а потом вдруг посмотрела ему прямо в глаза: в её взгляде читались усталость и надежда. Больше ничего. Она так ему ничего и не сказала, но Лиасу казалось, что он понял.
Рядом с ними появился феникс и запищал, прыгая по ветке и оставляя на дереве выжженные следы своих когтистых лап. Лиас улыбнулся, наблюдая, как птица пыталась поддержать свою хозяйку. Или свой сосуд. Он не знал, какая именно между ними была связь, но, казалось, что птица заботилась о Нае и переживала за неё. Светлый эльф протянул руку, чтобы погладить огненное создание. Раньше он и подумать не мог, что однажды будет сидеть бок о бок с фениксом и тёмной эльфийкой, но сейчас он чувствовал себя совершенно спокойно — Ная защитила его, рискуя своим отрядом, и она явно не собиралась причинять ему вреда, хоть и отпускать тоже не планировала: может, всё это было не так уж и плохо.
Женщина перехватила запястье Лиаса возле огненного крыла и отрицательно покачала головой. Она создала небольшой комочек огня и, поднеся к птице, развеяла его — она пыталась показать светлому эльфу, что феникс разрушает магию, но тот и сам это отлично видел во время боя. Вот только с ним это не работало — его птица могла в основном только клевать и драть своими острыми как лезвия когтями. Так что, Лиас, легко улыбнувшись, освободил руку из пальцев предводительницы и осторожно поднёс её к голове феникса. Птица сопротивляться не стала и позволила мужчине гладить себя, как тому вздумается: в каком-то смысле они были почти родственниками — источник, породивший их, был одним и тем же.
Светлому эльфу было интересно, почему феникс, столько времени проводя в Нае, вопреки всему не разрушал её собственную магию. После боя Лиас ещё долго размышлял о том что такая мощь, как воплощение чистой стихии, уже должна была уничтожить тело и разум тёмной эльфийки, а не только привести её магическую систему в полный дисбаланс, но Ная каким-то образом все ещё была жива и мыслила, казалось, вполне здраво для дроу.
В том воспоминании, которое показывал светлому эльфу Асин, женщина прекрасно владел своей энергией: видимо, феникс появился у неё совсем недавно. Но больше всего Лиаса всё-таки интересовало другое: что же с ней случилось? Возможно ли, что всему причиной была любовь? Он почти не сомневался, что Ная, бросившись на Циру, среагировала именно на это слово.
Лиас перевёл взгляд на свое запястье с заклинанием Эмиэля. Он понимал, что если бы он сейчас коснулся им феникса, тёмная энергия бы рассеялась. Конечно, ему всё равно не дали бы сбежать, но ему впервые за всё это время и не хотелось. Магия Эмиэля не причиняла ему вреда, и даже спасла его: дроу по-своему заботились о нём, и Лиас решил пока оставить мерзкую метку. Сейчас, снова смотря на Наю, он думал о том, что у него была возможность наблюдать за тем, чего не видел никто на поверхности, возможность выяснить правду о тех, о ком не рассказывали ничего кроме ужасов. Но больше всего он хотел узнать, что скрывалось за всем этим хаосом, что они принесли в его жизнь: кто стал причиной и ради чего Ная всё это делала? Знали ли остальные в отряде? Рассказали бы они ему? Возможно, он мог стать первым, кто услышал бы или даже увидел своими глазами историю, в которой рядом с именем тёмного эльфа стояла не смерть, а любовь.
Глава 16. Место Ариена
Смех светлого эльфа серебряным перезвоном раскатился по ночному лесу. Лиас смотрел на пушистую зубастую лягушку-переростка с когтями не хуже чем у росомахи и никак не мог успокоиться:
— Ради Света, что это?! — хохотал он.
— Это вместо сигнального шара, — улыбнулся призвавший этого монстра Кьяр, — хааи.
— Хааи? — светлый эльф, удивлённо подняв брови, указал на вернувшегося к ним недавно тигра: из всей речи, он понял только это слово.
— Эм, ну, да, но нет… — запутался Кьяр. — Асин!
— Дроу, эльф, тигр, хааи, — принялся объяснять Асин, указывая сперва на себя, потом на Лиаса, на тигра и на монстра.
Светлый эльф прикусил щеку изнутри, чтобы снова не рассмеяться: в его языке у названий их рас по крайней мере был общий корень, указывающий, что они хоть и разные как день и ночь, но всё-таки изначально родственники — дроу вроде юродивых братьев, которых поработил Хаос; а в языке тёмных эльфов эти слова скорее говорили о том, что они не имеют вообще ничего общего.
Лиас ждал следующей цепочки: «Асин, Лиас, Хааи, Вредитель», и, услышав её, всё-таки не выдержал и расхохотался. Кличку твари он с первого раза не выговорил — в языке тёмных эльфов было слишком много непривычных рычащих звуков, но сам факт того, что эти ненормальные дали кличку тигру по названию мелкого дурного монстра показался ему полным отражением их извращенного ума.
Более-менее перестав сопротивляться своей участи идти с отрядом дроу, Лиас начал видеть множество непонятных и забавных моментов: то, как они вели себя друг с другом, как разговаривали. Он начал прислушиваться к их грубоватым шуткам, наблюдать за их странной дружбой и безграничной преданностью своей предводительнице. А ещё Лиас с удивлением осознал, что Ная очень любила свой отряд. Ему бы никто в жизни не поверил, скажи он об этом кому-то ещё на поверхности. Конечно, после того что видел в ней светлый эльф во время сражения, ему было сложно воспринимать Наю как женщину — он видел в ней монстра, который вопреки всем законам природы был жив, и был опаснее всего, что он встречал в своей жизни. Но этот монстр был заботливым и внимательным, и в сердце этого монстра жила любовь. Лиас не стал бы называть Наю доброй, но и злой она тоже не была. Светлый эльф не боялся её, чувствуя, что она каким-то странным непостижимым образом, даже взяв его в плен, была на его стороне. Возможно, он начинал понимать, почему отряд воспринимал её как защиту.
Несмотря на то что уже была ночь, Ная в этот день не повела мужчин дальше. Она отдала приказ располагаться на отдых, и все начали разбивать лагерь, хотя по факту они просто развели костёр, развесили сушиться шкуры и
