и оставить меня наедине со страданиями, он забирается на кровать и укладывает меня на свое голое тело. Моя голова лежит на сгибе плеча, а грудь прижата к его боку.
Я таю на профессоре и вздыхаю. Это самая большая близость, которую я ощущала к кому-либо за всю свою жизнь. Я могла бы так легко привыкнуть к тому, что он обнимает меня вот так.
— Расскажи мне о своем отце, — его глубокий голос резонирует в воздухе.
— Ты что, — бормочу я ему в шею. — Психолог?
— Если хочешь, — отвечает он легким голосом. — Вы были близки?
— Нет, — кладу руку в ямочку между его грудными мышцами. — Да. Не совсем.
— Звучит противоречиво.
Я вздыхаю.
— Все сложно.
— Просвети меня.
— Всегда были только я и он, сколько себя помню.
— Где твоя мать?
— Где-то, — бормочу я. — Все, что осталось от нее, — это имя и несколько фотографий.
Профессор Сегал молчит. То ли это намек продолжать говорить, то ли он обдумывает мои слова, я не могу сказать наверняка. Но приятно разговаривать с кем-то, кто не будет слишком остро реагировать.
— Он был нормальным, наверное. Немного холодным, скупым и много разглагольствовал о женщинах. Но у меня был только он, верно?
Он издает звук согласия.
— Иногда мне хотелось, чтобы он упал замертво. Он обзывал меня всевозможными ужасными словами, — сжимаю зубы. — Один раз он угрожал продать меня этому жуткому сутенеру Криусу Ваниру.
Профессор Сегал напрягается, будто затаив дыхание.
Я съеживаюсь от того, что рассказала слишком много. Теперь он подумает, что папа поймал меня за чем-то гнусным.
— Это была всего лишь угроза, — слова натыкаются друг на друга. — Не то, чтобы я сделала что-то плохое. Ему просто не нравится, когда я одета как нормальная девушка.
— Отсюда и одежда из воскресной школы, в которую ты была одета в день нашей встречи.
Я смеюсь.
— Это самый простой способ сделать так, чтобы он отстал. Я приезжала домой только потому, что он настоял, чтобы я каждую неделю просила деньги на продукты. Но однажды он просто исчез.
— Он не сказал, куда направился, и не дал знать, что он в безопасности?
К горлу подкатывает желчь. Я чувствую себя дерьмом из-за того, что не трачу каждую свободную минуту на поиски папы, но жизнь без него в тысячу раз лучше.
— Ничего, — хриплю я.
Профессор делает глубокий вдох.
— Я поспрашивал о твоем отце и обнаружил кое-что интересное.
Я наклоняю голову, пытаясь встретиться с ним взглядом, но он смотрит на люстру.
— И что же?
— Ты не должна никому об этом говорить.
Мое сердце сжимается.
— Его убили?
— Нет, — говорит профессор Сегал слишком быстро, на мой взгляд, и затем делает паузу.
В моих легких останавливается воздух. Каждая часть тела замирает.
— Товарищ сказал мне, что его назначили новым начальником тюрьмы «Сикрофт».
— Извини, что?
— Что ты знаешь о делах своего отца?
— Он всегда говорил, что он бухгалтер, но держал меня в стороне от дел, — это мягко сказано, но я слишком привыкла хранить секреты, чтобы проговориться, что папа работает на ирландскую мафию. — А что?
— Он должен был заниматься не только бухгалтерией, чтобы заслужить такую ответственную должность. «Сикрофт» — это место, куда преступный мир помещает людей, слишком важных, чтобы убивать, и слишком опасных, чтобы оставить в живых.
— Только не говори, что это место реально существует. — говорю я.
— Видимо так, — он проводит пальцами по моим волосам, вызывая покалывание на коже головы. — Я думал, твой отец взял с тебя слово хранить в тайне место, куда он исчез.
— Нет, — скриплю зубами. — Не могу поверить, что потратила целый час на беспокойство об этом ублюдке.
Профессор Сегал смеется от души и продолжает смеяться даже тогда, когда это уже не кажется уместным. Это было даже не смешно. Я отстраняюсь, моя голова теперь лежит на его бицепсе, так что я могу лучше рассмотреть его лицо.
В уголках глаз веселые морщинки, а улыбка такая широкая, что кажется маниакальной. Что, черт возьми, я сказала, чтобы вызвать такую реакцию?
— Мариус? То есть… профессор? — провожу круг на его груди.
Он моргает снова и снова, словно активируя свою стальную маску.
— Ты просто напомнила мне кое-что.
— Твой отец тоже пропал?
Он снова смеется.
— Если бы пропал, я бы ненавидел его намного меньше.
— Ой, — я обвила рукой его грудь и зарылась лицом в его шею. — Извини. Полагаю, он был хуже моего.
Профессор Сегал успокаивающе проводит рукой вверх и вниз по моей спине, но мне интересно, не делает ли он это для собственного успокоения.
— Слова «ублюдок» недостаточно даже чтобы начать описать моего отца, — рычит он. — Его единственное достоинство в том, что он ценит образование.
Я фыркаю.
— То же самое и с моим.
Он целует меня в висок.
— Он когда-нибудь причинял тебе боль?
— Могло быть и хуже, — бормочу я.
— Как?
— Я имею в виду, что он никогда не поднимал руку и всегда успокаивался, когда я плакала. В основном он просто стоял надо мной и кричал всякую ерунду, пока я терпела.
Он качает головой.
— Он похож на человека, который не смог бы и слова сказать равному себе.
— Ага, — делаю паузу. — Каким был твой?
Мариус издает очень долгий вздох.
— Я не проводил с ним столько времени, сколько ты со своим. Моя мать была его любовницей и терпела его визиты несколько раз в месяц, но он был столь же хорош в контроле, сколь и в садизме.
— Каким образом? — мои пальцы сжимают его мышцы.
— Позже я понял, что он держал ее на поводке при помощи наркотиков. По этой причине она не пыталась сбежать.
— Но ты сбежал?
— Да.
То, как он произносит эти два слова, звучит зловеще.
— Ты убил его? — шепчу я.
Он зажмуривает глаза.
— Я потерпел неудачу. Это больше не повторится.
— Что ты имеешь в виду?
Он колеблется несколько мгновений, словно размышляя, стоит ли объяснять, но затем качает головой.
— Обсудим эту историю в другой раз. Тебе уже лучше, так что я принесу что-нибудь поесть.
Профессор Сегал выскальзывает из-под меня и направляется к двери.
Мои губы приоткрываются в знак протеста, но я не могу произнести ни слова. Там, откуда я родом, вмешательство в чужие дела может превратить любопытного назойливого человека в соучастника.
Но всего в нескольких предложениях он разгадал тайну того, что случилось с папой. Я рада, что он жив, и раздражена тем, что он бросил меня ради чего-то получше, но в основном я не переживаю из-за этого жалкого старого говнюка.
Теперь я горю желанием узнать,
