– Дурында ты, хоть и образованный. Первое дело, в окопе что? Покурить. Вот нас махрой и называют.
– Интересно…
А Еж в это же самое время удивлялся:
– Надо же, полковник, а на телеге ездит. Чего у него "эмки" нет что ли?
– Сам ты телега! – откликнулся дед. – Что машина, ее то чинить, то бензином поить. Лошадь лучше. Да и в гору эту, разве он на авто въехал бы?
– Понятно…
– Рота! Смирно! – Прощин отпечатал, как смог, по мокрой глине несколько шагов навстречу девушке, вышедшей из коляски полковника.
– Товарищ…. Военный парикмахер! Рота к подстрижке готова. Временно исполняющий обязанности командира роты сержант Прощин.
– Здравствуйте, я Таня! – слегка покраснев, она протянула руку Прощину.
Рота вдохнула полной грудью и…
– Здравия желаем, товарищ Таня!
Она хихикнула в кулачок, засмущавшись и поморщившись от ора.
– Так, бойцы! У нас три часа. Чтобы через три часа все были пострижены, побриты и выглажены. Первая тройка к товарищу Тане на поклон, остальные на приборку по территории…
Вот и прибирались, складывая немецкий "мусор" и наших бойцов по разным воронкам.
Ежа с Вини послали на колокольню – стащить два тела. Площадка у пулемета была залита вытекшей кровью.
– Фига себе, сколько они тут напачкали…
– Это дед напачкал, – возразил Вини. – Немцами.
– Датчанами!
– Да какая разница – датчане, латыши, валлонцы, французы, испанцы, венгры, румыны, итальянцы… Все одинаковые – немцы.
– Финнов забыл.
– Ага… Еще словаков, хорватов и голландцев
– А эти наркоманы тоже воевали что ли? – удивился Еж.
– Воюют. Раз, два…. Взяли!
И первый труп полетел вниз с пятнадцатиметровой высоты.
Снизу раздались возмущенные вопли. Еж высунулся из проема:
– Не орите-ка! Мы тут прибираемся! Второй пошел!
Вини захихикал:
– Никого не прибили?
– Не… Первый просто развалился и Таньке-парикмахерше передник забрызгал.
– Ну и хрен с ней…
– Агась, как дед говорит. Хрен ей не помешает. Смотри, как глаз по мужикам бегает!
– Еж, вот и займись барышней!
– Не, Лех, она не в моем вкусе!
Разговаривали они, пока не спустились.
И уже выходили из церкви, как Еж вдруг остановился.
– Погоди-ка…
– Чего?
– Плачет кто-то!
– Ежина, это вроде я контуженный, а у тебя горло должно болеть. То есть ты молчишь, а я голоса слышу! – ухмыльнулся Вини.
– Да, помолчи ты…. Точно плачет кто-то.
Еж снял трофейный автомат с плеча.
Они вошли в правый придел, где был выход в подвал, и осторожно стали спускаться вниз.
– Посвети! – шепнул Еж Винокурову, когда они спустились туда.
На каких-то тряпках, рядом с мертвым немцем, сидел ребенок лет шести-семи и тихонечко выл.
Увидав сквозь кулачки свет от зажженной спички, он с тихой такой надеждой сказал:
– Дядя Альфред спит! Не будите его!
Еж с трудом сглотнул застрявшее "Хенде Хох":
– Не будем будить… Мы тихонечко… Ты кто?
– Ваня
– Ваня… Иди-ко мне, Ваня! Лех…
– Да понял я…
– Ребенка не напугай.
А ребенок почему-то вскочил, побежал и ткнулся головой в живот Ежу.
И заревел.
– Тише, тише, Иванко, тише… Все хорошо… Тише… – Еж погладил пацана по голове.
– Я тут посмотрю. Иди наверх, – сказал Вини. – Дай спички.
– В левом кармане, – тихо ответил Еж, успокаивая мальчика. – Да от меня в левом, извращенец, всего меня общупал!
– Иди уже. И парня там… Накорми!
– Без сопливых обойдемся! – отрезал Еж, взял пацана на руки и понес вверх.
Пацан обхватил его за шею и засопел в ухо, шмыгая холодным носом.
Левой рукой Андрей придерживал Ванюшку, в правой – держал автомат.
Когда они вышли из церкви, его ослепила вспышка.
Еж извернулся за долю секунды, прикрывая ребенка телом, а в спину ему прозвучало:
– Какой кадр… Я гениальна!
"Вот стерва" – подумал ослепленный Еж. – "Но голос красивый!"
– А теперь боком повернитесь, товарищ боец… Минуточку…
Рыжая красавица в звании младшего политрука еще раз щелкнула "лейкой".
– Добрый день, корреспондент фронтовой газеты "За Родину!" Анна Леденева.
– Боец Ежов… Дед! Кирьян Василич! Я тут мальца нашел, покормить бы его! Иванко, кушать хочешь?
Мальчик кивнул. Слезы на его чумазых щеках уже высохли, оставив светлые разводы.
