предупредил Яков.
– Забижаешь, кузнец. Не воры мы – бесы! Только зря ты в енто дело ввязался – с Кощеем шутки плохи, – предупредила бесовка и полезла обратно в озеро.
– Ничего, как-нибудь.
Мелкий бес выскочил из воды, припустил куда-то, только копытца засверкали, а через миг объявился вновь. Дышал он тяжело, маленькая грудь с выпиравшими наружу ребрышками тяжко вздымалась. В лапках бес держал котомку.
– Вот, забери! – сунул он ее в руки кузнецу. – Жадина! И ямищу завали, как было сделай.
– Хозяину отдай, пущай проверит сперва, – поковырял Яков в зубах ногтем. Тон маленького нахала не произвел на него никакого впечатления.
Бесенок, побурев от злости, перебежал к Ивану Царевичу и всучил котомку ему.
– На, подавись!
– И тебе не кашлять, – отозвался Иван Царевич, копаясь в котомке. – Да все вроде как на месте, – подтвердил он.
– Сказала же, – булькнула из озера бесовка. – Не воры мы, а только выйдет тебе боком котомка эта, кузнец.
– Переживем как-нибудь, – с лошадиным спокойствием ответил Яков и принялся восстанавливать изрытый бережок. – Ну, вот и все! – сообщил он бесам, утаптывая ногами комья земли. – Делать нечего, придется еще на холме пожить.
– Ага, поживи, – опять булькнуло из воды. – Заходи, если что.
– Пошли, что ль, брат Иван?
– Пошли, – кивнул тот, вешая котомку на плечо, и подозрительно покосился на сидящих в воде бесов.
Бесы сверлили Ивана Царевича яростными взглядами, но помалкивали. С кузнецом свяжешься – себе дороже выйдет. Да и злобу, если честно, они больше на Кощея держали, чем на Якова с Иваном Царевичем. Подумаешь, Кощей выискался! Нахальный он больно. Пришел, застращал, раскомандовался, бесами править взялся! Отродясь такого не бывало, чтоб бесы подчинялись кому! К тому же неясно еще, кто пострашнее будет: Кощей али кузнец. Да и где он, Кощей этот? А кузнец с лопатой – вот он, рядом. К тому же чего бесы от Кощея видали, окромя угроз? А кузнец хоть и подзатыльник добрый может отвесить за шалость бесовскую, так ведь дома у себя принял, самогону не пожалел. И даже летать учил! Так что Кощей пущай сам со своими проблемами и разбирается. Фигу ему без масла – бесы Кощею в слуги не нанимались!
Воротились до дому Иван Царевич с Яковом, на лавке перед домом отсиделись, квасу испили. Потом Яков в кузню к себе ушел, а Иван Царевич разрушения от гульбы ночной восстанавливать взялся, меч-кладенец ожидаючи. Ограду в порядок привел, в дому чистоту устроил, перепаханную кувалдой землю на грядки ровные разбил, а Яков в кузне все тюк да тюк молотом. Иван Царевич аж извелся весь от ожидания. В путь-дорогу пора, день заполдень перевалил. И вдруг слышит – тишина в кузне подозрительная настала. Никак Яков работу закончил?!
Иван Царевич туда быстрей.
А в кузне Яков стоит, в руке могучей меч длинный держит на рукоятке красивой. Длинен тот меч, широк, блеском голубоватым сверкает, так и просится в руки. Разинул рот Иван Царевич – отродясь таких красивых мечей не видывал! Вот бы в руки взять, лезвие опробовать да мах проверить.
– Дай, – говорит, – подержать!
– На! – Яков меч ему протягивает. – Только осторожнее.
– Не учи, сам с усам.
Подхватил меч Иван Царевич и едва из рук не выпустил. Тяжел больно меч для руки его, даже для двух, словно гиря шестипудовая. А Яков стоит, руки на груди сложил, над Иваном Царевичем посмеивается.
– Говорил же, не сдюжишь.
– Сдюжу! – отвечает тот и все конец меча силится от земли оторвать. – Вот сейчас, только поднатужусь чуток.
Тужился, тужился да не выходит ничего.
Расстроился Иван Царевич, на кузнеца волком смотрит.
– Чего не так? – Яков спрашивает.
– А того, – отвечает Иван Царевич. – Это ты назло мне потяжелей его сделал, да?
– Дурень ты, брат Иван! – не обиделся кузнец, а только рассмеялся беззлобно.
– И чего вы все меня дурнем-то обзываете? – еще пуще разобиделся Иван Царевич. – Леший, баба-яга, ты вот еще.
– А кто ж ты есть, коли советов дельных не слушаешь? Меч сей из многих слоев кован, чтоб крепче был. Железо так умято, что чего хошь рассечет. Потому и тяжел он. Говорил я тебе давеча, да не верил ты.
Взял Яков меч из рук Ивана Царевича, вышел на двор, на каменюку здоровенную, что у калитки лежала, замахнулся. Хрясь! Каменюка напополам развалилась, а мечу хоть бы хны: царапинка бы где какая образовалась али щербинка – ничего!
– Ну как? – спрашивает кузнец.
– Здорово! – дернул головой Иван Царевич. – Только что мне с ним делать-то теперь?
– Эх, – махнул ручищей кузнец. – Видать, придется мне с тобой идтить. Не пропадать же такому мечу. Да и Кощей изрядно уж измучил, житья от него нет. Давно пора ему точки где полагается наставить.
Сказал так и в дорогу засобирался.
Руки, лицо умыл, снеди на дорожку собрал в сумищу здоровенную, меч за пояс заткнул, на двор опять вышел и все двери крепко затворил, чтоб в дом влезть никто не надумал. Пустая то работа, конечно, была – двери затворять. Кузнец в своей округе личность больно известная, кто рискнет к нему в дом забраться? Но порядок, как считал Яков, во всем должон быть!
– Пошли, что ль? – спросил Кузнец у Ивана Царевича, как с делами со всеми размотался.
А тот уж обождался весь. С лавочки вскочил, рубаху оправил, лук со стрелами да котомку на плечо вскинул и шапку на голову нахлобучил – куда ж без шапки-то честному человеку!
– Пошли! – отвечает кузнецу.
И затопали они дружно вниз по склону холма.
Яков все время оборачивается, на дом покинутый оглядывается, вздыхает. Да что тут поделаешь: сам вызвался идти.
А Иван Царевич и счастлив, что попутчика нежданного-негаданного нашел. Вдвоем-то оно веселее в путь-дорогу отправляться, а уж с таким, как Яков, и подавно. С таким напарником хоть бесам хвосты крутить, хоть Кощею кулачищем в морду дать. А что? С такой силищей, как у Якова, может, и меч вовсе не понадобится.
Не склонен был Иван Царевич к пустым кровопролитиям. Вот в глаз засветить али в лоб – это дело, это по-мужски: позлились, кулаками помахали, расцеловались – и опять друзья. Конечно, не всегда так получалось. Иной раз и меча мало, чтоб пакость всякую из человека выковырнуть. Тем более из Кощея подлого. Да что гадать, там видно будет, как дело-то обернется…
Глава 13. Старуха Языковна
В зале царской кощеевой было сумрачно, безлюдно и скучно. На сложенных из серого камня столбах, подпиравших высокий потолок, колыхались бледные полотнища паутины, навивая тоску. В темных углах кто-то
