Воеводе Якутского острога подчинялись все земли от реки Лены до Охотского моря и Ледовитого океана, аж до границ Чукотки и берегов Камчатки. Именно там, к началу XVIII века добывали больше всего драгоценных соболей и чернобурых лисиц. Так что «служилые люди» в Якутске и подчинённых ему острогах, собирая меховую дань-«ясак» с местных аборигенов-«иноземцев», имели широчайшие возможности для коррупции и неправедной наживы. Как писалось в указе Петра: «Якутские служилые люди, которые в прошлых годах, подкупая воевод, были в ясачных сборщиках, и для всяких Великаго Государя дел в волости иноземския посланы будучи, в тех посылках ясачным людем чинили многия грабительства и разорения; а приехав в Якутской острог с теми воеводами делились, на воевод делали шубы собольи…»
Любопытно, что царский указ, запрещая излишнюю роскошь на Дальнем Востоке, не грозил коррупционерам никакими особыми карами – Якутия тогда и так была местом самой дальней ссылки, русских людей в тех краях для государственной и военной службы всегда не хватало, и ссыльные составляли значительную часть тамошних «служилых». Наказать ссыльных тяжелее, чем «пешей казачьей службой» в Якутии, было уже невозможно. Тратить же свои прибыли – хоть «правые», хоть неправедные, коррупционные – в острогах, посреди дикой тайги, было особо не на что. Вот стрельцы с казаками и соревновались друг с другом «портищами золотыми», которые везли на берега Лены ушлые купцы в обмен на драгоценных лис и соболей.
Поэтому грозный царь Пётр ограничился лишь моральным осуждением и добрым советом. Как гласил его указ: «А буде у кого промыслом правым нажиток лишний сверх его нужных расходов явится, те пожитки надобно держать на покупку добраго себе ружья и панцырей и платья нужнаго, чтоб к службе был всегда готов и к боям с неприятелем потребен…»
«Для проведывания прямого ходу на Камчатский нос…»
Именно в годы царствования Петра I русскими первопроходцами была покорена и освоена Камчатка. Первый поход на далёкий полуостров отряд под началом якутского казака Владимира Атласова начал весной 1697 года. Однако «обретение Камчатки», как называли ту эпопею в XVIII веке, растянулось на два долгих десятилетия, фактически завершившись лишь к концу царствования Петра.
Крупнейший полуостров российского Дальнего Востока был не просто труднодоступен – дорога к нему от европейской части страны занимала минимум два года, а экспедиции на Камчатку для той эпохи по стоимости и сложности вполне сопоставимы с космическими полётами наших дней. Первый путь на Камчатку шел по суше – от берегов реки Лены, через «полюс холода» Оймякон и Колыму к чукотской реке Анадырь, и уже оттуда оленьи и собачьи упряжки первопроходцев поворачивали к камчатскому перешейку.
Помимо немалых природных трудностей, этот путь был смертельно опасен из-за сопротивления воинственных коряков. Быстро освоив огнестрельное оружие, коряки на рубеже XVII–XVIII веков сумели уничтожить несколько отрядов русских первопроходцев.
Альтернативой был морской путь, но не привычный нам, через Охотское море, а иной – из Якутска к устью Лены и далее вдоль побережья Северного Ледовитого океана вокруг всей Чукотки. Именно так, труднейшим даже для современных атомоходов маршрутом, шли лодки-«кочи» Ивана Рубца, первого русского атамана, достоверно побывавшего на Камчатке ещё в 1662 году (см. главу 14-ю книги «Оленья кавалерия»).
