Прежде чем ответить, сжигает меня взглядом. Дотла, вашу мать. Говорить ничего не надо. По глазам все понятно. И, как я ни стараюсь, знаю, что выдаю не меньше. С неутолимым голодом жадно, почти свирепо окатываю ее бушующим пожаром. Поглощаю.
Варя зацикливается и задыхается. Нервно облизывает губы и резко вдыхает. Сука, ни одна фотка, даже видео, не сравнится. Меня, блядь, просто подрывает. Как я, на хрен, должен это пережить?
– Я нормально, – произносит, наконец, Любомирова. Убеждаю себя, что торчу на ее губах, чтобы вовремя разбирать звуки в царящем вокруг нас грохоте. На глазах – чтобы считывать подтверждение того, что говорит. Но проблема в том, что сердце выдает едва ли не больше шума, чем долбаная стереосистема Фили. – А ты как?
С оттяжкой доходит этот вопрос.
– У меня все пиздато, – высекаю намеренно грубо и уверенно.
Соррян, блядь. Выгребаю, как могу.
– Ясно, – кивает Варя. Моргает и неожиданно подается ближе. Не успеваю сгруппироваться и скрыть реакции, когда запахом ее обдает. Дергаюсь и резко вдыхаю. Она так же быстро опускает взгляд вниз. Смотрит куда-то на мое плечо, но дистанцию не увеличивает. – Раз и у тебя, и у меня все в порядке… Мы можем сейчас быть просто друзьями?
Проходит несколько затяжных секунд. Любомирова поднимает ресницы. Возобновляя контакт, будто на слабо меня берет. И я вроде как вынужден выдать какой-то нейтральный ответ.
– Можем. Но не стоит.
– Можем, – зацикливается на первой части. – Это главное. Можем – значит, будем. Друзья, – изрекает голосом заправского судьи. Интуитивно понимаю, что угодил в капкан, но всего масштаба бедствия не осознаю, пока Варя не добавляет: – Потанцуй со мной, друг.
Глава 46
Нельзя.
© Кирилл Бойко
– Нельзя, – резко бросаю я.
Знала бы Варя, с каким трудом выдыхаю это долбаное запрещающее слово. Ненавистное. Удушающее. Мучительное. Пытаюсь убедить себя, что только оно и осталось у нас. Но это ведь неправда. Сука, конечно же, неправда.
«Варя велела передать, что любит тебя…»
И вот она рядом. Рядом со мной. По ощущениям, не меньше четверти часа прошло, а я все не могу поверить в то, что все происходит в реальности. Сознательно ведь ограждал себя от встреч. Понимал, что если увижу, не вывезу. И вроде бы за три недели успел подлататься, как-то смириться с текущим положением и накопить то, чего у меня никогда не было – терпение. Куда все это сейчас делось? Как я должен все разрулить, если с тех пор, как посмотрел на Любомирову, даже взгляда от нее оторвать не способен?!
Вижу, что ее мой ответ задевает. Но… Она улыбается.
– Почему нельзя? Кто тебе не разрешает?
Дразнит меня в своей обычной центурионовской манере, а попадает ведь в самую точку. И снова мне нечем дышать. Снова останавливается отданное ей сердце. Жаль, ненадолго. Когда снова срывается, физически больно становится. Кажется, все пространство только оно забивает. Ни одного гребаного свободного миллиметра не оставляет. Как тут дышать, если все перекрыто? Сдохнуть проще. Если бы я только умел сдаваться.
На самом деле за танец нас, безусловно, никто не распнет. Можно было бы сделать это действительно в рамках приличия. Но, черт возьми, я же себе не доверяю! Если прикоснусь, существует большая вероятность, что весь контроль на хрен полетит. Вот поэтому нельзя. Но Любомировой это объяснить сложно.
– Не смешно, Центурион.
– Очень смешно!
Сама же не улыбается. Блеск в глазах приобретает иной оттенок. Больно ей. Мне, блядь, тоже. Принимаю ведь. Ее всячески уберечь пытаюсь, но Варя же не понимает.
Придется быть подонком.
– Просто не хочу. Так понятно?
Все реакции заторможены. Вижу лишь ее лицо. Оно становится грустным. Закусывая губу, Любомирова пытается вернуть себе самообладание. А мне, блядь, в очередной раз охота наплевать на все и просто обнять ее. Давлю бутылку до дрожи в перенапряженных мышцах. По ним же новая порция жара ползет, пока в какой-то момент не приходит оцепенение. Спасительный паралич. Жаль, весьма кратковременный.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Потому что когда Варя вздыхает, быстро облизывает губы и уводит взгляд в толпу, внутренности разбивает противоречивая волна протеста.
