С полудня начал валить снег – не настоящий снегопад, а просто большие кристаллические снежинки. И температура упала. Ноябрь был теплее обычного, если не считать резкого ухудшения где-то в середине месяца. Однако олень, которого подстрелил Гейбриел, был очень упитанным и с оформившимся зимним подшерстком.
– Плохой зима, – сказала Мэри, обрабатывая освежеванную шкуру. – Енот и бобер тоже растить толстые шкуры. Плохой зима. Ты лучше стрелять мясо быстрей.
Мэри была права, да и спорить с ней никто не собирался. Шейн начал охотиться. Они с Гейбриелом пополнили запасы мясом оленя, уток и гусей. Он обменял молодого бычка на трех свиней. Женщины работали с утра до ночи, приготовляя из мяса консервы, колбасы и прочее. Они коптили мясо и солили его в бочках. Натопили много свиного сала.
Заготавливать мясо на зиму было занятием не из легких, и Шейн удивился тому, с какой стойкостью его жена претерпевала все трудности. Но если Кэтлин была в этом деле новичком, то Мэри – просто докой. Индианка настояла, чтобы Шейн взял еще одну женщину в помощь.
Они подобрали Урику, когда он уехал продавать бычка. Шейн вернулся домой и с удивлением обнаружил посреди двора странную индейскую девушку около котла с кипящей водой, в которой обваривались гусиные перья. Когда он спросил ее, кто она такая, девушка от испуга закричала, бросила мешалку и убежала на кухню, спрятавшись за Мэри.
– Урика – хороший работник, – сказала Мэри. – Индианка. Крепкая.
Шейну Урика не казалась крепкой. Да и женщиной-то не казалась. Ее худое, точно шпала, лицо было испещрено следами оспы, а хрупкое недоразвитое тело непонятно каким чудом удерживало дух этой девочки.
– Я не могу позволить себе нанимать кого бы то ни было, – твердо сказал он. – Накорми ее, пусть отдохнет пару дней, затем отправь обратно к родственникам.
Мэри улыбнулась одними уголками губ и переложила трубку.
– Даром, – прояснила она ситуацию. – Урика работать за еду.
Девчонка испуганно озиралась по сторонам, и Кэтлин стало ее жалко.
– Пожалуйста, Шейн, она же совсем сирота и полужива от голода. С ней ужасно обращались, и ей некуда пойти. Мэри сказала, что Урика три дня шла пешком, чтобы добраться сюда. Я не сомневаюсь, что мы сможем позволить себе еще одну тарелку за столом. Нельзя выгонять ее. Во всяком случае, не сейчас, когда столько работы.
– Мэри ей сказала, – проворчал Шейн.
Бог свидетель, девчонка настрадалась, но Килронан и так еле концы с концами сводит. Они не выживут, если начнут давать приют всем просящим.
– А почему ваша Урика сама за себя не может сказать? – спросил он.
У Кэтлин, как всегда, нашелся готовый ответ.
– Урика не говорит по-английски. Только на индейском. Но Мэри и Гейбриел ее понимают. Так что все просто замечательно.
В конце концов он смягчился и позволил Урике остаться. Если бы молодая индианка попросила хоть небольшую зарплату, он прогнал бы ее. Кошелек его был пуст. С этого дня и до самой весны, когда он погонит скот в Форт-Индепенденс, они будут жить только запасами.
Шейн покачал головой и отвел Чероки в свободное стойло. Женщины! Как только они сговорятся и начнут плести против него интриги – пиши пропало!
В конюшне было темно, поскольку окна заколотили на зиму, зато так было гораздо теплее. Запах преющего сена, потертой кожи и лошадей задурманил голову Шейну, и тяжести дня как-то сами собой свалились с его плеч.
Что ни говори, а он прошел неплохой путь от ирландского мальчишки в дырявых туфлях. В постели его всегда ждала прекрасная жена, он твердо стоял на собственной земле, и у него был умный сынишка. И, если он не ошибается, у Кэтлин еще достаточно муки, чтобы приготовить хлеб к столу.
Тут какой-то царапающий звук вклинился в ход его мыслей. Шейн вскинул голову, взглянул вверх, и на его лицо упала пара соломин с сеновала.
Ему стало любопытно, и он отпустил уздечку. Чероки ткнулся мордой в плечо кобыле в соседнем стойле и замер.
Шейн прислушался, но никаких посторонних звуков не было слышно.
– Гейбриел? – позвал он.
Когда никто ему не ответил, рука Шейна автоматически легла на рукоятку «кольта».
– Кто здесь? – спросил он и медленно двинулся к лестнице, ведущей на сеновал. – Джастис, это ты там наверху?
Сверху слетела целая копна сена. Шейн крепче сжал рукоять револьвера.
– Кенна! – Среди сена появилось маленькое личико Дерри.
– Дерри? – Шейн облегченно вздохнул и убрал руку с оружия. – Что ты там делаешь?
Нижняя губа девочки задрожала.
– Не могу найти котенка.
– Ты там одна? Джастиса рядом нет? – Шейн протянул ей руки. – Давай спускайся.
– Н-не могу. – По щеке малышки скатилась крупная слеза. – Я залезла, а слезть не могу.
– В конюшне нет котят. Пойдем, милая, я тебе помогу спуститься.
– Косеська! – упрямо сказала Дерри.
– Как ты вообще сюда забралась? И как тебя никто не заметил? – На улице было довольно холодно, да и в помещении не слишком тепло. – Где твое пальто, малышка? – Шейн вздрогнул при мысли, что Дерри могла залезть к лошадям в стойла или уйти в лес и потеряться.
– В доме. Я з-забыла.
– Ну-ка слезай, – приказал он.
Дерри так отчаянно помотала головой, что косички разметались по сторонам. В ее волосах застряла солома.
– Если боишься спускаться по лестнице, то прыгай, я тебя поймаю.
Но Дерри отпрянула, и Шейн потерял ее из виду.
– Стой, крошка, не шевелись, я поднимусь и заберу тебя.
Он залез по лестнице и увидел, что Дерри смертельно напугана. Она стояла, прижавшись к крыше, и, не мигая, смотрела на него круглыми, точно блюдца, глазами.
Шейн не знал, как обращаться с маленькими девочками, зато он прекрасно знал, как обращаться с напуганными жеребятами. Он сел на пол и тихо спокойно сказал:
– Не плачь. Я буду сидеть здесь, а ты сама подойди, когда захочешь.
Так он сидел несколько минут, а Дерри плакала. Затем девочка подбежала к нему и обняла за коленку.
– Я искала киску, – сказала она сквозь слезы.
– Здесь кошек нет. Мыши, может, крысы, но только не кошки.
– Застис мне сказал.
– А ты хочешь кошечку?
Девочка отодвинулась и посмотрела на Шейна:
– Косеська на колаблике.
– Да, на пароходе была кошка. А здесь, в Килронане, кошек нет.
Дерри утерла личико грязной ладошкой, размазывая слезы и пыль по щекам. Шейн видел, что она дрожит от холода. Он хотел схватить ее и прижать к себе. Но он знал, что так делать нельзя. Надо еще подождать. Пусть сама успокоится.
– Мне горячо, – сказала наконец Дерри.
– Ты, наверное, хочешь сказать, холодно?
– Угу. – Она кивнула и посмотрела на него с каким-то вопросом в глазах. – Нету косесек?