Огромный полуостров мог стать богатейшим источником драгоценной пушнины для царской казны. Не удивительно, что ведя далеко на Западе тяжелейшую войну со шведами Карла XII, царь Пётр озаботился поиском и созданием удобных путей на Камчатку. В январе 1713 года в Анадырском остроге получили царский указ: «На коряк итить войною и тех иноземцов разорить и камчацкой путь совершенно очистить…»
Именно этот указа станет началом большой войны русских первопроходцев и их союзников юкагиров с воинственными коряками – она навсегда войдёт даже в фольклор аборигенов севера Камчатки, породив легенду о «байдарках с крыльями» (см. главу 15-ю книги «Оленья кавалерия»). Но помимо войны, Пётр I приказал искать и новый морской путь на далёкий полуостров через «Ламское»-Охотское море. Царский указа гласил: «Смотреть накрепко и домогаца, чтоб сделать ход морем с Камчатки на Ламу, дабы всеконечно о том пути уведомитца…»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
На противоположном от Камчатки берегу Охотского моря к тому времени уже более полувека располагался одноимённый острог. Но до Пётра I это русское поселение на тихоокеанском берегу не являлось морским портом, оставаясь лишь центром сбора меховой дани с окрестных эвенов-«тунгусов» (см. главу 4-ю книги «Оленья кавалерия»). О том, что Камчатка лежит где-то через море к востоку от Охотска, русские люди уже догадывались, но из-за отсутствия мореходных кораблей уходить от берега далеко в открытые воды не решались. В 1713 году царь Пётр направил на Дальний Восток группу опытных корабелов и моряков, как гласил его указ – «для проведывания прямого ходу чрез Ламское море на Камчатский нос».
Именно тогда отправленные по царскому указу специалисты привезли на российский Дальний Восток первый компас. Уже в 1716 году архангельский помор Яков Невейцын и якутский казак Кузьма Соколов «со товарищи» сделали в Охотске первый океанский корабль, сумевший морем достичь Камчатки. Так волей Петра I появился первый русский порт на нашем дальневосточном побережье и первенец будущего Тихоокеанского флота.
«А нравом тот полоненик гораздо вежлив и разумен…»
«Обретение Камчатки» позволило Петру I познакомиться и с Японией, точнее – с японцем. В ходе своего первого похода на полуостров казаки атамана Атласова отбили у аборигенов «полоненника»-пленника неведомой национальности. Сам Атласов называл его «индейцом» (именно так и писал в донесениях начальству, через о), и описывал, что пленник «подобием как-бы гречанин – сухощав, ус не велик, волосом чёрн…»
Не сложно догадаться, что казачий атаман просто никогда не видел раньше ни греков, ни японцев. А неведомый пленник был именно японцем – купцом из Осаки, чей корабль тайфуном занесло далеко от родных островов и разбило у берегов Камчатки. Первопроходцы Атласова, простые казаки, слышали о том, что где-то на юге есть богатая страна Индия, вот и сочли японца «индейцом».
О всех неизвестных ранее народах первопроходцы были обязаны немедленно сообщать начальству. Так весть про камчатского «индейца» попала в Якутск, а оттуда в европейскую часть России, к самому царю.
Пётр I географию мира знал куда лучше, чем казаки-первопроходцы. Ещё в годы царствования его отца, когда готовили в Китай посольство Николая Спафария (см. главу 9-ю книги «Оленья кавалерия»), в Москве появилось первое лаконичное описание Японских островов на русском языке: «За Китайским государством на востоце во окияне море от китайских рубежей верст с 700 лежит остров зело велик имянем Иапония, и в том острове большее богатство нежели в Китайском государстве обретается, руды серебряные и золотые и иные сокровища, и хотя обычай их и письмо схоже с китайским, однако ж де они люди свирепее…»
Пётр сразу понял, что неизвестный может быть японцем и распорядился немедленно привезти его с Камчатки. Так появился царский указ: «Ведомо великому государю учинилось, что иноземец взят в Камчадальской земле… Чтоб якуцкие служилые люди с иноземцом ехали к Москве со всяким поспешением и обережью от всяких непотребных случаев, и того посланнаго с ними иноземца берегли…»
Пешая дорога с Камчатки шла через юг Чукотки и север Якутии, от берегов реки Анадырь, чрез Колыму, к берегам Лены. Несчастному японцу пришлось много дней идти на лыжах. Как сообщалось в донесении атамана Атласова: «И тот полоненик шел на лыжах от Анадырского зимовья, и стали у него ноги пухнуть и ногами заскорбел, потому что ему на лыжах ход не за обычай и идти ему было не вмочь…»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Японца всё же довезли в Якутск, и далее через всю Сибирь доставили в Москву. Там 8 января 1702 года с ним встретился сам царь Пётр I. Как сообщают архивные документы тех лет: «На Москве того полоненика языку и нихто не знают…»
