— Не может быть… — Эдвард вплотную подошёл к телевизору и опустится на колени, рассматривая видеокадры происшествия.
— Мы с Пенни вам звонили раз десять! Но вы не брали трубку, — обижалась миссис Уоткинс. — Скажи честно, Эдвард, с какого перепугу вы вдруг рванули в Лондон? Это все Ацель, так ведь? Я прекрасно тебя знаю, ты не способен на спонтанные поступки.
— Простите, миссис Уоткинс, у меня разрядился телефон. — Студент выдрузил смартфон и печально глянул в чёрный экран.
— Не извиняйся перед ними, Эдвард, — сказал пришелец. — С каких пор вам не плевать на нас? — хмуро покосился он на мать и дочь — таких одинаковых, но таких разных.
— А ты не знаешь, да? — вздохнула Хелен, опираясь на биту как на трость. — Нам никогда не было на вас плевать, мы же — соседи, в конце концов, так ведь, дочка?
Пенни сидела на стуле — локти на столе, горячий чай обжигает ладони, сложенные кувшином, светлые локоны закрывают лицо.
— Да, — кивнула она холодно, не расставаясь с чашкой.
Юноша поднялся и сердце его бесстрастно застыло.
— Я не верю тебе, Пенни, — произнёс он серьёзно. — Не ты ли говорила, что тебе плевать на судьбу Ацеля? И на меня тебе тоже фиолетово. Ты просто заискиваешь перед матерью, чтобы казаться хорошей дочерью, но твои глаза — лёд.
Девушка как ни в чем не бывало отпила чай.
— Тебе только с Габриэль нравилось проводить время, а мы, мы все — недостойные, скажи мне, если я ошибаюсь?
Ацель и Хелен удивлённо помалкивали.
Пенни допила чай, неторопливо отодвинула сервиз и, также медленно, точно отжимаясь, вышла из-за стола, чтобы по-английски покинуть соседскую квартиру.
— Молодец, Эдвард, горжусь тобой! — искренне порадовался Ацель. — Теперь и старуху прогони, пожалуйста.
— Ты где здесь старуху увидел, ящер небритый! — налегла на него миссис Уоткинс.
— Вообще-то у рептилоидов не растут волосы на лице.
— Да? А синяки растут?
Хелен покусилась на неприкосновенность пришельца, но в тот же миг хлопнула ещё одна дверь — Эдвард закрылся в спальне.
Студент поставил смартфон на зарядку и лёг в кровать. Он не планировал спать, но шторы были занавешены и сумрак сморил его. Однако даже во сне он не мог отделаться от послевкусия горького коктейля из обиды и стыда.
Ему виделась Пенни. Та же картина, что и в реальности: сидит за столом, не выпускает из рук чашку. Он сравнил её глаза со льдом, и вдруг чай остыл — перестал идти пар, появилась наледь, под расслабленными пальцами образовывалась ледяная корка. Во сне Пенни не ушла — повернула голову в бок, оценивающе посмотрела на него и холодно улыбнулась. «Завистник», — сказала она кратко и стремительно оледенела. Но он упоенно продолжал внимать её очерствелым глазам, карябать сердце о серп этой зловещей улыбки. И тогда, откуда не возьмись, запорошила метель: все мела, и мела отовсюду, мешая обзору, и вскоре застеленная снежными парусами прекрасная скульптура стала вечной пленницей стихии… Эдвард продрог, захотел согреть руки карманах, но понял, что тоже обращается в лёд.
Он проснулся. За окном уже темнело, но в комнате словно бы заблаговременно поселилась ночь. Потянувшись к телефону, юноша заслышал что-то невнятное. Он тут же включил настольную лампу.
— Ацель? — выдохнул Эдвард с облегчением. — Ты меня напугал. Что ты делаешь?
— Мою полы. — Пришелец не прервал свою работу, беспричастно водя шваброй перед дверью. — Прости, я тебя разбудил?
— Нет, удивительно, но нет. Кажется, ты вышел на новый уровень странности, — рассмеялся студент сонно. — Но ты бы лучше пощадил свою руку. — Он нажал на кнопку включения смартфона.
— Иногда приходится чем-то жертвовать.
Ящер не задействовал правую руку, перебинтованную марлевыми бинтами, тем не менее — на мастерство орудовать тряпкой это никак не влияло.
Эдвард что-то озадаченно высматривал в телефоне, и Ацель настороженно поинтересовался — все ли нормально?
