Она вернулась с чашкой дымящегося черного кофе и поставила ее на стол возле меня.
— Два куска сахара, правильно?
— Правильно.
Она положила сахар и размешала кофе. Я выпил немного и почувствовал себя лучше.
— Прекрасный кофе, — сказал я.
— Лучший друг работающей женщины, — сказала она. — Растворимый кофе. Неплохой, когда к нему привыкнешь.
— И что только люди не придумают!
— Хочешь пару таблеток аспирина? — предложила она. — Похоже, что у тебя голова болит.
— Как ты догадалась?
Она улыбнулась.
— Мы ведь были женаты, забыл? Когда у тебя болит голова, ты по-особому хмуришь лоб.
— Две, пожалуйста, — сказал я. — Спасибо.
Она принесла таблетки и села напротив, внимательно глядя на меня.
— Удивился, обнаружив меня в таком месте?
— Да, слегка, — ответил я. — До недавнего времени я не знал, что ты не оставила себе те деньги, которые я тебе дал. Почему?
— Они мне были не нужны, — призналась она просто. — А отцу — нужны. Вот я и отдала их ему. Он вложил их в дело.
— А что было нужно тебе?
После секундной заминки она ответила:
— То, что есть у меня сейчас: Джоан. И чтобы меня оставили в покое. Я оставила себе столько денег, чтобы уехать на восток и родить ребенка. Когда девочка подросла, я пошла работать. — Она улыбнулась. — Тебе это, конечно, покажется мелочью, но я работаю теперь старшим менеджером по персоналу и зарабатываю семьдесят долларов в неделю.
Я молча допил кофе и спросил:
— Как Амос?
Она пожала плечами.
— Не знаю. Ничего не слышала о нем вот уже четыре года. Как ты узнал мой адрес?
— От Рины.
Она помолчала, потом глубоко вздохнула и сказала:
— Мне очень жаль, Джонас. — В ее взгляде читалось искреннее сочувствие. — Ты можешь мне не верить, но мне действительно очень жаль. Я прочла в газетах. Как ужасно. Иметь так много, и вот так уйти.
— У Рины не осталось родственников, — сказал я, — поэтому я здесь.
На ее лицо отразилось недоумение.
— Не понимаю.
— Она оставила все свое состояние твоей дочери. Не знаю, сколько точно — тридцать или сорок тысяч после уплаты всех налогов и долгов. Она назначила меня душеприказчиком и заставила обещать, что девочка все получит.
Внезапно она побледнела, и в глазах ее блеснули слезы.
— Зачем она это сделала? Она ничего не была должна мне.
— Она винила себя за то, что случилось с нами.
— В том, что случилось с нами — моя и твоя вина, — горячо возразила она. — И глупо теперь вспоминать об этом. Это было и прошло.
Секунду я смотрел на нее, потом поднялся.
— Ты права, Моника. Это было и прошло, — сказал я и направился к двери. — Свяжись с Макалистером, он приготовит все бумаги.
Она заглянула мне в глаза.
— Почему бы тебе не остаться поужинать? У тебя усталый вид.
Я не стал объяснять ей, что у меня похмелье, и вежливо ответил:
— Нет, спасибо. Мне пора. Меня ждут дела.
На ее лице появилось странное, почти горькое выражение.
— О, я почти забыла. Твои дела.
— Точно.
— Я, наверное, должна быть тебе благодарна за то, что ты нашел время зайти, — сказала она и повернулась, не дав мне времени ответить. — Джоан, иди сюда и попрощайся с хорошим дядей.
Девочка вернулась в комнату с маленькой куклой и улыбнулась мне:
— Это моя куколка!
Я улыбнулся ей в ответ:
— Очень милая куколка.
— Скажи «до свидания», Джоан.
Девочка подала мне руку и сказала серьезно:
— До свидания, дядя. Приходи к нам еще. Когда-нибудь. Скоро.
Я пожал ей ручку и ответил:
— Приду, Джоан. До свидания.
Она улыбнулась, быстро выдернула руку и снова выбежала из комнаты.
— Пока, Моника. Если что-нибудь понадобится, звони.
— У меня все будет хорошо, Джонас, — улыбнулась она и протянула руку. — Спасибо. И, конечно, если бы Джоан понимала, то тоже поблагодарила бы тебя.
Я ответил на ее улыбку.
— Она славная девочка.
— До свидания, Джонас.
Она стояла в дверях, когда я шел по дорожке.
— Джонас! — окликнула она меня.
Я обернулся.
— Да, Моника?
Она поколебалась и вдруг рассмеялась.
— Ничего, Джонас. Не переутомляйся.
— Постараюсь! — засмеялся и я.
Она закрыла дверь, и я продолжил путь. Форест Хиллз, Куинс — ну и местечко! Я прошел шесть кварталов, прежде чем смог поймать такси.
