горничная. Она гостья, остановившаяся здесь.
Фиби на мгновение смутилась.
— О. — Она взглянула на кошку, ее взгляд остановился на обрубке лапы, черты лица исказились, когда она отстранилась.
Я осторожно опустил Клавдию на пол, проведя рукой по ее голове.
— Как ты узнала, что я здесь? — спросил я, выпрямляясь.
— Я… слышала.
Меня охватило раздражение.
Черт бы побрал этот маленький городок.
Фиби переступила с ноги на ногу.
— Мне было жаль услышать о твоем доме, — сказала она, отводя взгляд.
Правда?
Ей никогда не нравился этот дом. Она считала его слишком заурядным. И так оно и было, но, возможно, — для нее — я тоже был таким.
Может быть, именно поэтому тебе было нужно, чтобы она боготворила тебя.
Ой.
Я внезапно почувствовал замешательство и даже неловкость.
Фиби наблюдала за мной, и часть краски сошла с ее лица. Очевидно, ей было еще более неловко, чем мне.
— Я знаю, что ты рано встаешь, — сказала она, говоря быстро, как будто я мог выгнать ее в любой момент. — Я подумала, что смогу застать тебя перед работой. Я подумала… ну, я подумала, что будет лучше, если я просто стисну зубы и приеду, а не буду звонить. — Она издала неловкий смешок, который внезапно оборвался. Она не думала, что я отвечу на ее звонок. А ответил бы? Может, и нет. Она опустила взгляд, прикусила губу, выглядя необычно кроткой. Когда она взглянула вверх сквозь ресницы, ее глаза сияли. — Мы можем поговорить? — спросила она.
— Конечно. — Я провел ее в гостиную в передней части дома. Она села на диван, а я занял кресло напротив. Она пристально смотрела на меня несколько мгновений, и я заметил ее нервозность, но также увидел осторожную надежду.
— Это неловко, — тихо сказала она. — Но я… я знаю, что должна тебе все объяснить.
Я вздохнул.
Что тут было объяснять?
На самом деле мне не требовались объяснения. Сейчас, во всяком случае. Но я был готов выслушать ее, если ей нужно было это сказать. Я удержался от того, чтобы бросить взгляд в сторону дверного проема с видом на лестницу. Туда, куда я хотел броситься немедленно.
Фиби кивнула один раз, ее руки нервно двигались на коленях.
— В тот день… Я была пьяна. — Она покачала головой. — Я не использую это как оправдание. Но я была. И я встретила Истона, и, Боже, он заставил меня почувствовать себя обожаемой. Как будто я была единственной женщиной в мире. И это было как наркотик. Я сдалась и ненавижу себя за это. — Последние несколько слов затихли, растворившись в пустоте.
Ненавижу себя за это.
По какой-то причине ее заявление не принесло мне удовлетворения. Я откинулся на спинку кресла, рассматривая ее. Она была изголодавшейся. По человеку, который боготворил бы ее так же сильно, как она боготворила его. Это не делало ее действия правильными, но ведь к этому все и сводилось, не так ли? Я на мгновение заглянул ей за спину, подбирая слова.
— Послушай, я не в восторге от того, что произошло. И хотел бы, чтобы ты поговорила со мной вместо… ну…
— Я знаю, — сказала она, краска залила ее шею. — Я бы тоже хотела. Так сильно.
— Но правда в том, что нам никогда не было хорошо вместе. Ты, очевидно, тоже это чувствовала. — Потому что я не любил ее. Но я не собирался этого говорить, потому что у меня не было интереса причинять ей ненужную боль, даже несмотря на ее предательство. И я должен был нести свою собственную вину. Я остался с ней по причинам, которые были далеко не благородными. Я принял ее чувства к себе и отдал взамен немного своего сердца. В то время я этого не осознавал, но теперь я это ясно видел. Но были и другие причины, по которым наши отношения не сработали бы. — Полицейский из маленького городка, даже шеф полиции, никогда не сделает тебя счастливой в долгосрочной перспективе, Фиби.
Я увидел боль, промелькнувшую на ее лице. Возможно, у нее все еще были какие-то чувства ко мне, даже если она знала, что то, что я говорил, было правдой. Она вздохнула, пожала плечами, теребя нитку на подушке, которую переложила к себе на колени, — отвратительная попытка вышивания крестиком, которая гласила «Дом там, где самогон». Кто бы это ни вышил, он явно выпил больше, чем положено. Фиби подняла на меня умоляющий взгляд.
— Я думала, что может быть, ты когда-нибудь захочешь баллотироваться на какую-нибудь должность… возможно сенатор. — Ее глаза вернулись к нити, оставаясь там.
Я обдумал то, что она сказала, вспомнив, что Хейвен спрашивала об этом. В то время это, казалось, пришло из ниоткуда. Но, сидя здесь, я понял, что она заговорила об этом сразу после того, как упомянула, что пара человек в клубе обсуждали меня. Упоминали ли они также о стремлениях Фиби от моего имени? Это казалось логичным. Это и звучало как Фиби, планирующая то, что удовлетворяло ее потребности, но не делящаяся этим со мной.
Я вздохнул, проводя рукой по лицу.
— Ты никогда не спрашивала меня, хочу ли я этого.
Она прикусила губу.
— Я просто думала… Что в конце концов смогу тебя убедить.
Боже.
Это была бы целая жизнь манипулирования мной, наполненная тем же чувством, которое я всегда испытывал находясь под контролем своей матери. Я позволил бы ей продолжать это делать, потому что к тому моменту это вошло бы в привычку. Но сейчас я больше не хочу, чтобы мной манипулировали. Я хочу, чтобы меня спросили, чего я хочу от своей жизни.
Так, как поступила Хейвен.
И я хочу, чтобы меня выслушали и поддержали в осуществлении этих мечтаний.
И я хочу сделать то же самое для кого-то другого.
Но это никогда не была бы Фиби. И глубоко внутри я чувствовал это. Я не видел будущего с нами. Правда заключалась в том, что я даже никогда по-настоящему не знал ее, потому что не хотел.
Я наклонился вперед, поставив локти на колени.
— Ты бы меня не убедила. Так что ты не была бы счастлива. Или, если бы ты это сделала, я не был бы счастлив, и все рухнуло бы. — Я слегка улыбнулся ей. — Забавным образом ты спасла нас обоих от адских страданий.
Она выдохнула с улыбкой, но боль все еще была в ее глазах.
— Есть ли какой-нибудь шанс, что ты и я…
— Нет. — Я сделал паузу. — Но я желаю тебе счастья. Серьезно.
Слезы навернулись на ее глаза, и она кивнула, одарив меня легкой грустной улыбкой.
— Спасибо
