Огонек распахнул глаза, которые, даже не заметив как, зажмурил. Оружие он идентифицировал легко: заряд со смещенным центром, крошечный след снаружи и полная каша внутри. Пару дней назад он опробовал такой на полигоне. Эти бластеры тоже выдаются только по личному распоряжению Министра обороны.
«Скаббард! Убью! Докопаюсь, докажу и лично сверну шею! Клянусь!»
Он зажмурился, представив, что чувствовал десятилетний пацан в те короткие мгновения. Почему-то Огонек был уверен, что тот не думал о собственной смерти, шокированный произошедшим с родителями. Мужчина вспоминал себя, восьмилетнего, отстраненно следящего, как падает отец, как воет над его телом мать. Разом вернулись позабытые воспоминания о том, как он беззвучно кричал внутри, отсрочивая понимание свалившегося на него ужаса.
Огонек подошел ближе и, плюнув на то, как будут орать следаки, осторожно перевернул Карабину на спину, а потом нежно коснулся руки. Прохладная, уже утрачивающая подвижность, как будто манекен, а не родное существо. Тонкие пальцы, так похожие на изящные пальцы Нагинаты. Всего лишь на прошлых выходных они приезжали в гости, и теща, в шутку ругая дочь, поправила ему топорщащийся воротник, а потом этой самой рукой погладила по щеке. Он зажмурился и ткнулся лбом в серую ладошку, позволив горю взять над собой верх на мгновение.
Сердце сжалось, к горлу подкатила тошнота. Его не просто потрясла смерть близких, его подкосило то, что семью, мирно проводящую вечер, безжалостно убили; его, опытного воина, тошнило от того, что кто-то недрогнувшей рукой лишил жизни женщину и ребенка. Хотелось нажать на какую-то волшебную кнопку, перемотать назад и сделать что-то, чтобы этого не случилось. Но ничего не изменить. Хотелось закрыть глаза, а открыв их, увидеть перед собой аккуратно заправленную пустую кровать.
Но когда он снова смог туда посмотреть, они по-прежнему лежали поверх одеяла, переплетя три хвоста, два серых и рыжий, и только сильнее сомкнули их в момент смерти. Нагината тоже часто находила его хвост во сне, как будто боялась, что Огонек исчезнет. Он всегда смеялся над ее страхом потерять его, обещая, что они проживут вместе долгую жизнь, но может быть, ее женская интуиция что-то нашептывала?..
Всего несколько дней назад они с Троттлом, спрятавшись на крыше, курили и болтали о мотоциклах, пока Наги и Карабина хлопотали на кухне. Ему даже в голову не могло придти, что это последний раз, когда он видит тестя. Рыжий, глубоко затягиваясь, смаковал дым и доказывал, что система впрыска, стоящая на его «Харлее», надежнее, чем та, которую недавно поставил Огонек на «Дрэгстер», и они почти до хрипоты спорили, едва не подравшись.
Мужчина растер лицо руками, мелко сглатывая и пытаясь не завыть. Снова смерть выскочила неожиданно, снося с ног, ошеломляя! Как с отцом. Как с мамой и Праймер. Как с Тэсс.
«Как сказать Нагинате о том, что родителей и брата больше нет?» — в груди заледенело. Боль за дорогую ему женщину, жгучая, острая, раскатилась внутри. Он бы все отдал, чтобы его девочке не пришлось пройти через то, что вот-вот предстоит. Он слишком отчетливо помнил, как это — терять родных.
Не сейчас. Не вот так.
«Скаббард! За ее боль порву на части собственными руками!»
Его взгляд скользнул по светлому одеялу и внезапно зацепился за крохотный клочок черной шерсти на самом краю кровати. Черный! Прищурив глаза и поджав губы, Огонек снял волоски и рассмотрел на свету. Слишком темные и короткие, чтобы принадлежать Карабине. Стокера-младшего? Но что-то подсказывало, что этот клочок шерсти не принадлежал никому в этой семье.
«Черная! Выкормыш Скаббарда! Надо было давно кончить этого ублюдка!»
Пораженный догадкой, Огонек огляделся, вытянул салфетку из диспенсера на тумбочке и аккуратно ссыпал в нее волоски, а потом бережно свернул бумагу. Поднимет связи и проверит свою догадку. И если она верна!..
«Эта сука пожалеет, что не издохла в том клубе!»
