ее лице, — удивление.
Страх. Ее пальцы впились в мои плечи, и она начала двигаться, ее глаза закрылись, пока я наблюдал за ней. Сквозь дымку удовольствия у меня возникло странное чувство, что она убегает от меня, хотя мы не могли быть еще ближе. Я наклонился к ней навстречу, приблизив свои губы к ее губам и глубоко целуя ее.
Останься.
Она растаяла рядом со мной, ее тело расслабилось, когда она продолжила свои медленные движения.
Боже, это было хорошо. Это было сладко и горячо, и я не хотел, чтобы это заканчивалось.
Она сказала, что не очень хорошо танцует, но она явно умеет двигаться. Я наблюдал за ней, охваченный благоговейным трепетом. Вид ее медленных, эротичных движений бедрами. Легкое покачивание ее идеальной груди. То, как ее внутренние мышцы сжимались и скользили.
Я собирался умереть от удовольствия.
Ее хватка на моих плечах усилилась, и в течение нескольких минут она медленно двигалась на мне. Тихие, наполненные блаженством вздохи срывались с ее губ с каждым опускающимся движением.
Она слегка откинулась назад, и несколько мгновений мы оба наблюдали, как твердые пики ее сосков терлись о мою грудь.
— О, Трэвис. Боже. Все. Я просто…
Я тоже. Я тоже.
Несмотря на медленный ритм, я почувствовал, как во мне нарастает оргазм, и сжал подлокотники кресла, отчаянно пытаясь не кончить раньше, чем это сделает она.
— Хейвен, — выдохнул я, и, как будто, услышав мое отчаяние в этом единственном произнесенном слове, она ускорилась, впиваясь ногтями в мою кожу.
Я провел руками по ее телу и, обхватив ее задницу, снял часть веса с ее бедер, которые, должно быть, уже болели. Подушечки моих пальцев прижались к коже вокруг того места, где мы были соединены. Она была скользкой, соки не только помогали мне без усилий входить и выходить из ее тела, но и стекали по ее бедрам. Осознание степени ее похоти вызвало головокружительный водоворот возбуждения, пронесшийся каскадом по моему телу, напрягая мышцы живота и посылая ударные волны к моему члену.
Я был потерян. Больше не контролировал себя…
Если я вообще когда-то контролировал себя с ней.
Я ничего не мог сделать, чтобы остановить нарастающее блаженство, у меня не было выбора, когда оно достигло вершины и сорвалось. Мои бедра дернулись, когда я кончил за несколько секунд до нее. Ее голова откинулась назад, и она издала тихий вскрик.
Хейвен упала вперед, ее гладкая кожа соприкоснулась с моей, после чего нас обоих затрясло. Наши сердца бились друг о друга, а ее дыхание обдавало холодом мою кожу. Я обнял ее и крепко прижал к себе, наши тела все еще были соединены. Мои губы прошлись вдоль линии ее волос, когда я пробормотал ее имя, целуя и успокаивая ее, потому что я чувствовал, что она нуждалась в этом каким-то образом. Мы оставались так в течение долгих минут, наши сердца замедлялись, а реальность нисходила.
— Аллилуйя, — прошептал я, поворачивая голову и целуя ее в висок. Я почувствовал, как ее улыбка коснулась моего горла.
И хотя я произнес это слово с некоторой долей легкомыслия, оно показалось мне уместным таким образом, что я не смог бы это точно описать. Было что-то почти… священное в том, что я только что пережил. Но в тот момент мой мозг был слишком затуманен удовольствием, чтобы слишком глубоко задумываться об этом или о чем-то еще.
— В самом деле, аллилуйя, — прошептала она в ответ.
* * *
Я натянул одеяло ей на плечо, и она прижалась ко мне.
— Мне нравится этот сексуальный пальчик, — сказал я, поднимая ее руку и целуя вышеупомянутый большой палец, обхватывая его губами и нежно посасывая.
Она тихонько засмеялась, и я улыбнулся, ненадолго прижавшись к ее губам, мое зрение на мгновение затуманилось, когда я вспомнил блаженство ее губ вокруг другой части моей анатомии. Но, несмотря на возбуждающую картину в моем сознании, мое тело было тяжелым от удовлетворения, и не думаю, что смог бы пошевелиться, даже если бы завыла сирена, предупреждающая о неминуемой опасности.
Я мог видеть распечатку новостей.
Они были сметены, прямо вместе с гостиницей «Желтая шпалера», парализованные от слишком большого количества умопомрачительного секса, — говорится в отчетах других гостей. Во всяком случае, так звучало перед тем, как остальные нырнули в штормовой погреб, чтобы спастись.
Я слегка повернул голову, мой взгляд упал на растение рядом с моей кроватью, то самое, с которым я разговаривал в первую ночь, когда приехал сюда. Что-то в воспоминании о той ночи вызвало у меня то, что я мог бы назвать только меланхолией. Я одновременно ненавидел и тосковал по тому времени. Надвигается буря. Я почувствовал это в воздухе, как металлический привкус приближающегося удара молнии.
— Как ты перенесешь расставание со своими растениями? — пробормотал я.
Как ты перенесешь расставание со мной?
Она тихо выдохнула.
— Счастливо. Я буду знать, что оставляю частичку себя, и что маленький уголок мира от этого становится лучше. — Она сделала паузу. — Может быть, ты будешь время от времени проверять тех, кто здесь… убеждаться, что у них все в порядке.
— Буду, — тихо сказал я.
Я лениво провел ее большим пальцем по своей нижней губе, не желая размышлять о том времени. Времени, когда ее больше не будет здесь.
— Ты оставила спасенные растения повсюду на своем пути, не так ли? Даже в том месте, откуда ты начинала.
Твой дом. Тот, который вызывает печаль в твоих глазах.
Она сделала паузу, которая, как показалось, длилась очень долго.
— Да, — наконец сказала она, как будто одно это слово потребовало от нее что-то придумать, а что именно, я никак не мог понять.
Часть меня хотела расспрашивать ее, пока она не откроется, а другая часть меня знала, что это была очень плохая идея. Тем ни менее я, казалось, не мог удержаться от желания узнать больше.
— Расскажи мне об этом. О твоем доме.
Снова пауза.
— Что тут рассказывать? Когда мы росли, у нас в квартире не было таких вещей, как растения. Как я уже говорила, у нас даже не всегда была еда. Моя мама… Она боролась с зависимостью. Она обещала остановиться… Но это никогда не происходило надолго. Немногие из ее обещаний когда-либо выполнялись.
— Черт. Мне жаль, Хейвен, — сказал я, проводя рукой по ее руке, желая утешить ее из-за чего-то, что давно прошло. — Мне не следовало спрашивать.
Но она пожала плечами. Внезапно она стала другой. Закрытой. Жесткой. И я пожалел, что мой вопрос привел к этому.
И снова я был в замешательстве. Часть