— Да, секунду, — рассеянно бросил тот и спешно куда-то ушёл, не отрывая внимания от экрана.
Студент вышел на балкон. Смеркалось, и подсветка смартфона жестоко резала глаза. Сообщения о пропущенных звонках сыпались горстями: Мия Донсон, куча входящих от Уоткинсов, снова Мия, но вот среди этих неформальных вызовов затесалось страшное «Директор».
Эдвард незамедлительно перезвонил.
— Здравствуйте, — робко сказал он, чёрный корпус смартфона скользил в его ладони, — мистер Финиган.
Директор музыкального магазина, где студент подрабатывал уже более года, иронично поприветствовал непутевого работника:
— Ну здравствуй, соизволил ли таки выйти на связь, Эдвард Лэйд? Не маловат ли ты, чтобы так напиваться, хм?
— Простите?..
— Я, конечно, все понимаю. Бабушки не каждый день умирают, и я искренне сочувствую тебе, Эдвард, но это уже ни в какие рамки не лезет! — Вдруг прикрикнул мистер Финиган. — Я дал тебе три дня отгул. Второй раз за месяц, хочу напомнить! И что ты сделал?
— Что я сделал?
— Эдвард, — выдохнул тот, — какой сегодня день?
— Среда.
— Среда? Скажи мне, сколько ты выпил? Сегодня четверг. Ты должен был выйти на работу!
— Простите, я…
— Ты уволен. — Мистер Финиган пресёк оправдательную речь. — Приходи завтра. Рассчитаемся.
— Но мистер Финиган!
— Эдвард, ты хороший парень, тактичный и ответственный, ни разу никому не нагрубил, но войди в моё положение! Я шёл тебе на уступки, а ты — подвел меня.
— Простите, — ещё тише извинился работник.
— И перестань все время извиняться, если не хочешь, чтобы об тебя выбирали ноги. Давай, нам пора закрываться, до завтра. — И мистер Финиган повесил трубку.
Сверчки досаждали своим стрекотанием. Станвеллский вечер был на редкость спокоен, но внешний мир не слишком резонировал с тем, как клокотало разочарование одного человека. Юноша сунул смартфон в карман и вздохнул. В летнем воздухе витал медовый аромат цветов и трав. Эдвард наполнил легкие и уставился на окрестности, представленные взору с третьего этажа. Отсюда был виден парк — широкая зеленая шапка, опушившаяся на западе. Суровые одноликие дома с черными окнами тянулись с юга на восток солдатским строем.
— Это все из-за меня, — признал свою вину Ацель, который, конечно же, подслушал весь разговор. Он все ещё цеплялся за швабру, застряв между гостиной и балконом.
Эдвард повернул голову и натянуто, но беззлобно улыбнулся:
— Забей, найду что-нибудь получше.
— Например? — Пришелец оставил швабру и встал рядом с сожителем.
— Ну не знаю, попрошу Лили устроить меня в ту кофейню, в которой ты работал.
— Один день.
— Да, один день, — рассмеялся студент. — Спорим, я продержусь дольше?
— А как же музыкальная карьера?
— Да брось, Ацель, с самого начала было очевидно, что музыкант из меня не выйдет. — Эдвард печально усмехнулся.
— Почему? — искренне не понимал Ацель.
— Я хреново играю.
— Вздор!
— Тогда почему меня выгнали из группы? — Студент обиженно скосил брови и впился в собеседника настырным взглядом, будто бы тот мог смести его негодование.
— Почему? Да потому что они все — придурки! — вспылил Ацель, расчесав кулак о стену. — Ты правда думаешь, что талант — это тот критерий, которым они руководствовались? Черта с два! Все эти мелкие социальные группы существуют благодаря внутренней сплоченности. Они избавились от тебя лишь потому, что ты не похож на них, ты не смог стать звенью в этой ординарной цепи, ты выделялся из массы, Эдвард, а это — худшее оскорбление для неё. Ты отлично играешь. И я говорю это не из-за моего отношения к тебе как к моему лучшему другу, это — независимая оценка. Благодаря тебя я полюбил музыку, благодаря твоей игре, твоему пению. И пусть я не разбираюсь в тонкостях, но мне нравится, мне нравится то, что ты делаешь. А разве не это главное? Нравится публике! Я — твоя публика, и мне нравится!
— Ацель, — напряженно прикрыл глаза Эдвард, стараясь не быть излишне сентиментальным. — Ты просто, — вздохнул он, — ты невероятен!