Звуки сирен и подъехавшего кортежа вырвали его из оцепенения, в которое он впал. Огонек, собравшись, затолкал крошечный кулечек в один из подсумков и спешно огляделся, запоминая детали: если приехал кто-то из прихвостней Скаббарда, его быстро выставят вон.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
По дому разнеслись голоса, звук открываемой двери, топот множества сапог по полу: экспертная группа растекалась по месту преступления. Вот раздались уверенные шаги на лестнице: сюда шел кто-то, кто точно знал, куда направляться. Спустя пару секунд дверь послушно скользнула в сторону.
На Огонька покрасневшими, смертельно уставшими глазами смотрел сгорбившийся старик, что заменил ему отца.
— Ты здесь!.. — Стокер шагнул в комнату, обегая ее каким-то жутким, немигающим взглядом, и замер, уставившись на кровать. Охрана за его спиной попыталась последовать за Лидером, но была остановлена взмахом руки. Краем сознания, которое пыталось переработать слишком большое количество информации разом, Огонек отметил, что мерзкой черной рожи не видно. — Подождите снаружи, — телохранители послушно отступили в коридор, дверь скользнула на место, и мужчины остались одни. Тяжело дыша, старик оперся на стену, не отрывая полного ужаса взгляда от ребенка, названного в его честь, и матери, что не перестала обнимать сына одной рукой даже в смерти. — О, Фобос!
— Бать, не нервничай, хорошо? Ты зачем приехал сам? — Огонек подошел ближе, готовый позвать на помощь, если старшему станет плохо. Стокер был крепким, но зрелище, открывшееся ему, могло подкосить и значительно более молодого.
— Должен был… сам… убедиться… — Лидер наконец оторвал сумасшедший взгляд от кровати и перевел его на Огонька. — Он-то тут что делал? — Застонав, кивнул на мальчика и закрыл лицо руками.
— Видимо, книжку перед сном читали. Стечение обстоятельств, — тихо проговорил серый. Из-за ладоней, что закрывали лицо лидера, донесся задушенный хрип и его плечи содрогнулись. Младший, холодея, понял, что несокрушимый волевой воин, прошедший сотни боев и видевший множество смертей, впервые при нем плачет. Он шагнул к Стокеру и обнял, сжимая в крепких объятиях вздрагивающие плечи. Горе и боль, исходившие от старика, сбивали с ног. Внезапно в носу защипало, горло сжалось и впервые за долгие годы он тоже почувствовал на глазах влагу. Серый судорожно втянул воздух сквозь зубы, стараясь не дать им ходу, понимая, что Стокеру, прощающемуся со старыми друзьями, поддержка сейчас нужнее.
— Твою мать, как же могло так случиться? — пару минут спустя старший взял себя в руки и, благодарно похлопав по плечу, отстранился. Помедлив мгновение, приблизился к кровати и опустился на пол около мышки. — Как же сына-то твоего не уберегли, а, Карабина? — Он осторожно взял в свои руки ее и, уткнувшись в серую холодную ладонь лбом точно так же, как делал это несколькими минутами ранее Огонек, застонал, покачиваясь из стороны в сторону. — Как оно все вообще вот так обернулось, бро?
Прислонившись виском к ее бедру, он, сидя рядом, перебирал закоченевшие пальцы, гладил ладошку, не решаясь смотреть выше, туда, где родные черты становились все менее узнаваемыми. Сколько лет они не виделись? Огонек не помнил, чтобы после отставки Карабины они встречались, кроме короткого эпизода на их с Наги свадьбе, когда Стокеру-старшему представили Стокера-младшего. Он помнил, как потеплел тогда взгляд Лидера, с каким интересом он разговаривал с мальчишкой, напомнив доброго дедушку с внуком. Знай он о том, что век подруги будет так короток, стал бы таить обиду, понимая, что шанса свидеться больше не представится?
И вот сейчас сердце младшего рвалось на части, видя, как его друг горюет о тех, кому не все успел сказать. Кто больше его не услышит.
— Бать, ну не надо! Давай я тебя провожу вниз, выпьешь воды, придешь в себя, — Огонек присел рядом и положил руку ему на плечо. Стокер вздрогнул, как будто забыл, что рядом с ним был кто-то еще, и поднял на Огонька влажные, смертельно уставшие, но очень внимательно глядящие на него, глаза:
— Ты знаешь что, сынок, ты езжай к Нагинате. Она, небось, не знает еще! Скажи ей сам, не нужно, чтоб она от посторонних узнала…
