– Мастера не умеют делать тлёгитм. Но мы научились использовать сердечники этих существ, чтобы создавать… что-то похожее. Обычно мы этим не занимаемся, но иногда…
– Я очень хочу собаку, – сказал Малыш и взглянул на нас с Морганом исподлобья.
– Я пообещала Малышу, что сделаю ему собаку, – сказала Нета. – Если у меня будет достаточное количество сердечников.
– Настоящую собаку, – проговорил Малыш.
– Настолько настоящую, насколько это возможно, – подтвердила Нета. – Малыш занимается поиском тлёгитм, и вместе с этими у нас теперь их двенадцать штук.
– Почти месяц уже ищу, – грустно вставил Малыш.
– А сколько нужно насобирать всего? – спросил Морган.
– Примерно пару тысяч, – ответила Нета. – Ладно, Малыш, пойдем их выпустим к остальным. И мне надо работать.
Нета была занята тем, что строила второй скутер – реплику ее летучей машинки. «Зачем? – переспросила она в ответ на наш вопрос. – А пригодится. Ну... вот у вас в Сети как делают? В кинематографе, например. Если герой ездит на мотоцикле, то покупают несколько одинаковых мотоциклов. Вдруг с одним что-то случится!»
Морган взялся ей помогать, а я больше сидел на солнышке; мне ничего не хотелось делать и никуда не хотелось идти. Малыш исчез из мастерской, Рыжего тоже было не видать. Нета то и дело пускалась в длинные объяснения в ответ на вопросы Моргана, но я не вникал: дремал, рассматривал Нету и слушал их голоса. Мне нравилась внешность Неты и ее голос: звонкий, но всегда какой-то очень твердый и холодный. Она говорила, как будто диктовала студентам лекцию – причем по непостижимой причине это не мешало ее голосу быть очень приятным. Вот на что он больше всего был похож: на звяканье льдинок в стакане с водой. На лекциях у Неты, пожалуй, были бы аншлаги, даже если бы она непрерывно несла какую-нибудь галиматью. Но любви к галиматье не водится, слава Богу, ни за одним мастером.
Только один раз за этот длинный, теплый, пыльный пустой и звонкий день я вступил в их разговор: когда речь зашла о Малыше. Нета объяснила, что родители не разрешают Малышу завести собаку в Лабиринте, но она не видит причин, почему бы ему нельзя это было во Фриланде.
– Разве не проще привести собаку из Лабиринта? – спросил ее Морган. – Ты, может быть, не знаешь, но там очень много собак, которые нуждаются в хозяине.
– А ты пробовал когда-нибудь сюда привести какое-нибудь живое существо из Лабиринта? – спросила его Нета.
– Я ведь не проводник. Аптека! – окликнул он меня. – А ты пробовал?..
– Однажды в детстве, – подумав, вспомнил я. – Я тогда убегал из Лабиринта поминутно. И сразу возвращался. У нас была кошка, и я однажды попытался пройти через гейт с кошкой на руках. Она расцарапала меня и сбежала.
Нета кивнула.
– Животные очень чувствуют Границу. И почему-то всегда стараются держаться от нее подальше. Исключения есть, но они редки.
– Двенадцать экземпляров за месяц, – проговорил Морган, взглядывая на Нету. – И что же, Малыш несколько лет только и будет делать, что ходить по зарослям и искать этих существ?
– У меня и в мыслях нет заставлять его заниматься этим несколько лет, – удивленно ответила она. – Скоро у меня будет оказия навестить какую-нибудь фабрику, и я попрошу у крох недостающее количество сердечников. Но только если увижу, что мальчик упорно и последовательно трудится.
– Да, – сказал я. – Начинающему проводнику лучше заниматься каким-нибудь делом, а не просто болтаться по Стране без цели. Это повышает его шансы на то, что в Лабиринте наша Страна в определенный момент не выветрится у него из памяти.
Нета задумчиво глянула на меня.
– Я рассуждала примерно так же. Но спасибо. Это ценно, когда твои домыслы подтверждает настоящий проводник.
Вечером явился Рыжий, проглотил ужин и завалился спать.
Глава 16. Собаки не рождаются злыми
День 3.
Перед рассветом мы проснулись от шуршания, потрескивания и невнятного бормотания. Мы высунули носы в утреннюю прохладу и убедились, что так и есть: мимо мастерской неторопливым потоком шла миграция кодама. Неты нигде было не видать. Мы вчетвером влезли на кирпичный забор и наблюдали, как маленькие создания без спешки ковыляют через лес, то и дело скрываясь в листвяной подстилке и траве; иногда какой-нибудь кодама взглядывал на нас и кивал, серьезно глядя детскими глазами. Эти существа безобидны, если их не трогать, и к тому же они ухаживают за лесом. Но им нельзя попадать в Лабиринт: там они быстро дичают, становятся злобными и до крайности агрессивными.
Малыш забрасывал нас вопросами, но мы и сами в первый раз видели, чтобы миграция кодама была такой многочисленной. Кодама постепенно прошли, и мы заспорили. В лесу стало совсем тихо, не было ни ветерка. Мы тоже разговаривали тихо, а потом Малыш сказал «ой» и замолчал, и тогда мы тоже заметили дозорного, который стоял, прислонившись к ближайшему дереву, и смотрел на нас.
– Проводник, нам нужно уточнить, – без вступления сказал дозорный. – Вот этот черный пес, которого вы перевели через Границу – он ваш?
– Какой еще черный пес? – в изумлении проговорил Рыжий.