class="p1">— Значительное усовершенствование, — пошутил я. — Колоссальное. Масштаба астероида.
Поппи засмеялась громче. Я перекатился на бок, чтобы она легла рядом со мной. Ее рука осталась на моей талии, и я провел пальцами по ее шелковистой коже.
Я просто лежал и смотрел в небо. Поппи тоже молчала, а спустя какое-то время вдруг заговорила:
— Вскоре после того, как ты уехал, я начала чувствовать усталость. Такую сильную усталость, что даже не могла порой подняться с постели.
Я застыл. Она наконец решила рассказать. Рассказать, что произошло. Рассказать мне все.
— Мама отвезла меня к врачу, и он сделал несколько анализов. — Поппи тряхнула головой. — Если честно, все думали, что я просто переживаю из-за твоего отъезда. — Я закрыл глаза и глубоко вдохнул. — Я тоже так думала, — обнимая меня, добавила Поппи. — Первые несколько дней мне удавалось делать вид, что ты просто уехал на каникулы. Но спустя пару недель тот вакуум, что образовался у меня внутри, стал причинять слишком сильную боль. Сердце разбилось на кусочки. Кроме того, у меня начали болеть мышцы. Из-за нехватки энергии я много спала.
Поппи помолчала. Затем продолжила:
— В конце концов нам пришлось поехать в Атланту, чтобы я могла сдать там анализы. Пока врачи пытались выяснить, в чем дело, мы жили у тети Диди.
Поппи коснулась рукой моей щеки и заставила посмотреть ей в глаза.
— Я не говорила тебе о своей болезни, Руне, и притворялась, что со мной все в порядке потому, что не хотела делать тебе еще больнее. Я видела, как тебе плохо. Каждый раз, когда мы разговаривали по видеосвязи, я замечала, что из-за необходимости жить в Осло ты злишься все больше и больше. Ты говорил иногда такое… Это было непохоже на тебя.
— Значит, вы поехали к тете Диди, — решил прояснить я, — из-за твоей болезни. Вы поехали не просто в гости, как ты мне тогда сказала?
Поппи кивнула, и я заметил тень вины в ее зеленых глазах.
— Я знала тебя, Руне. Знала, что ты вот-вот сорвешься. Ты всегда был мрачным. Всегда был угрюмее остальных. Но со мной ты становился другим. Я могла лишь представить, что станет с тобой, если ты узнаешь о моей болезни.
Поппи мягко опустила голову мне на грудь.
— Вскоре мне поставили диагноз: прогрессирующая злокачественная гранулема, лимфома Ходжкина. Новость выбила из колеи всю мою семью. И в первую очередь она выбила из колеи меня. Как же иначе? — Я притянул Поппи ближе к себе, но она осторожно отстранилась. — Знаю, что всегда смотрела на мир не так, как смотрят другие. Всегда стремилась прожить каждый день по максимуму. Меня влекли те аспекты мира, которые не нравились другим. Думаю, отчасти потому, что я знала: у меня не так много времени на познание мира, как у других. Наверно, в глубине души я всегда это сознавала. Поэтому, когда доктор сказал, что даже после пройденного лечения у меня останется всего пара лет, я встретила эту новость спокойно.
Глаза Поппи наполнились слезами. Как и мои.
— Мы все оставались в Атланте и жили с тетей Диди. Айда и Саванна стали ходить в новую школу. Папа ездил на работу. Я училась на дому или в больнице. Мама и папа молились, надеясь на чудо. Но я знала, что никакого чуда не случится. И мне было спокойно. Я не падала духом. Хотя химиотерапия далась нелегко. Было ужасно, когда начали выпадать волосы. — Поппи моргнула. — Но разрыв с тобой меня почти убил. Это был мой выбор, и вина лежит на мне. Я просто хотела спасти тебя, Руне. Чтобы ты не увидел меня такой. Я видела, как смотрят на меня родители и сестры. Как им тяжело. Но я все еще могла защитить тебя. Могла дать тебе то, что не могла дать моей семье. Жизнь. Свободу. Возможность продолжать жить без боли.
— Это не сработало, — выдавил я.
Поппи потупила взгляд:
— Теперь я это знаю. Но поверь, Руне. Каждый божий день я думала о тебе. Я рисовала тебя в мыслях, молилась за тебя. Надеялась, что тьма, прорастающая внутри тебя, исчезнет, если меня не будет рядом.
Поппи снова опустила подбородок мне на грудь.
— Расскажи мне, Руне. Расскажи, что было с тобой.
Я стиснул зубы. У меня не было ни малейшего желания снова переживать то, что тогда происходило. Но я не мог отказывать моей девушке. Это было невозможно.
— Я злился, — заговорил я, убирая волосы с ее прекрасного лица. — Никто не мог толком сказать, где ты находишься. И почему перестала со мной общаться. Родители не оставляли меня в покое. Отец раздражал двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Я винил его во всем. И все еще виню.
Поппи хотела мне что-то сказать, но я помотал головой:
— Нет. Не надо.
Поппи послушалась. Я закрыл глаза и заставил себя продолжать:
— Я ходил в школу, но вскоре связался с компанией таких же, обозленных на весь мир. Стал гулять. Пить, курить… Делать все наперекор отцу.
— Руне, — грустно вздохнула Поппи и больше ничего не сказала.
— Вот так и жил. Забросил фотоаппарат. Убрал все, что напоминало о тебе. — У меня вырвался горький смешок. — Жалел, что я не могу вырвать сердце и тоже убрать его подальше. Потому что оно, это чертово сердце, не давало забыть тебя, как я ни старался. А потом мы вернулись. Вернулись сюда. И когда я увидел тебя в коридоре, вся злость, что текла по моим венам, отступила, словно вода во время отлива. В тот момент, когда я увидел эти каштановые волосы, эти зеленые глаза, которые смотрели прямо на меня, я понял, что все двухлетние попытки забыть тебя пошли прахом. Один твой взгляд смыл все.
Я сглотнул:
— А потом ты рассказала мне о… — Я замолчал, подбирая слова, но Поппи замотала головой.
— Нет. Пока хватит. Ты сказал достаточно.
— А ты? — спросил я. — Почему ты вернулась?
— Потому, что мне надоело, — вздохнула Поппи. — Все было впустую. Мне назначали очередной курс лечения, и каждый оказывался бесполезным. Онколог сказал напрямую: мне не поможет ничто. Услышав это, я тут же приняла решение. Вернуться домой. Прожить свои последние дни дома, на лекарствах. Среди тех, кого люблю больше всего на свете.
Поппи прижалась, поцеловала меня в щеку, в лоб и, наконец, в губы.
— И теперь у меня есть ты. Теперь я знаю, что так и было предначертано. Вот где нам предначертано быть в этот момент. Дома.
Я почувствовал, как по щеке катится слеза. Поппи тут
