и Нолан разочарованно стонет. С хныканьем лезу в карман, с трудом протискиваясь между нашими прижатыми друг к другу телами.
– Это Дефне, – говорю я.
У меня дежавю – несколько месяцев назад, когда я лежала на диване Нолана, произошло то же самое. Она всегда выбирает лучший момент для звонка – с таким тренером у тебя никогда не будет личной жизни.
– Не бери, – приказывает Нолан, и я рада ему подчиниться.
Телефон летит на комод, и мы продолжаем там, где остановились, не в силах насытиться друг другом. Вскоре Нолан оказывается передо мной на коленях и начинает расстегивать мои джинсы.
– Так вот, – говорит он напротив моего бедра, – все эти вещи, которыми мы займемся. Среди них, случайно, нет…
Вновь мой телефон. Нет, не мой – теперь вибрирует телефон Нолана.
– Дерьмо, – рычит он, вынимает его из кармана и кидает рядом с моим.
Внезапно мой взгляд падает на экран, и я напрягаюсь:
– Подожди. Это опять Дефне.
С тех пор как я приехала сюда, она ни разу не звонила – просто время от времени присылала сообщения. Тогда…
Мы замираем.
Телефон Нолана перестает вибрировать и секунду спустя звонит снова.
Мы обмениваемся долгими взглядами, пытаясь отдышаться. Нолан издает глубокий стон разочарования и прячет лицо у меня на животе. Слегка дрожащими руками он обхватывает меня за талию. Я воспринимаю это как безмолвное согласие.
– Привет, Деф…
Нолан задирает мою футболку и прикусывает кожу рядом с пупком. У меня вновь сбивается дыхание. Я хихикаю, вздыхаю, пытаюсь оттолкнуть его от себя. А потом все повторяется.
– Привет, Дефне, – наконец выдаю я.
Нолан языком проводит дорожку внизу живота.
– Как у тебя де…
– Мэллори, я уже еду. Тебе нужно немедленно вернуться в Нью-Йорк.
Глава 23
– В смысле, Кох сжульничал? Ты же знаешь, сколько там было камер…
– Кто-то наконец посмотрел запись.
Дефне не очень хорошо слышно: она говорит по громкой связи. Шум на заднем плане то стихает, то становится громче, потому что она едет по трассе между штатами. Мы с Ноланом сидим на кровати и не отрываем глаз друг от друга, но я с трудом могу понять, что он чувствует. Его волосы все еще в беспорядке после моих пальцев.
– Помнишь, он все время вставал, чтобы пройтись? Так вот, у него на локте были спрятаны смарт-часы. Он отходил от доски, находил, по его мнению, слепую зону без камер и с кем-то связывался. Предположительно, с кем-то, у кого был доступ к шахматным программам. Но он просчитался и дважды попался на видео. Второй раз был как раз перед последним ходом.
– Этот кусок дерьма, – бормочет Нолан. Челюсть напряжена, большой кулак сминает простыни.
– Что это значит? – спрашиваю я Дефне. – В плане чемпионата мира?
– ФИДЕ еще не делала никаких официальных заявлений. А Кох все отрицает и грозит судом. Но, Мэл, доказательства неоспоримые. Им придется его исключить.
– Значит, если Кох дисквалифицирован… – я думаю о возможных последствиях. Грудь сжимается от разочарования. – Значит, Нолан побеждает по умолчанию? И нам придется прекратить тренировки?
Подобные перспективы расстраивают меня сильнее, чем хотелось бы. Я пытаюсь смириться с этой мыслью в течение долгой паузы, а Нолан загадочно смотрит на меня. Затем Дефне шумно выдыхает.
– Мэл, – начинает она, – ты…
– Не совсем так, – перебивает ее Нолан.
– Тогда как? – я озадаченно хмурюсь. – Они не могут заново провести Турнир претендентов?
– Им и не нужно, – спокойно отвечает он.
Воздух между нами наэлектризован, внезапно превратившись в магнитное поле. И тогда до меня доходит.
Им не нужно, потому что у них уже есть претендент, который занял второе место.
Тот, кто почти победил, пока не проиграл в партии с Кохом.
Я.
– Но мы… Мы с Ноланом… – я взволнованно трясу головой. – Мы с Ноланом вместе тренировались.
– Именно поэтому я еду забрать тебя, Мэл. Буду через несколько…
Нолан сбрасывает звонок. Телефон тут же начинает вибрировать снова, но мы не обращаем внимания. Мы удерживаем взгляд в течение секунды – десяти лет, – и я без понятия, что думать, как относиться к тому, что только что услышала.