– Ясно… Конечно… Я все понимаю… – вроде как бормочет, но я каким-то образом отчетливо слышу не просто слова, все интонации разбираю. Никакой шум, ор, грохот музыки не мешает. Заточен исключительно на нее. – А как думаешь, этот парень мне подойдет?
Замираю инстинктивно, когда внутри меня разрывается все, что успел собрать. Человеческий организм – гениальная система. Но знаете, в чем несостоятельность этой чертовой структуры? В том, что даже если хватит удар, прежде чем долбаное сердце полностью остановится, оно еще какое-то время по инерции совершает движения и позволяет в полной мере, поверьте мне, прочувствовать всю, мать вашу, боль.
Пока поворачиваю следом за Варей голову, не дышу.
– Самое то, – старательно выговариваю.
Каждый слог дается с трудом. И сам себя даже не слышу. Настолько громко тарахтит, трещит и скрежещет все внутри меня.
– Что ж… – отрывисто выговаривает Варя. Прежде чем подняться, смотрит мне в глаза. Уверен, что в эту секунду выдаю все свои чувства. Перекрыть не способен. Выливает все наружу. Веки дрожат, но и их опустить сил не хватает. – Тогда я пошла… Приглашу… Пожелай мне удачи…
– Удачи.
Шумный судорожный выдох с ее стороны. Разрыв контакта.
Не оборачиваюсь, чтобы посмотреть вслед. Не шевелюсь в принципе. Сугубо прямо перед собой смотрю. Пока в глазах не возникает жжение, даже не моргаю. Медленно подношу бутылку ко рту. Машинально глотаю теплое отвратительное пойло. Сдержанно выдыхаю. Сжимаю руки в кулаки. В груди все ярче горит. Захлебываюсь. Перемещаясь, собираюсь сцепить ладони и, уперев локти в барную стойку, запечатать ими рот, из которого рвется звериный рев. В принципе, выполнить это движение удается. И даже задержаться на пару секунд. А потом… В себя прихожу, когда уже двигаюсь в толпе людей. Затылок Любомировой на прицеле. Только сейчас отмечаю, что ее волосы снова светлые. Рывками сознание ловлю. Ни хрена в себе не уверен. Но остановиться не могу, пока не хватаю Варю за плечи, не разворачиваю, не впечатываю себе в грудь… Натужно с хрипом выдыхаю, словно от этого столкновения, наконец, кончаюсь. Да, блядь, безусловно, кончаюсь.
Стискивая пальцами затылок, не даю Любомировой отстраниться и посмотреть в глаза. Позже осознаю, что она и не пытается. Выдох ее ощущаю. А потом, как скользит ладонями мне под руки – пробивает током. Меня качает. Варю со мной. Только ей-то точно пофиг. Обнимает, как раньше. Изо всех своих центурионовских сил. Вырывает почву из-под ног. Улетаю.
Стоим в центре толпы, но наша склейка, конечно же, никак не тянет на танец. Инициирую раскачивания, чтобы хоть как-то оправдать эту близость. Перед собой, перед другими и, черт возьми, перед ней. Иначе все мои слова выглядят, как галимый треп. Да блядь же… В ее глазах именно так и выглядит. В любом случае. Все, что говорю – рушу действиями.
Не дурак ведь, понимаю, что Варя чувствует, как дышу рывками. В эти объятия не просто силу вкладываю, выдаю своей хваткой весь спектр одержимых эмоций. Пока качаемся якобы в такт музыки, трогаю в пределах приличия – от плеч до поясницы. Но, черт возьми, сами движения выходят далеко за границы. Вдавливаю ладони, стискиваю до дрожи. Но самое обличающее – стояк. Как ни смещаюсь – то в живот Варе, то куда-то в бок чуть выше бедра упираюсь. И не похоть это… Хотя и она тоже, безусловно. Но в общем все гораздо хуже. Вдыхаю Любомирову, ощущаю ее, и память раскручивает тот чертов ящик, который я не так давно забил гвоздями и спрятал в дальний угол сознания. Топят флешбэки. Как целовал раньше, беспрепятственно касался, любил… Полная потеря контроля.
Варя дрожит. Дышит все чаще. И тем самым накаляет меня еще сильнее. По всем показателями – максимум. Боюсь, на ее спине останутся синяки, но ослабить никак не получается.
