— Я просто хочу закончить работу, — отозвался я. — Вот сброшу последний труп за борт, и придется тебе взяться за старое.
— Что же маг прикажет мне делать на этот раз? — под моими ногами что-то громыхнуло.
— Драить палубу, девочка!
Она ничего не ответила, и я некоторое время сидел, слушая воздух, воду и жалобные скрипы Бегущей.
— Так пить хочется, — Марика вытащила на палубу небольшой бочонок с пробитыми в нескольких местах боками. Не смотря на это, его днище и часть стенок были целы и вполне могли послужить емкостью. — Ты же вызовешь дождь и соберешь сюда воды, иначе мы умрем от жажды.
— Да, — сказал я без выражения. — Только закончу с этим.
— Отлично, — оживилась девушка. — Но там внизу на деке еще тела тех, кто заряжал пушки. Пушки! Они же чугунные, но выглядят, как и все на корабле, в дырку! Как вообще можно пробить пушку? Я как-то пыталась откатить одну из них, ну просто, хотелась понять, тяжелая ли она. Пока никто не видит, — она смутилась. — И она же на колесах, на деревянном лафете. Уж я упиралась в нее, но не сдвинула ни на чуть-чуть! Какая же силища нужна для этого?
— Для магии мало разницы, что перед ней: дерево, камень или сплавы, — я встал и, выбрав себе нового мертвеца — крепкого, ширококостного матроса с ровным провалом раны на груди и выражением ужаса на лице, так и застывшим в смертельной маске — взял его за ногу. — Важно лишь намерение, а сила, она внутри. Да, важно намерение и знание, вот и все.
— Я не понимаю! — Марика подскочила ко мне и решительно ухватила труп за руки. — Это был удар! Лучи пронзили корабль, выросли, как огромные иглы льда зимой, только сосульки растут вниз, а эти вверх, и насадили на себя Бегущую. Я видела, как коллекционеры насаживают на булавки красивых жуков, их потом продают на рынке под стеклом, чтобы можно было украсить стены своего дома. Конечно, это понятно не каждому и не каждому нужно, я бы не повесила у себя в доме жуков, лучше голову рыбы-молота или оленье чучело. Оленьи рога очень украшают стены!
Она запнулась, посмотрела на моряка.
— Балагур, — сказала она придушенно. — Он дал мне кусок белого сыра попробовать, сказал, чтобы я молчала и никому не рассказывала об этом. Белый сыр подавали только к вашему столу, а я его никогда не ела. А Балагур рассмеялся и сказал, что я не почувствую разницу, но, если хочу попробовать, то могу конечно съесть этот кусок, который он отрежет. Он был ответственен за сохранность продуктов на леднике и в трюме, и потому знал, где что лежит. Он отрезал мне совсем чуть-чуть… и был прав, белый сыр такой же, как любой другой.
— Давай-ка поднимем его, — велел я, и мы вместе перевалили тело через борт.
— Жалко его, — сказал она грустно. — И конечно одному тебе тяжело таскать их.
— Вдвоем легче, — тускло улыбнулся я, благодаря девушку за помощь. — Но магия — не булавка. В первую очередь она построена на умении увидеть истинный мир вещей и потоков энергий.
— Энергий? Что это?
— Магия мира, так называют ее невежды. Ты смотришь глазами и видишь фактуру дерева или камня, видишь канат и доски, вот бочонок этот и эти мертвые тела. Но все в этом мире сплетено из энергий, им пронизан воздух и почвы, и все-все, что вокруг.
— И мертвецы тоже?
Ну, она хотя бы слушала меня.
— Нет, уходя, жизнь забирает с собой все. Остается мертвая плоть.
— Значит, мертвое мясо или мертвая древесина не несут в себе ничего?
— Почему же? Если человек прикасается к вещи, если он делает что-то из дерева или мяса, то оно вновь обретает некий отпечаток его действия. Не даром же фамильные вещи, передающиеся из поколения в поколение, так ценятся. Они набирают в себя энергии заново, но они уже не являются тем, чем были раньше. Деревом или куском скалы, или глиной.
— Так что же произошло здесь на самом деле? — я был удивлен тем, что она не возражает мне, будто верит на слово в то, что на самом деле ей кажется глупым. За разговором она взялась помогать мне со вторым мертвецом, и этого человека я знал: это был Афир, тот самый моряк, который неосторожно поставил ногу и чуть не упал на палубу. Он был немолод и, я думаю, уже утратил былую ловкость из-за ломоты в суставах. Взбираться на мачты для него было все труднее и, если бы не змей, не знаю, сколько бы он еще продержался. Возможно, Баст был достаточно умен, чтобы приметить его возраст и перевести моряка на палубу; возможно, путь у него был только один — на берег. Теперь это не важно.
Вдвоем дело пошло споро, а у Марики будто поубавилось брезгливости. Если она не закапризничает, увлеченная разговором, то мы успеем даже отмыть палубу до заката… или хотя бы начать. А это значит, мне просто нужно продолжать говорить.
— Пожалуй, я расскажу, — согласился я, — хотя, наверное, и вовсе тебя сейчас запутаю. Все вещи на самом деле состоят из малых частичек…
— Только что ты говорил про энергии, — упрекнула она меня, — про магию мира. А теперь говоришь про пыль…
— Именно, девочка, — я был доволен. — Учись разделять то, что ты видишь обычным глазом, и магию. Две части одного целого. Привыкай слышать именно то, о чем я говорю. О том, к чему ты можешь прикоснуться рукой, или о том, что доступно лишь сердцу. Ты видела когда-нибудь, как осыпается железная пыль под точильный камень?
Она кивнула.
— Ты когда-нибудь толкла засохший хлеб в пудру в ступке?
— Я не сильна в готовке, — Марика покачала головой. — Мне нравится чинить сети и вязать. И еще вышивать, но Лютер редко покупал мне цветные нити для этого. Ты уже… сбросил его в воду?
— Еще нет, он на шканцах вместе с капитаном, под фальшбортом. Они должны покинуть Бегущую последними, сначала пушечная палуба, потом они. Таков морской обычай.
— Да, — сказала она тихо, выслушав всплеск, с которым тело Афира погрузилось в воду. — Это неправильно то, как мы делаем. Нужно называть их имена, нельзя хоронить безымянных. Даже когда их так много. Даже когда мы отдаем их воде.
— Афир, — сказал я, глядя на нее, и Марика кивнула.
— Теперь того — Гирд, — я заметил, как на глаза ее навернулись слезы. — Он всегда много пил и играл с Лютером в кости. И частенько проигрывал из-за того, что садился играть пьяным. А однажды дал мне подзатыльник так, что Лютер с ним подрался, а у меня потом горело ухо.
Она нагнулась и взяла мертвеца за руки, я за ноги. Это стало уже привычным. Молча, мы дошли до борта и скинули его в воду.
— Ты рассказывай, — напомнила Марика. — Мы возьмем этого, но его имени я не знаю. Погоди, я освобожу его ногу от каната… а ты продолжай.
— Я говорил тебе про пыль под точильным камнем, — хмыкнул я, стараясь отвлечься от того губительного уныния, которое зародила в моей душе Марика своими рассказами о погибших матросах. Я предпочитал считать их уже не людьми, в противном случае, было совсем тяжело. — Но эта та пыль, которую ты видишь глазом. На самом деле, ее измельчить можно еще меньше, но у тебя не хватит терпения. Когда я говорю о том, что все вокруг состоит из частичек, я говорю о структуре материи. И там почти всегда есть вода…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