* * *
— Но что мы будем делать с компанией? — спросил Вулф.
Посмотрев на него, я взял бутылку с бурбоном и снова налил себе рюмку, а потом подошел к окну и стал смотреть на Нью-Йорк.
— Как насчет «Грешницы»? — осведомился Дэн. — Мы должны решить, что с ней делать. Я уже начал переговоры насчет Джин Харлоу.
Я в ярости повернулся к нему.
— Мне не нужна Харлоу! — рявкнул я. — Это был фильм Рины.
— Но, Бог мой, Джонас! — вскричал Дэн. — Вы же не можете выбросить сценарий! Это влетит вам в полмиллиона — придется же расплачиваться с Де Миллем.
— Плевал я на то, сколько это будет стоить. Фильма не будет.
В комнате повисла тишина, и я снова отвернулся к окну. Слева огни Бродвея уходили прямо в небо, а справа за рекой находился район Форест Хиллз. Я скривился и выпил. В одном Моника была права. Я слишком много работаю.
Слишком много людей висело на мне, слишком много предприятий. «Взрывчатые вещества Корда». «Пластмассы Корда». «Самолеты Корда». «Интер-Континентал Эйрлайнз». А теперь я владел еще и кинокомпанией, которая мне была не нужна.
— Ладно, Джонас, — спокойно проговорил Макалистер. — Что ты намерен делать?
Я подошел к столу и снова наполнил стакан. Решение созрело. Теперь я знал, что буду делать отныне. Только то, что хочу. Пусть сами зарабатывают деньги и показывают мне, чего они стоят.
Я повернулся к Дэну Пирсу.
— Ты вечно твердил, что можешь делать картины лучше других, — сказал я. — Ладно. Ты отвечаешь за производство.
Прежде чем он успел ответить, я повернулся к Вулфу.
— Тебя волнует судьба компании. Теперь можешь волноваться по-настоящему. Ты отвечаешь за все остальное — прокат, кинотеатры, управление.
Я отвернулся и снова подошел к окну.
— Хорошо, Джонас, — сказал Макалистер. — Но ты не назвал членов правления.
— Ты, Мак — председатель совета директоров. Дэн — президент. Дэвид — вице-президент. — Я отпил глоток. — Еще есть вопросы?
Они переглянулись, и Мак сказал:
— В твое отсутствие Дэвид провел анализ. Компании требуется около трех миллионов долларов на этот год, чтобы поддержать ее на прежнем уровне.
— Получите миллион, — сказал я. — Обойдетесь этим.
— Но, Джонас, — запротестовал Дэн, — как я смогу делать фильмы без денег?
— Если не сможешь, — прорычал я, — убирайся, и я найду того, кто сможет.
Лицо Дэна побледнело. Сжав губы, он промолчал. Я перевел взгляд на остальных.
— Это относится и к вам. С сегодняшнего дня я больше ни с кем не нянчусь. Тот, кто не справляется, может выметаться. С этого момента никто меня не дергает. Если вы мне понадобитесь, я с вами свяжусь. Если вам надо что-то сообщить — отправьте письмо. Все, джентльмены. Спокойной ночи.
Когда дверь за ними закрылась, я ощутил внутри тяжелый комок гнева. Я снова подошел к окну. Форест Хиллз. Интересно, что у них там за школы, чтобы туда могла ходить такая девочка, как Джоан. Я допил то, что оставалось в стакане. Ком стал еще тяжелее. Вдруг я понял, что хочу женщину.
Набрав номер, я попросил Жозе из «Рио-Клуб».
— Слушаю, мистер Корд.
— Жозе, — сказал я. — Послушай, та девочка, что поет румбу. С такими большими…
— Глазами, — закончил он и рассмеялся. — Хорошо, мистер Корд, она будет у вас через полчаса.
Я положил трубку и, взяв бутылку со стола, снова подошел к окну. Этим вечером я кое-что понял.
Люди готовы заплатить любую цену за то, чего они по-настоящему хотят. Моника готова жить в Куинсе, чтобы быть вместе с дочерью. Дэн проглотит любые оскорбления, лишь бы снимать кино. Вулф готов на все, лишь бы доказать, что сможет управлять компанией лучше, чем его дядя Берни. А Мак продолжает платить за ту уверенность в будущем, которую я ему дал.
У каждого есть своя цена. Это могут быть деньги, власть, слава, секс — все, что угодно. Главное — знать, чего они хотят.
В дверь постучали.
— Войдите.
Она вошла, мерцая темными глазами. Ее длинные черные волосы доставали почти до бедер, а вырез платья чуть ли не до пупка демонстрировал белизну ее кожи. Она улыбнулась мне.
— Добрый вечер, мистер Корд. Как мило, что вы пригласили меня к себе.
— Выпей и раздевайся, — сказал я.
— Я не такая! — отрезала она и повернула к двери.
— А мои пятьсот долларов говорят, что такая.
