабочий посёлок и уложить на жерди-подложки. Инструмент: промывочные лотки, лопаты, кирки, скребки{12}, вёдра и разную утварь велел сложить в сарае, где обычно каждый год хранилось приисковое имущество.
Настроение горного инженера не было возвышенным, чему радоваться, нечему — намыли за весь сезон треть пуда, а с каким трудом! Перелопатив с весны до осени массу горной массы, он никак не ожидал такого результата. А последние съёмки вообще угнетали — в лотках виделись крохи золота, что говорило о сущей бедности породы, об исчерпавшем себя месторождении драгоценного металла.
Старатели видели раздражённый настрой инженера, и это отражалось в их душах. Во-первых, смущало и настораживало, каков будет расчёт за адский труд, не оправдавший надежд? Во-вторых, понимали: это, вероятно, последний сезон для прииска, хотя и был сделан некий задел для будущих работ — заготовлены дрова, инструменты приведены в порядок и прибраны на хранение, оставлены сторожа для охраны изб и имущества. О весеннем оргнаборе на горные работы прииска никто речи не вёл. Но каждый, начиная от Тихомирова до последнего рабочего, про себя приняли решение — сюда ни ногой! Вслух не говорили, а в головах витало желание устремиться на открывшиеся богатые прииски Спасский и Вознесенский. Молва о Хомолхо будоражила сознание, щекотала нервы, торопила покинуть Александро-Николаевский, перезимовать и двинуть на золотую речку. Но пока сдерживал