Пацаненку дали ломоть хлеба, сыр и полбанки немецкого колбасного фарша – трофеи, целая груда которых была унесена в пустой блиндаж, возле которого Прощин уже поставил часового.
Пока парикмахер приводила в порядок бойцов, Леденева ходила и снимала живописные виды освобожденного села – закопченные трубы сгоревших домов, трупы немцев в разнообразных позах, шрамы от осколков на стенах древнего храма. И жалела, что нет подбитых танков.
– А где я их возьму? – разводил руками Прощин. – Не было тут танков у них.
– Совсем-совсем никакой техники?
– Товарищ сержант, там грузовик немецкий есть разбитый. Может подойдет?
Анна подумала и согласилась. Лучше, чем ничего.
– Вот ты, Винокуров, и проводи.
Остов грузовика валялся метрах в сорока от церкви.
Фотограф посадила Лешку на кабину и побегала, вокруг, ища подходящий ракурс и приговаривая:
– Тэээкс… Подбородок чуть выше… улыбнуться… не так широко… Отлично! А теперь с этой точки посмотрим… Э! Боец, куда?
А Вини спрыгнул с разбитого грузовика и побежал навстречу Маринке и Рите.
Полуторка остановилась под холмом – по скользкой дороге ей было не подняться. Девчонки пошли вверх сами.
– Вини! Жив? Не ранен? – кинулись они обниматься-целоваться.
– Да чего нам сделается! – засмеялся Вини. – Мы же терминаторы, посланы спасать цивилизацию. Забыли, что ли?
– Еж как? А дед?
– Живы все. Пойдемте. Сами посмотрите. Вы-то как?
Девчонки наперебой стали рассказывать.
В госпиталь их определили как вольнонаемных. Санитарок не хватало, поэтому и тяжелораненых помогали в машины грузить, и бинты стирать, и воду кипятить. А Маринке пришлось помогать при ампутации. Ногу держала.
– Я чуть сознание не потеряла. Потом говорят – выноси. А я не знаю, куда. Мне показали – там за палатками яма вырыта. Туда руки-ноги складывают и хлорной известью засыпают.
– А ночью раненые пошли. Один за другим. Я чуть не с ума не сошла, к каждому кидалась – вдруг кто из вас… Ежина, привет! – крикнула Рита.
– Знакомься, Иванко – тетя Рита.
Мальчик посмотрел на тетю Риту и что-то сказал набитым ртом, при этом крошки хлеба и колбасы выпали на грудь.
– Ну что ты свинюшка-то такой, – заботливо отряхнул мальчика Еж. – Сначала прожуй, потом разговаривай.
Вместо ответа Ваня откусил еще сыра.
– Еж, чего сидишь, машину разгружать!
– Кирьян Василич! Вы ранены… – воскликнула Маринка.
– Пустяк. Царапнулся. Идите-ко сюды, челомкну.
Дед бережно расцеловал обеих девчонок в щеки.
– Вы тут с мальцом посидите, а мы пока машину разгрузим. Опосля побалакаем. Надолго отпустили?
– До вечера. К десяти надо вернуться.
– Надолго, значитца… Ну, отдыхайте. Мы скоро.
"Скоро" затянулось на целый час. Таскали ящики с боеприпасами, сухпай, пол-ящика водки, медикаменты… А в одном из ящиков оказалась странная штуковина. Вроде миномета – железная труба на треноге. Но вместо мин к нему прилагались охотничьи патроны двенадцатого калибра и стеклянные шары с горючкой "КС".
– Ампуломет, – заявил один из бойцов. – Я с такой дуры стрелял под Ленинградом. Патрон снизу загоняешь, а сверху шар.
– И далеко фигачит? – Поинтересовался Вини.
– Прицельно – метров на сто, сто двадцать. Но можно и на двести пятьдесят закинуть. Только куда полетит – непонятно…
– Смешная какая штукенция… – покачал головой Вини.
– Не скажи. В обороне хорошая штука. Вот в атаку с ним несподручно. Расчет сразу вышибают. А если пуля в ящик с шарами попала… Все. Приплыли.
– Смотри-ка… Связисты провод тянут. Эй, маркони, куда тащитесь? – крикнул Еж.
– Штаб сюда перебирается. Велено КП оборудовать. А почему, Маркони-то?
– А кто еще?
– Еж, Маркони – так радистов называют. И то на флоте. А эти линейщики, кабели прокладывают…
– Буду знать. Кстати, а мы куда, интересно.
Молодой связист остановился:
– Я почем знаю… У вас командир есть его и спрашивайте.
– Кабель, не дури. Уж кто-то, а ты-то все знаешь.
Связист оглянулся зачем-то, а потом уже ответил:
– В полк пополнение пришло. И усиление танковой ротой. В наступление пойдем. А вы тут остаетесь, пока комендантский взвод не примет работу. Ну а потом ждете пополнения и вперед.
– Вот гадство… – ругнулся Еж. – Значит, мы тут на дядю работаем?
– Это армия, сынок! – похлопал его по плечу Вини. – Надо трофеи заныкать. Хватайся за ящик, потащили.