– Прости, я… – Встаю с кровати и смотрю на стопку книг на комоде, пытаясь привести мысли в порядок.
Если Дефне права, если ФИДЕ действительно попросит меня приехать на чемпионат мира… Три миллиона долларов. Я выкуплю дом, куплю маме все необходимые лекарства, оплачу сестрам университет. В конце концов, оплачу университет себе. Наша жизнь изменится.
Но мне придется признаться во всем маме и Сабрине. И они могут возненавидеть меня. Вдобавок ко всему есть другая проблема – Нолан. Три минуты назад я пыталась забраться к нему под кожу. Не одну неделю я была его секундантом. Я знала его слабые места, стратегии, тактики. Играть против него будет все равно что ограбить дом, ключ от которого он вручил мне для сохранности. Крайне неэтично.
О боже.
Не могу представить, как он, должно быть, потрясен. Как напуган. Как чувствует себя преданным от одной мысли, что я буду использовать против него все, что он сам мне рассказал.
Я поворачиваюсь и смотрю на него, собираясь убедить, что ничего подобного не случится, пообещать, что никогда так не поступлю. Но вижу, что он…
Улыбается?
– Что? Почему ты выглядишь таким счастливым?
– Потому что все складывается идеально. Потому что теперь это ты. – Он поднимается и подходит ко мне вплотную с расплывающейся улыбкой. Такой широкой, что я замечаю редкую ямочку на щеке. – Теперь я смогу с тобой сыграть.
– Я… нет. Мы не можем.
– Думаю, можем. – Он притягивает меня к себе, и я ему позволяю.
– Мне нужно подумать.
– Конечно. Думай. Можешь начать думать вслух. – Его изогнутые губы прижимаются к моему горлу. – Думай, пока я буду целовать тебя. Везде.
Я смеюсь. Затем его пальцы вновь тянутся к пуговице на моих джинсах. Я перестаю дышать от осознания, как сильно этого хочу. И хочу, чтобы это был он.
– Могу ли я сделать то, что делал с тобой в том сне? – спрашивает Нолан.
– Если я… – отстраняюсь, чтобы взглянуть на его счастливое лицо, в котором отражается все его желание. Внезапно испытываю ту же радость, что и он. Только мы вдвоем. Я, он и шахматная доска. – Я должна уехать?
– Нет.
– Но мы не можем тренироваться вместе.
– Тогда не будем. Я буду тренироваться в этой комнате. А ты займешь весь остальной дом.
– Все равно я знаю твои стратегии, Нолан. Знаю, как именно ты готовишься. И… – Я протягиваю ладони, чтобы коснуться этого красивого, упрямого, восхитительного лица. Прикусываю его нижнюю губу, потому что не могу держать себя в руках. – Это сумасшествие. Почему ты так рад?
Его улыбка остается по-прежнему широкой.
– Ты не знаешь?
Мое сердце увеличивает скорость до максимума. Едва не пробивает грудную клетку – так сильны мои эмоции. Я не хочу уезжать. Я хочу быть с Ноланом. Хочу спать с ним в этой кровати. Хочу просыпаться рядом с ним и чтобы он прижимал меня к себе. Хочу есть переваренные макароны, которые он готовит, пользоваться его зубной пастой и моментально считывать его настроение.
– Нолан, – шепчу я у его губ.
– Мэллори.
– Не пугайся, – говорю больше самой себе, – но, думаю, я в тебя…
С треском распахивается дверь.
– О боже, младенчик Иисус, ребята, вы видели?.. О, сорян.
Нолан издает раздосадованный стон. Нам требуется минута, чтобы распутать переплетенные конечности и повернуться к Тану, – это она влетела в комнату не постучавшись.
– Кох? – уточняет Нолан хриплым голосом и рукой обвивает меня за талию, как будто физически не может не касаться меня.
Я прислоняюсь к нему просто потому, что могу.
– Он сжульничал! Эта сучка с мозгом пичуги! Мы должны были догадаться, что он использовал программу.
Я ухмыляюсь:
– Это точно.
– А этот тикток? Мудачий мудак, правда?
Нолан моргает:
– Какой тикток?
Секунду спустя мы смотрим, как Кох (@большойКох, я его презираю) говорит перед стеной, на которой, очевидно, без всякой иронии висит его портрет маслом. Немецкий акцент сильнее, чем обычно.
